038. История английского политика Бернарда Шоу. Часть II
1. История Джи-Би-Эс – музыкальный критик Небаба, измученный нарзаном. Травля Генри Ирвинга. Бернард Шоу и Лев Толстой.
2. Шоу на лыжне государственного пропагандиста: англо-бурская война и ирландский вопрос. Сломанное кресло и высочайшее внимание.
3. Ужасный люцифер Бобриков и что ожидало Финляндию под эгидой просвещенных мореплавателей.
4. Бойкот Шоу после начала первой мировой войны. Англичане сидят на своем кокаине: Джером Джером и «The Coterie». Дальновидность английского «пацифизма на экспорт».
5. «Дом, где разбиваются сердца» и «Вишневый сад». Чехов и Шоу – дуэт скрипки и балалайки.
I
Други мои! Дорогие Ютубоеды и Ютубоедки!
Сегодня мы продолжаем наш рассказ о знаменитом английском драматурге Бернарде Шоу. В прошлой лекции я сказал, что правители Великобритании убили премьер-министра Канады во время начала Второй Мировой войны. Меня поправили, что речь идет о генерал-губернаторе Канадского доминиона. Очень хорошо, что вы следите за тем, что я говорю, проверяете, смотрите какую-то дополнительную информацию и сами меня исправляете, и попутно, наверное, открываете для себя еще много-много нового. Это мой метод. Я стараюсь в условиях гиперинформационного общества давать некоторые наводки, некоторые общие направления поисков. А дальше при помощи поисковых систем и системы ссылок вы можете уходить сколь угодно далеко и находить для себя очень много важной информации. Как правило, я показываю такие ответвления, где можно почерпнуть для себя много важных фактов.
Итак, в прошлый раз мы остановились на начале творческой биографии Бернарда Шоу, которая приходится на середину 80-х годов 19 века. Его знакомства среди лондонской либеральной интеллигенции привели к тому, что он довольно быстро нашел хороший источник заработка. Он стал работать – это его первая литературная работа – музыкальным критиком. Ну, само по себе довольно сомнительное занятие, потому что музыкальный критик – это что-то вроде радиорепортажа о футбольном матче. Таковые до развития эпохи телевидения действительно были и даже пользовались большой популярностью. Но это нечто такое странное. Вот этой странной такой деятельностью стал заниматься Бернард Шоу. Он обладал небольшими познаниями в музыке, немножко играл. Но, конечно, никаким специалистом в этой области он не был. Но таковыми специалистами не были и все остальные музыкальные критики. А это был тогда достаточно популярный жанр. То есть люди ходили на концерты, слушали музыку, а потом высказывали свои впечатления почтенной публике. Бернард Шоу сразу занял позицию такого очень едкого, сатирического обозревателя. Примерно всё это звучало таким образом. Он говорил, что вот он пришел на концерт модного пианиста, на сцену вышел стройный юноша с тонкими одухотворенными чертами лица, он скромно сел к концертному роялю и стал с огромной силой вколачивать клавиши в рояль, что Бернарда Шоу очень испугало, потому что он стал бояться, что юноша сломает себе пальцы. А что еще более важно, что рояль стоил больших денег и он подумал, что он может его сломать. Ну вот дальше в таком же духе он забавлял публику, фактически являясь тем, кого мы сейчас называем троллями сетевыми. Очень быстро ему перестали давать приглашения на концерты. Но он себе отвоевал такое небольшое место под солнцем. Нельзя сказать, что про него так сильно заговорили, но стали думать... Стали при беседах иногда припоминать, что есть такой странный музыкальный критик, очень похожий на бывшего полицейского по фамилии Небаба. Я напомню, что это такой вот виртуальный персонаж произведения Михаила Булгакова «Золотой теленок». Бывший полицейский, а ныне музыкальный критик. Так он проработал несколько лет. Это отчасти была такая синекура, которую ему обеспечили друзья. И он стал получать очень большие деньги для себя в то время, то есть он мог себя содержать. А после он, уже к 1895 году, перешел к критике театральной. И это, конечно, уже было нечто более содержательное. Здесь он уже мог не только критиковать, но и сам выступать на ниве драматургии. Он написал в это время несколько пьес, все они малоудачные, с креном в модную тогда социальную тему. Но там есть интересные диалоги. Это пьесы, написанные драматургом, не лишенным уже таланта. Но в целом ничего серьезного они из себя не представляют.
