Просмотр кода страницы 133. Владимир Набоков. Лолита. Весна в Фиальте

'''Владимир Набоков. Лолита. Весна в Фиальте'''


Здравствуйте, дорогие друзья! Усаживайтесь поближе и включайте звук своих компьютеров на полную громкость. Сегодня мы вам расскажем о творчестве замечательного русского писателя Владимира Набокова. 


Всё. Можно начинать. Други мои, дорогие ютубографы и ютубографки, или ютубографини. Надо сказать, что наш творческий коллектив в течение длительного времени вынашивает, вот, идею, у него есть мечта наладить какой-то диалог между нашим ютуб-каналом и другими ютуб-каналами, но пока, вот, не получается. Наш историк, Клетчатый, он попытался комментировать выпуски, посвящённые советской истории Парфёнова, тут же нас заблокировали, сказали, что мы воруем чужие материалы, ну, как-то, очень все испугались, это не пошло. Ну и, собственно, материалы, которые на ютуб-каналах публикуются не вызывают большого желания с ними как-то полемизировать, и нам бы хотелось, конечно, не столько критиковать, сколько включаться в какой-то диалог. 


Ну, вот, недавно я увидел материал на Ютубе, который мне показался достойным ответа – это материал Армена Захаряна, молодого, ну, по сравнению со мной молодого, литературоведа. Ютуб- канал называется «Армен и Фёдор», и там была передача, посвящённая переводу Набокова, его же произведения «Лолита». Он его, как известно, сначала написал на английском, а потом, через довольно значительный промежуток времени, сам же перевёл на русский язык. И эта передача называется «Кошмар на улице ильмов», обыгрывает название фильма известного «Кошмар на улице вязов». Дело в том, что Набоков в своём русском переводе называет вязы то «вязами», то «ильмами», причём делает это совершенно бессмысленно, хаотично, никак не связано с развитием сюжета, и это постоянный недостаток его перевода. Перевод сделан достаточно небрежно. И, вот, Армен Захарян громит этот перевод, и это интересно, потому что, ну, насколько я знаю, до сих пор никому из набоковедов не пришло в голову вот так серьёзно этим вопросом заняться. 


Надо сказать, что сам этот материал он очень хорошо сделан, и, если брать качество наших роликов, ну, это хуже на два порядка. Видно, что там хороший сплочённый коллектив. Автор передачи, вот, он очень много готовится, у него очень хорошая речь, лексика, он прекрасно говорит на нескольких иностранных языках, и единственный недостаток, что он говорит слишком правильно, слишком хорошо, и когда это длится уже тридцать-сорок и больше минут, это начинает раздражать. Так же, как раздражает слишком резкая и чёткая картинка. Я бы советовал, конечно, уважаемому автору, симпатичному милому человеку, время от времени в следующих передачах не совершать таких ошибок, и как раз совершать ошибки, чтобы их не совершать. Опрокинуть на себя раскалённый чайник случайно, там, как-то сильно икнуть, что-то уронить, ещё, вот, сказать какую-нибудь фразу неудачную, потом поправиться – это очень нравится зрителям, и они готовы в этом случае слушать и смотреть на человека бесконечно. 