Одна из пьес описывала ситуацию, когда дочь добропорядочной матери, которая ее воспитывала и дала ей образование, вдруг обнаружила, что ее мать является содержательницей публичных домов. И возникла такая коллизия. Она стала доказывать, что она живет за ее счет там, дочь негодовала. Это всё было очень интересно, волнительно. И кроме того, пьесу запретила цензура тогдашняя, что стало создавать вокруг Шоу вот такой ореол гонимого литератора, что очень полезно на начальном этапе литературной карьеры. Интересно, что, когда один из критиков обрушился на эти пьесы и сказал, что Шоу не знает жизни, его персонажи ходульны, он написал гневную филиппику в таком вот тоне.
«Более поразительного разоблачения Шоу, чем то, что появилось в статье из World, даже я никогда не читал. Это мне-то, который этими самыми руками еженедельно собирал квартплату в трущобах и 4,5 года провел за кулисами буржуазного землевладения! Который ухаживал за женщинами всех сортов! Это мне-то вы говорите, чтобы я обратился к действительности и перестал фантазировать в подобных делах?» И т.д.
Ну, как мы уже знаем из первой лекции, с никакими женщинами всех сортов он не общался. Его работа в агентстве недвижимости – она сводилась к бухгалтерскому учету. То есть он здесь сильно преувеличивает свой жизненный опыт.
В своих критических статьях, посвященных драматургии, он продолжил троллинг. И сейчас это читать достаточно неприятно, в общем. Он, например, прицепился к знаменитому тогдашнему актеру, уже пожилому, Генри Ирвингу. Он играл в пьесах Шекспира, пользовался всеобщим уважением. Ну, может быть, конечно, его можно было критиковать, но Шоу его просто изводил, высмеивал какими-то площадными словами. Это вызывало какое-то, так сказать, оживление публики. Но вот такую черту дозволенного он, конечно, перешел. И когда через несколько лет Ирвинг умер, его пригласили, Шоу, тоже на похороны, он сказал, что не пойду, потому что этот идиот, так сказать, он мне надоел, его надо выбросить вообще на помойку, труп там... Ну и дальше там по поводу Шекспира, которого он играл, что Шекспир тоже там безобразный драматург и т.д. Ну, Шекспира он на самом деле никогда не трогал, это уже было такой полемической заостренностью. И все понимали в Англии того времени, что это просто такой полемический перехлест, который человек делает сознательно. Но, что касается Ирвинга, он его травил действительно серьезно. И таких людей было много. И в Англии появился вот такой человек, которого все звали Джи-би-эс. Джи-би-эс – это псевдоним Шоу – литературного критика. Надо сказать, что позднее сам Шоу об этом периоде своей деятельности сказал следующее.
«Знаменитый Джи-би-эс не более реален, чем страус из пантомимы. Но я всегда играл в честную игру, никогда не притворяясь, что Джи-би-эс реален. Я многократно разбирал его на части перед публикой, чтобы продемонстрировать свой фокус».
Это он то есть как бы отстраняется от этого литературного образа, это всё понарошку и тому подобные английские, так сказать, игры. Но, если разобраться, эти игры являются играми только на половину, а может быть, даже только на четверть. Надо сказать, что в своем таком неприятии Шекспира тогдашнем Шоу чем-то напоминает Льва Толстого. И вообще эти люди очень похожи и гораздо больше похожи, чем это может показаться на первый взгляд. Толстого в русской литературной критике понимают достаточно плохо. Очень хорошо разбираются его литературные произведения, там есть шедевры литературной критики, которые дали Константин Леонтьев, Василий Розанов и многие-многие другие публицисты, философы, журналисты и т.д. Что касается жизненной ситуации, его каких-то религиозных воззрений, тоже написано довольно много и иногда достаточно удачно.
Но совершенно за кадром остается Толстой-публицист, который написал большое количество чисто политических статей. А почему он их писал? С какой целью? Остается совершенно непонятным. С точки зрения России, русских национальных интересов, русской политики, русской культуры они поражают своей злобностью и абсурдностью. Но, если мы предположим на минуту, что Лев Толстой – это английский проект... То паззл сложится. И очень хорошо, в единое целое сольются все вроде бы слабо связанные друг с другом фрагменты толстовского мировоззрения и толстовской жизни. Это и его вегетарианство, и его эксцентрика, и его увлечение Генри Джорджем, которое было также у Бернарда Шоу. Это такой американский социалист, про которого мы, может быть, поговорим отдельно, который был необычайно популярен в тот период в Европе и вообще в мире. И т.д. Это само толстовство, которое имеет истоки в проповедях Гренвила Редстока. И многие другие вещи. То есть сходство с Шоу объясняется не какими-то... И не столько какой-то личной схожестью – она была. Но и общей культурой. На самом деле Бернард Шоу и, как это ни парадоксально, Лев Толстой – люди английской культуры.
Вот. Ну, с того времени за Шоу укрепилась репутация такого человека, который занимается эпатированием, который такой задира, возмутитель спокойствия. И человека, который задирает, нападает на всё. И нападает в значительной степени просто из-за того, чтобы нападать. Вот приведу конкретный текст.
«Как все разумные люди, я очень не люблю Рождество. Мне отвратительно бывает смотреть, как вся нация неделями воздерживается от музыки, чтобы дать всякому желающему очистить карманы ближнего, сославшись на праздники. Предлог воистину омерзительный и лживый. Это настоящее варварство. Мы должны обжираться, потому что сейчас Рождество. Мы должны напиваться, потому что сейчас Рождество. Мы должны быть лицемерно щедры. Мы должны покупать вещи, которые никому не нужны, и дарить их людям, которые нам не нравятся. Мы должны посещать бессмысленные развлечения, которые даже у маленьких детей вызывают насмешки. Нас донимают своим корыстным вниманием бесчисленные торгаши. И всё от того, что сейчас Рождество. А точнее от того, что значительное число людей, в том числе и всемогущие буржуазные торговцы, рассчитывают на эту неделю злоупотребления и разбоя, расточительности и невоздержанности, они рассчитывают к концу года покрыть все свои убытки». Ну и т.д. Борьба с Новым годом и Дедом Морозом.
Его друзья-социалисты попросили сочинить текст для хорошей рождественской открытки. Ну вот он написал: «Не унывайте, товарищи! Мы все ненавидим Рождество, но оно бывает только раз в год и длится недолго!» Вот такой Бернард Шоу.
На этом фоне в самом конце 19 века, как я уже говорил ранее, Бернард Шоу женился. Ему было уже 42 года. К 42 годам он был человеком, ну, не очень большого достатка, стабильного, но не очень большого заработка. И человеком, который, конечно, не осуществил свои честолюбивые планы, у которого не было молодости. А средние года, вот такие, наиболее плодотворные, его жизни приходится на посредственную, прямо скажем, драматургию и на критиканство. Это человек, измученный нарзаном. Человек, не доживший, не долюбивший, не до друживший. И человек, который, в общем-то, пережил свою эпоху бури и натиска и понял, что, наверное, его тактика – она не очень эффективна.
Ко времени женитьбы у него случился первый литературный успех настоящий. Он написал пьесу про американскую революцию, про взаимоотношения между англичанами и американцами. Ее поставили в Америке, потому что там американцы с очень хорошей стороны описывались. Он заработал на ней 3000 фунтов. Это была по тем временам очень большая сумма. Это примерно 15 000 долларов – вот тех долларов, долларов того времени. А тогдашние доллары – это совсем не то, что доллары сейчас. И вот этот первый заработок – он совпал, повторяю, с его женитьбой. Вскоре после этого он женился. Ему это было легче сделать, потому что его жена была богатая. Понятно, что он к ней на содержание устраивается. Но он мог уже говорить, что мне, в общем-то, деньги не так уж особо нужны, я сам могу хорошо зарабатывать. Ну и это его так немножко подвигло к юридическому оформлению отношений.
Относительно этой пьесы стали потом говорить, что это какая-то пародия на штампы, что там чота высмеивается. Никаких там я не вижу пародий, всё написано достаточно серьезная. Пьесам корявая, но с какими-то там литературными кундштюками, обознатушками-перепрятушками, свойственными для англосаксонской литературы. Но в целом, конечно, это не тот успех, на который он рассчитывал. Успех наступил после брака. А когда он заключил брак, он стал литературным агентом фабианцем – Сиднея и Беатрисы Уэб. Он сам был фабианцем, он занимался общественной деятельностью. Но тут его литературная деятельность – она вся была подчинена фабианству. Но не только. Вот в этот период он перешел на позиции государственного английского шовинизма. Причем перешел достаточно ловко, завуалировано. Но тем не менее это совершенно однозначно видно. Есть такие моменты истины, когда лицо человека проявляется, что бы он ни говорил.