Ну, если говорить более серьёзно, передача Армена Захаряна состоит из двух частей: первая часть, вот, он, там, громит бедного Набокова, над ним насмехается, и, действительно, в его вот этой филиппике есть много верного, я бы даже сказал всё очень верно и по делу сказано. На самом деле он приводит такие примеры, что Набоков breakfast, это слово, то переводит на русский язык, то не переводит, и в разных этих случаях это никак не обусловлено филологическим контекстом повествования. Набоков не знает, по мнению Армена Захаряна, современного ему русского языка, то есть, языка начала и середины 60-х годов двадцатого века. Я, думаю, это справедливо, потому что и сам Набоков про это говорил, и говорил про это как раз в связи с переводом «Лолиты» на русский язык. Он сказал, что, вот, его филологический инструментарий в данном случае всё ему больше напоминал отмычку, и он там ковырялся в этом ржавом замке русского языка и действовал достаточно неуклюже. Но, с другой стороны, мне кажется, что и автор передачи «Кошмар на улице ильмов» не очень чётко представляет себе филологическую ситуацию в шестидесятые годы двадцатого века в России. Например, ему кажется, что в это время слово «попкорн», или слово «джинсы», были общеупотребимыми, поэтому Набокову не нужно было в переводе «Лолиты» расшаркиваться и пояснять, что это такое. На самом деле это не совсем так. Слово попкорн в 60-е годы было, но оно примерно так же воспринималось как в восьмидесятые годы двадцатого века воспринималось, там, допустим, слово «уоки-токи», то есть, в принципе, так можно было сказать по-русски, но это был такой очень сильный американизм, и большинству людей непонятный, требующий пояснений; что такое попкорн стало всем ясно позднее – это 70-80-е годы. И то же самое касается слова «джинсы». Тогда говорили не «джинсы», а «техасы», и я, вот, маленьким мальчиком ходил не в джинсах, а в техасах. А джинсы это, вот, 70-е годы, окончательно уже это слово вошло общий обиход и стало всем понятно скорее уже в начале 80-х, конце 70-х. Ну это, конечно, такие мелкие придирки, в целом автор правильно, там, про всё это говорит, и когда он приводит все эти примеры подряд, видно, что Набоков достаточно небрежно отнёсся к переводу, что очень странно для такого человека. Он, конечно, выдающийся филолог, человек, который преподавал русскую литературу в течение длительного времени, и это такой, вот, пурист. Достаточно вспомнить его комментарии к Евгению Онегину, и вдруг, вот, спустя рукава он, значит, сделал такой перевод. Ну, наверное, в той или иной степени это связано с возрастом, потому что «Лолита» была написана Набоковым в 54 года, а перевёл он ею на русский язык, когда ему было 66, а это очень большая, поверьте мне, разница в возрасте. Потому что после 60 начинается стремительная деградация головного мозга, и человек уже с каждым годом угасает, и филологический талант, исключительные филологические способности Набокова, они, вот, к этому времени стали уже угасать. Он что-то в это время писал, но это не были самые его лучшие произведения. Тем более он писал в это время, в основном, на английском, и русский язык, ну, в той именно степени, стал подзабывать, о чём сам и сказал, в послесловии к «Лолите», на русском. 


Но это, конечно, не главное. Надо сказать, что мне понравилась передача Захаряна в том числе потому, что он очень тактично подошёл к этой теме, и вторая часть его передачи была посвящена как раз достоинствам перевода Лолиты, он говорил, что Набоков очень хорошо переводил всякого рода литературные каламбуры, которыми насыщен английский текст Лолиты, он их переводил в большинстве случаев, конечно, не буквально, это было невозможно, он подбирал эквиваленты, эквиваленты очень удачные. Но те примеры, которые он привёл, по-моему, совершенно неудачные, и в этом смысле можно сказать, что, вот, именно с этой частью передачи я категорически не согласен. Всякого рода филологические кунштюки в «Лолите» дурацкие, пошлые, на уровне табло-барахло, и это, ну, чуть-чуть выше барачного юмора кокни. Там, знаете, «жалко у пчёлки в попке», «сделал дело –  слезай с тела», «через плечо – не горячо», «сколько время - два еврея», ну, вот, на этом уровне. И это производит совершенно обескураживающее впечатление на вдумчивого читателя. Я уверен, что если брать английский язык, американский-английский, то там все вот эти филологические штучки немногим лучше. Существует известная такая филологическая игра, связанная с Куильти, который похитил Лолиту у Гумберта, он гнался за ним, и читал в придорожных гостиницах эти записи, которые оставлял, записи постояльцев, которые оставлял этот Куильти, и он таким образом над ним насмехался, это считается очень тонкой игрой, но ничего тонкого там нет. Там обыгрывается ассоциация «Лолиты» с произведением стихотворным Эдгара По, и героиню этого произведения Набоков, вот, подарил Гумберту, который в молодости был влюблён в девочку, которая имела такое же имя и фамилию, но это очень всё слабо, понимаете, это на уровне домашней версификации, когда рифмы и метафоры кажутся ценными сами по себе, просто самим фактом своего бытия. Никакого здесь внутреннего смысла нету, и, честно говоря, я затрудняюсь припомнить хотя бы один действительно интересный намёк, каламбур, анаграмму из этого произведения. Я, правда, читал «Лолиту» очень давно, но я читал очень внимательно и очень вдумчиво, на уровне прямо, вот, конспектирования, я использовал многие фрагменты из «Лолиты» в своём романе «Бесконечный тупик» и, конечно, я бы запомнил всё стоящее и интересное. Этого стоящего и интересного в этом произведении я вспомнить сейчас не могу. При этом в русскоязычной Википедии «Лолита» характеризуется следующим образом: «“Лолита” является наиболее известным из всех романов Набокова, и демонстрирует любовь писателя к сложной игре слов и описательным деталям, которые характерны для всех его работ». Ну... описательные детали там есть, но они тоже, вот, так себе. Вроде того, что Набоков писал, вот, журчание ручейка жизни в животе Лолиты было такое же, как у её матери. Ну, достаточно сомнительные филологически красоты, а вот что касается не описательных деталей, а сложной игры слов, как я уже сказал, там никакой особой игры слов нет. Эта игра простая до идиотизма. В общем, как сказал американский полицейский в «Брате 2»: «Красивых домов в этом районе нет». 


Смысл этого произведения Набокова, великого произведения, как и большинство романов и рассказов этого человека – вовсе не в филологии. Шутки там средние, и, кроме все прочего, это какие-то натужные фокусы-покусы пожилого человека, потерявшего вкус к жизни. Дело в том, что настоящий смысл этого произведения внутренне понятный автору, но прямо им не декларируемый нигде – это противоречие между жизнью сноба и аристократа, и тем, что его аристократизм и снобизм ни на чём не основаны. Гумберт – это альтер эго автора, это от его имени ведётся повествование этого произведения – это литературовед, сноб, который относится свысока даже не к людям, а к реальности. Эта жизненная позиция вступает в противоречие с тем, кем этот человек является на самом деле, и чем он занимается. Реально – это ничтожный эмигрант, не приспособленный к реальной какой-то бытовой жизни, занимающийся каким-то социальным эскапизмом, и его даже нельзя считать каким-то развратником, потому что, вот, то дело, которым он занимается на протяжение всего произведения, и дело в кавычках, то есть, растление малолетней, даже здесь он является на самом деле пассивной величиной. Это произошло не в результате какого-то его преступного, там, явного деяния, а просто это стечение обстоятельств: его жена попадает под машину, он в этом принимает участие, но совершенно косвенное; она читает его дневник, узнаёт, что он педофил, нервничает, бежит куда-то на почту, попадает под машину. Конечно, косвенно он виновен в её смерти, но реально он абсолютно здесь невиновен. И точно так же там нет никакого растления этой Лолиты. Лолита – это такой развитый, в кавычках, подросток, который сама развращает, так сказать, Гумберта, она сама на него набрасывается, у неё есть половой опыт, и, таким образом, не он её, а она его растлила. То есть, здесь присутствует в сюжете такой вот deus ex machina, и даже два, точнее не deus, а diablo. Это, вот, первое – это устранение матери, а второе – это, вот, наоборот толкание в объятия Гумберту, вот, этой Лолиты. 