II
В конце 19 века англичане развязали Англо-Бурскую войну. Они напали на молодые республики пионеров-колонистов в Южной Африке. Ставки были очень высоки: там были огромные месторождения алмазов и золота. Но в целом это было нарушение правил колониальной игры: нельзя было подчинять народы христианские и народы, тем более где власть принадлежала белым. Это уже была такая не колониальная война, не колониальная авантюра, а это была война настоящая. И англичане бы, конечно, на это не пошли, если бы не был так уж слишком велик соблазн материальный. Это обстоятельство вызвало всеобщую критику Великобритании, ее политики. Против англичан ополчились все: и Германия, и Франция, и США, и Нидерланды, и Россия. Все оказывали материальную помощь и сочувствовали мужественным бурам, которые борются против английского империализма. И в довершение всего, к несчастью, оказалось, что сухопутные силы Великобритании находятся на очень плохом уровне. Они не могут воевать даже с разрозненными малочисленными отрядами белых колонистов. Они годятся только для борьбы с индусами, африканцами. Это был такой очень трудный момент британской империи. И в этот момент правдолюбец Бернард Шоу на фоне того, что значительная часть леволиберальной интеллигенции в Англии стала на сторону буров, он стал на сторону английских войск и сказал, что буров надо уничтожить. И вот здесь всё. Больше ничего не надо. Этот человек – государственный пропагандист, он завербован. Как завербован? Его там поймали в мужском туалете с мальчиками. Он женился на миллионерше, которая его содержит. Еще что-то. Он вошел в какую-то там масонскую ложу, которой руководят супруги Уэбы, и они ему дали протекцию. Это неважно. Важно, что этот человек действует не от себя. Он действует по сценарию. Интересная была у Бернарда Шоу мотивация. Он так вот сказать не мог. Он сказал: ну вот, там глава буров Крюгер, а кто он такой? Фактически религиозный сектант, фанатик, который живет по, так сказать, текстам там Ветхого Завета. Это не просто 18 век, а это 18 век шотландских пуритан. И что с этим мракобесом делать? Если вы либеральные люди, то кого поддерживать? Конечно, надо поддерживать демократическую относительную и терпимую Великобританию. Ну, такой ловкий ход – он его сделал. И с этого времени к Бернарду Шоу изменилось отношение наверху. Потому что Сидней и Беатриса Уэб – в тот период это еще не верхи, это средний слой. Они стали верхами после 17 года, когда тактика и стратегия фабианцев привела к грандиозному успеху в России. Вот тогда они были осыпаны золотом, их стали назначать министрами. Сиднея Уэбом сделали бароном. Учитывая, что это был человек совершенно безродный, это максимум, что ему могли дать. Но барон – это очень много в феодальной иерархии Великобритании. Это человек.
А Бернард Шоу получил благоволение короля Эдуарда Седьмого. Ему очень понравилась его пьеса, посвященная очень сложной такой, щекотливой, нервной теме – теме англо-ирландских отношений. В 1904 году он написал пьесу «Остров Джона Буля». Сюжет такой. Английский предприниматель, человек не очень умный, хочет поехать в Ирландию. Он понимает, что в Ирландии плохо относятся к англичанам. Но он считает: это хорошее поле для бизнеса. У него есть какие-то прожекты, отчасти чисто коммерческие, отчасти гуманитарные. Ну вот он попадает в целую серию таких забавных историй, начиная с того, что он хочет взять себе в помощники секретаря-ирландца. Находит такого типичного хрестоматийного ирландца, который оказывается на самом деле жуликом, который притворяется ирландцем. И т.д. Действительно пьеса интересная и смешная. Она не очень хорошо переводится, естественно, на русский язык, потому что там многое связано с ирландским акцентом, какими-то там ирландскими заморочками, нюансами. Всё это пропадает при переводе. Но, даже при русском переводе, там интересные есть повороты. И я думаю, что это пьеса, которую вполне можно даже сейчас экранизировать. Она хорошо показывает нюансы отношений. И интересно, как там достаточно мудро поступил Бернард Шоу. Он сказал, что это дилемма между англичанином, столь умным при всей своей глупости, и ирландцем, столь глупым при всем своем уме. То есть умные ирландцы, которые попадают в дурацкие положения, и простодушный глуповатый англичанин, который, даже несмотря на это, поражает своей сметкой, деловитостью и хорошим характером. Вот такой скрытый, замаскированный шовинизм. Кстати, Бернард Шоу имел наглость написать эту пьесу для ирландцев. Он считал, что они ее поставят. Но потом они ее поставили в контексте уже его известности, так сказать, и т.д. Но так пьеса очень пришлась ко двору в Англии. Ее смотрел английский король и так хохотал, что сломал кресло, на котором он сидел, что было, в общем-то, на самом деле и не так сложно, потому что он был очень толстый. Толстый – это такой был бонвиван, жуир. Однажды он застрял с двумя проститутками в ванне в публичном доме. Его оттуда не могли вытащить. И так все ухахатывались. Вот. Но этот человек сыграл достаточно большую, серьезную роль в английской культуре и в английской промышленности, и в английской политике. И какие-то черты свои и черты хорошие он увидел в персонаже-англичанине.