И как бы действовал на месте Гумберта настоящий аристократ? Он сознательно убил бы вот эту свою жену, и, конечно, он не упустил бы вот этого ребёнка, Лолиту. Лолиту Гумберт прошляпил, и своё счастье – её украли у него, а вот у настоящего аристократа не украли бы. Он бы расправился с похитителем, но не в стиле и мещанской оперетты, как это сделал Гумберт, когда в конце концов его вычислил, а по умному, с железным алиби. И, конечно, аристократ вообще никогда не попал бы в Америку, потому что в Америке аристократу делать нечего. 


И кто такой Гумберт? Гумберт – это сам Набоков, который на самом деле никогда не был аристократом. Он аристократа из себя только корчил, в результате чего и произошла коллизия, описанная в «Лолите». Всемирная слава пришла к Набокову, как к жалкому эмигранту и автору крайне сомнительного произведения, и, в том числе, произведения филологически ущербного. В какой степени и филологические шутки Гумберта были шутками самого Набокова? К сожалению, в гораздо большей степени, чем этого хотелось, но Набоков это чувствовал, и он, как и свойственно великому мастеру, сделал свою слабость своей сильной стороной. 


Я сказал, что Набоков не был аристократом – поясню свою мысль. Матерь Набокова была из рода старообрядческих купцов Рукавишниковых. Рукавишниковы получили дворянство только в восьмидесятые годы 19 века, незадолго до рождения Набокова. Это были очень богатые люди, миллионеры. Отец был достаточно бедным, таким, вот, столбовым дворянином, но он был расстригой-разгильдяем, с позором выгнанным с придворной службы; он был камер-юнкером, и его выгнали. Он неоднократно сидел в тюрьме, он уклонялся от дуэли. Когда началась первая мировая война – он уклонялся от фронта, а потом запятнал себя участием в самозванном временном правительстве. И, наконец, его в 1922 году убили прямо на сцене, вот, в Берлине, каких-то два шута, опереточных персонажа. И, вот, он в возрасте 52 лет и завершил свою карьеру – карьеру Арлекино, Пьеро, но никак не серьёзного политического деятеля и представителя русской аристократии. Конечно, для сына Набоков старший, тоже Владимир, он был несомненным авторитетом, и Владимир Владимирович трогательно любил своего отца, считал его смерть мужественным поступком, что, вот, он защитил, таким образом, ценой своей жизни, Милюкова, которого хотели, там, убить террористы. Но беда в том, что вот все эти чувства находились в разительном противоречии с фактами, а сам Набоков был великим реалистом, по сравнению с которым Лев Толстой, который прославился беспощадным срыванием всех и всяческих масок был, ну, таким жалким идеалистом. 


Вы можете прочитать небольшой рассказ Набокова, если вы не читали, «Весна в Фиальте». Это рассказ про любовь людей, и любовь не обязательно половую. И это также рассказ Набокова-сына о любви к своему непутёвому отцу. Рассказ Набокова говорит о том, что любовь человека – это любовь разумного существа, и она всегда происходит при свете разума. Человек не может быть в темноте – он всегда любит, освещённый прожекторами, и его положение в этом состоянии – это положение жалкого ничтожества. Я имею в виду любовь, вот, в её проявлении сексуальном. Но человек несмотря на это продолжает любить вполне, понимая ничтожность своего поведения, и эта сложная тема гениально, филигранно показана в этом небольшом рассказе, где Набоков, вот, выступает в виде какого-то виртуоза, Паганини, который играет на одной струне. 


Существует известное место в лекциях о русской литературе, которые были прочитаны как раз в момент когда Набоков стал известным, а он стал известным после написания «Лолиты» и публикации этого произведения. В течение одного-двух лет он превратился в миллионера, и превратился…а до этого он был бедным человеком, ну, нижняя часть среднего класса, верхняя часть нижнего класса. И он постоянно работал, работал, работал, чтобы поддерживать минимальный уровень сносного существования в американской глубинке, а до этого в европейской эмиграции. Он внезапно стал богатым человеком и признанным мэтром, окружённым такой вот скандальной славой. До этого никто о Набокове ничего не знал. Его знали, и хорошо знали, в русской эмиграции, и считали справедливо выдающимся, многие считали выдающимся писателем и очень хорошим поэтом. Но даже во Франции, центре русской эмиграции, в 20-30-е годы, никто о Набокове ничего не знал. Он прославился благодаря «Лолите». 


И, вот, он говорит о пошлости. А что такое пошлость? Пошлость, по мнению Набокова, это особое русское слово, русское понятие, которого нет в иностранных языках, и в английском языке есть много терминов которые в той или иной степени суммарно выражают смысл этого понятия. В других языках примерно тоже самое, ну, вот, он немецкому языку отказывал в этом. Он был, в известный момент стал германофобом, и уверял всех, что он германофоб. На самом деле он был германофилом, и длительное время жил в эмиграции как раз не во Франции, как это должен был он делать, прекрасно зная французский язык, а в Германии. Ему очень не понравился нацизм и сопутствующие вещи, и его настроили против немцев ещё до этого, в Англии, где он учился в университете. Кстати, человеком, который подтолкнул, вот, весь этот процесс признания Набокова, Грэм Грин, английский писатель, и сотрудник английской разведки, близко в своём время общавшийся с Кимом Филби – вот он сразу счёл это произведение очень важным, гениальным, и сделал очень многое для популяризации Набокова. 


Так вот пошлость. Что такое пошлость по Набокову? Он довольно много по этому поводу говорит, я думаю это известный его текст, большинство из вас его читали, с ним знакомы, его можно прочесть, он небольшой, там есть какие-то внутренние противоречия, но Набоков нам силится сказать, делает попытки сказать, но до конца не высказывая эту мысль, потому что, может быть, он не находит нужных слов, что пошлость это недоделанность. Пошлые люди, пошлые вещи – это вещи недоделанные, незавершённые, несовершенные, разваливающиеся. То есть, это фасады и фантомы, они внешне могут производить впечатление цельных произведений, цельных людей, которые говорят какие-то правильные вещи, пишут о каких-то важных вещах, но, оказывается, у них есть внутренний дефект, который обессмысливает все их построения. И при этом Набоков, это очень важно, он специально подчёркивает, что он не имеет виду, когда говорит о пошлости, например, жёлтую прессу, комиксы о Супермене и так далее, потому что как раз эти вещи – он об этом мысль не развивает, но это логично вытекает, вот, от слова недоделанность – это как раз вещи доделанные, они решают свою задачу, а эта задача очень маленькая, и я берусь даже вот дополнить Набокова. Он, там, говорит о рекламе, о том, что символом пошлости для него является реклама, вот, рекламный проспект, где сияющий глава семейства покупает телевизор, а все вокруг, вот, хлопают в ладоши, там, плачут от радости и так далее, так далее. Само по себе реклама тоже выполняет свои цели, и реклама становится пошлостью, когда претендует на создание модели жизни и сеттинга обитания человека, подменяет какие-то серьёзные, важные понятия, а сама по себе реклама телевизора, там, или автомобиля, что здесь, так сказать, плохого? Но когда эта реклама массовая, она заполняет огромное количество ресурсов информационных, и начинает навязывать стереотипы поведения, связанные не только с приобретением товара, но и с нормами жизни – бытовой, социальной, даже политической – вот это и есть квинтэссенция пошлости. 


Что такое «Лолита» для человека, который, вот, именно в это время высказал все эти мысли о пошлости. Ведь все литературоведы обратили внимание, они знают, что затравка «Лолиты» находится в «Даре», который был написан двадцатью годами раньше. Там есть фраза эмигрантского бравурного пошляка Щёголева, который советует герою авторскому, автору, фактически, Годунову-Чердынцеву написать произведение, посвящённое теме «Лолиты». То есть, он говорит Годунову-Чердынцеву: 


«Вот представьте себе такую историю: старый пёс, — но ещё в соку, с огнём, с жаждой счастья, — знакомится с вдовицей, а у неё дочка, совсем ещё девочка, — знаете, когда ещё ничего не оформилось, а уже ходит так, что с ума сойти».


Ну, вот, эта его идея инкрустирована в повествование и в сюжет «Дара», и в этой раме она выглядит не просто как пошлость, а просто, вот, такое издевательство над автором. И вот Набоков взял этот сюжет и развил его в отдельное произведение. И тут же он пишет о пошлости, читает лекции о пошлости. А что такое «Лолита»? Это и есть квинтэссенция пошлости – это пошлый сюжет, там пошлые мысли, пошлые шутки, и пошлая вся эта история – растления какой-то американской дуры, и страна для Набокова прежде всего, Америка – это страна пошляков и страна дураков. 


И в контексте этого давайте прочтём некоторые высказывания самого Набокова об этом произведении, «Лолите». Вот, википедия. Я беру Википедию, потому что это некоторый такой средний уровень, срез, показывающий общее отношение, в частности, русскоязычной филологии к этому замечательному писателю: 


«Набоков считал «Лолиту» своим вершинным достижением, как он сказал “серьёзной книгой, написанной с серьёзной целью”, и неустанно защищал честь любимого детища в письмах и интервью. Например, в пятьдесят девятом году он писал: “Лолита – патетическая книга…”» – само выражение «патетическая книга» – это уже верх пошлости – «”…рассказывающая о печальной судьбе ребёнка, вполне обыкновенной маленькой девочке, захваченной отвратительным и бессердечным человеком"». Далее. «Критики не поняли, что «Лолита» в глубине своей произведение нежное, по-своему пронизанная добротой. В конце Гумберт догадывается, что разрушил лолитино детство, и поэтому страдает. Это роман, вызывающий сострадание. Гумберт перепутал патологию любви с человеческой любовью, и мучается угрызениями совести, и тогда-то понимает, почему он пишет книгу». И дальше уже на уровне какого-то фантастического издевательства над берущими интервью, там, и так далее. «Если бы у меня была дочь, то я сделал бы Гумберта педерастом. Сначала я написал небольшой рассказ на эту же тему. Главного героя звали Артуром, они путешествовали через всю Францию, но я и не опубликовал ту вещь, девочка была неживой, она едва говорила, постепенно я смог придать ей подобие жизни. Однажды, взяв рукопись я уже направился к мусоросжигалке, но моя жена мне сказала «подожди немного», и я послушно вернулся к работе, но мне было очень трудно заставить себя. Вы же видите – я нормальный человек. Я заходил в школы под предлогом устроить туда свою дочь, но на самом деле у меня не было никакой дочери. Для «Лолиты» я брал у одной маленькой девочки, заходившей в гости к моему сыну, руку, а у другой – коленную чашечку». 


Но надо знать Набокова и его склонность к язвительности к высмеиванию оппонентов и издевательству над интервьюерами, чтобы понимать накал сарказма, когда он всю эту ерунду говорил. 


Действительно, а в чем загадочная притягательность этого произведения, несомненно великого? Если представить, что там говорится о том, о чем говорит Набоков – ну, это идиотизм какой-то, и там ничего этого нет. И, конечно, это странная особенность «Лолиты», там описываются сцены, очень эротичные, и сам сюжет этого произведения – он заводит. Он и сейчас заводит, то, что сейчас педофилия она как-то окрепла и сцементирована уже общественным таким неприятием, но в то время это было ещё более, так сказать, такая вещь, двусмысленная, с перцем и горчицей. Но каждый человек, который читал «Лолиту», он понимает, что там вообще никакого секса нет, ещё это абсолютно не про это. Ну, вот, такое ощущение, да. Вроде всё описываются, всё есть… Это не то, чтобы, там, порнография, это ясно, никакой порнографии там нет, но это и не эротика. А что же это тогда такое, о чем это произведение? А это произведение о пошлости. Это произведение о Соединённых Штатах Америки, где эту книгу читают и считают великим произведением. Эта книга — о западе, который, после доминирования Америки, в целом превратился в конгломерат государств, которые управляются пошляками, и интеллигенция которых тоже состоит из пошляков. Это очень грустная и страшная насмешка над самим собой. Над тем, в кого судьба и жизненные обстоятельства превратили великого русского писателя, автора «Дара», автора замечательных мемуаров, автора «Защиты Лужина» и других тонких произведений, и где есть, как раз, вот эта филологическая игра, которой нет в «Лолите» и быть не может. Она там есть, но это филологическая игра пошляков. И, повторяю, Набоков не сделал это абсолютно сознательно. Он в той или иной степени деградировал, опошлился, был сломлен судьбой и всем ходом мировой истории, которая превратила его в апатрида. Но поскольку это великий человек, он свой проигрыш сделал выигрышем, и пошлую, ничтожную книгу, написанную для дураков, превратил в великое произведение — для очень умных и образованных людей, которые читают это произведение и видят Гоголя, который издевается над тупыми читателями, Грэмами Гринами. И это даёт «Лолите» такой вот странный нерв. Человек, совершенно не понимающий внутреннего смысла и всего злорадства этого текста, он все равно чувствует это, и поэтому, повторяю, это приводит к странной такой магии этого произведения, оно читается, оно просветляет человека, а не опошляет, она его настраивает, а не расстраивает, и, повторяю, оно, вот, абсолютно не сексуально, потому что это не про секс и не про эротику, это про искусство, великое искусство, и это про совершенство и несовершенство. «Лолита» описывает несовершенный, убогий, пошлый мир, но делает это настолько совершенно и настолько сложно, что наступает искупление и просветление, и, в конце концов, даже и Америка и американцы, они после «Лолиты» вроде как-то относительно и приемлемы. Ну вот они такие ребята, ничего не поделаешь, пускай они живут, пускай читают свою эту «Лолиту», которую им написал великий русский писатель, не понимая, что он написал, что это означает для них, и пускай это будет элементом массовой культуры, и в том числе массовой культуры журнальчиков для девочек пошленьких таких вот, которые почитывала «Лолита». И, как известно, Набоков преподавал филологию в Америке кому? Вот таким же Лолитам, чуть-чуть поумнее девочкам. Читал лекции о Пушкине, Достоевском, Набокове, и получал за это небольшую денежку.


Ну, наверное, я на этом прервусь, может быть, моя лекция была не очень продолжительной, но, надеюсь, в той или иной степени содержательной. Вот Наташа говорит, что маловато времени, надо, может быть, побольше немножко. Но обращу внимание на ещё, может быть, на «Дар». 


«Дар» – это центральное произведение Набокова, написанное им на пике его способностей литературных, и это произведение написано о себе, это автобиографическое произведение. Там изображён Чернышевский, такой вот антипод Годунова-Чердынцева, а кто такой Чернышевский? А это вот как раз пошляк, абсолютный пошляк, который писал саморазваливающиеся книги недоделанные, сам был таким недоделанным, недоделанной была его жена, недоделанной была его жизнь. И, как известно, эта часть «Дара» вызвала крайнее озлобление эмигрантских пошляков, и они запретили публикацию этой части в эмигрантских журналах, а больше Набокову публиковаться было негде. 


И вот здесь мы подходим к определению того, что такое всё-таки вот это русское слово пошлость. Русское слово пошлость, в том смысле, в котором его употреблял Набоков, как типичный русский интеллигент, человек своего поколения, оно появилось в предреволюционные годы, и оно означало, прежде всего, некоторую дворянскую брезгливость к людям мещанского сословия, недостаточно культурным, недостаточно образованным, людям грубым, и, одновременно, это была, это был элемент революционной риторики, и пошляками называли тех, кто поддерживал царя, и государственный строй, который существовал в России. Это слово было политически ангажированные, это был некоторый маркёр, и после революции слово пошлость вошло в состав 100 наиболее употребимых слов русского языка. Потому что если мы откроем советские газеты, то там на каждой странице «пошлость», «пошлость», «пошлость», «пошлость». Кого называют пошляками? Интеллигентов, всех людей, которые, вот, советскую власть не признают. Человек пишет где-нибудь в эмиграции, что вот он возмущён произволом советских карательных органов и так далее, а ему в «Правде» отвечает борзописец: «А ты пошляк». Таким образом, главное пошлое слово в русском языке – это само слово пошлость. Оно тоже недоделанное, его пытался доделать Набоков, придав ему некоторый метафизический смысл, но он вот так и не нашёл какого-то эквивалента западного этому слову, потому что это слово, этот термин, он самопротиворечив, и он показывает, обозначает не только понятия, но он обозначает и некоторые явления, и даёт характеристику людям, которые постоянно говорят о пошлости. Это также, как, допустим, слово «быдло». Если человек употребляет слово «быдло», при этом, естественно, в позитивном контексте, там, говорят «вот для вас все люди – это «быдло». «Быдло» — это не русское слово, это слово, пришедшее с Украины, русские так не говорят, и это слово маркёр. Если человек говорит «быдло», то он, наверное, гэкает, и, наверное, у него очень грубые политические и этнические какие-то взгляды, с ним лучше не общаться. Вот, к сожалению, слово пошлость, до того, как Набоков попытался его превратить в нечто важное и серьёзное – это тоже был такой вот маркёр, был такой маркёр. 


Кто советует Годунову-Чердынцеву написать «Лолиту» в «Даре»? Это человек по фамилии Щёголев. Это, конечно, не случайно. Павел Елисеевич Щёголев - это крупнейший советский пушкинист, друг Алексея Толстого, человека, который являлся личным врагом близкого Набокову Ходасевича, и всё его поведение, этого Щёголева, который был таким вот отвратительным человеком, очень-очень неопрятным, склонным к воровству, плагиату, обману, доносительству, и внешние черты Щёголева в романе это в значительной степени черты, вот, Щёголева –советского пушкиниста. Я думаю, он как Алексей Толстой, были для Набокова такими вот символами, олицетворением пошлости. 


Ну, немножко я исправил ситуацию, немножко ещё что-то сказал. Конечно, я могу сказать ещё что-то больше и так далее, но я и задумывал вот эту сегодняшнюю лекцию как скорее реплику. Набокову можно посвящать десятки лекций и всё равно не исчерпать тему, потому что это особенность великих людей, великих людей, которые написали великие произведения, и великое произведение, в частности, отличается от других произведений тем, что его можно читать много раз и каждый раз находить там что-то новое. А вот в произведении пошлом вы никогда ничего нового не найдёте. И если бы «Лолита» была написана так, как это декларировал сам автор публично, то «Лолиту» можно было прочесть один раз, и,  наверное, забыть. Но вы можете читать «Лолиту» раз, там, в пять-десять лет, перечитывать, и вы постоянно будете находить там новое, новое, новое, потому что это произведение с огромным внутренним содержанием и внутренним объёмом. Разумеется, я этот объем не исчерпал этой лекцией.


Ну что же, хочу вас поблагодарить за внимание, присылайте донат подписывайтесь на Патреон, задавайте вопросы, исправляйте ошибки, будьте всегда с нами, и я скромно надеюсь, что, может быть, автор интересной передачи о «Лолите» Набокова, о переводе Набокова, он как-то отреагирует на нашу лекцию, может быть, её исправит, может быть, упрекнёт в пошлости, может быть, сделает что-то ещё. В любом случае нам это было бы приятно, потому что я считаю, что лекция вот этого человека – она хорошая, она интересная, и я советую вам её посмотреть. Вот публикую ссылку на неё. До новых встреч. 


Забыли традиционный глоток литературоведа из волшебной фляжки. Как-то вот заговорились. Армен – за ваше здоровье, за то, чтобы вы у нас радовали такими хорошими прекрасными роликами и дальше. Вот теперь все.

<br />