III
Интересно, что там затрагивается тема терроризма ирландского, который тогда уже был достаточно развит. И в этой связи приводится пример с русским кровавым сатрапом Николаем Ивановичем Бобриковым. И говорят: «Ну вот, там убили тирана Бобрикова. Что это – плохо, что ли? Ну и правильно, что его убили». И это подается как такая совершенно аксиома. Это такая очень злободневная была деталь. Бобрикова убили в июне 1904 года. Напомню о его страшных преступлениях. Бобриков – это был пожилой русский чиновник, генерал. Он был генерал-губернатором Великого княжества Финляндского. И он предпринял некоторые меры по унификации финского законодательства, финляндского точнее. И делопроизводства. Что было насущной необходимостью. Когда Финляндия была присоединена к России, она была не аннексирована Александром Первым, а он сделал там независимое княжество с конституцией и официальным языком Великого княжества Финляндского были провозглашены язык шведский и финский. Шведский – потому что до этого это была провинция Швеции, там всё делопроизводство шло на шведском и часть шведского дворянства и городского населения осталась в Финляндии, не стала иммигрировать в Швецию. А финский – потому что тогда это был почти первобытный язык. Но русское правительство считало, что финны должны постепенно развивать свое самосознание и занимать достойное место среди шведов, хотя бы потому что они составляют более 80% населения этой страны.
Ну. к концу 19 века шведский язык был уже в Финляндии в той или иной степени анахронизмом, финский язык уже очень сильно развился за это время. Но было непонятно, как упразднять шведский в пользу финского. Финский – все-таки основная часть интеллигенции по-прежнему была шведской. Ну приняли такое решение, что вот ввести третий государственный язык, то есть русский. И к тому же, ну... Это было достаточно важно в рамках того, что финское государство было под эгидой России и очень странно, что там русский язык был фактически как бы за рамками закона. Это вызвало колоссальное озлобление. Бобрикова убили публично. Его убил шведский дворянин, сын шведа, который был генералом русской службы. И этот швед себя тоже застрелил. Бобриков был почтенный человек, у него было много детей. Убил он его выстрелом в живот. Ну... Как этот поступок сочетался с дворянской честью и т.д., не совсем понятно. Вот, вы можете посмотреть на листовку, которая изображала Бобрикова тогда в Финляндии. Вот такой черт с рогами, с тремя рогами даже. Вот до сих пор Бобриков – он в официальной культуре Финляндии считается наряду с Молотовым такой вот русской страшилкой, что он там мучил всех, притеснял и т.д.
Когда убили Бобрикова? Его убили во время Русско-Японской войны. Что было дальше? Через месяц убили министра внутренних дел Витте. И в течение следующего года, даже двух лет, были убиты сотни высших чиновников Российской Империи. Благодаря, будем называть вещи своими именами, систематическому английскому террору. Потому что, конечно, никакие революционеры не могли дать такой масштаб. Можно было убить одного человека, двух, но не... Все эти убийства – они не были там совершены в результате каких-то волнений там, военных действий, пускай террористических, а это были спланированные акты. То есть людей выслеживали и убивали.
Бернард Шоу всё это одобрил. А Эдуарда Седьмого это всё очень забавляло, он там хохотал над Бобриковым, над этим примером. Как англичане поступили бы с Финляндией в то время? Очень просто. Естественно, даже невозможно было себе помыслить, чтобы в английской колонии, английском протекторате или в английской зависимой территории не был бы признан официально английский язык. Это абсурд. То, что высшего чиновника убили местные там какие-то сепаратисты, тем более даже не местные, а, в общем-то, находящиеся в родственной связи с другим государством, с Швецией, это серьезный вызов. Англичане поступили бы очень просто. Они бы дали поддержку финским радикалом, которые ненавидели шведов, шведское засилье. Напомню, что дворянство практически всё в Финляндии было шведское. Шведы преобладали среди интеллигенции. В основном только шведы учились в местных университетах. Шведы были основной городского населения. Они очень пренебрежительно, плохо относились к финнам. Это был такой вот, значит, типичный расово-классовый конфликт – такой же, как между немецкими баронами и населением Прибалтики. То, что шведские дворяне в отличие от дворян Прибалтики вели себя по отношению к своему сюзерену нелояльно, автоматически лишало их поддержки короны. И вот небольшая эта группа шведов – она бы оказалась наедине с восстаниям черни, крестьянскими восстаниями, городскими восстаниями финнов, которые их бы стали убивать, как убивали их, соответственно, близкородственные финнам прибалты. Убивали их страшно. В тот же период - 1905 года: выкалывали глаза, насиловали детей, отрезали уши, сжигали заживо, сдирали кожу. Ну, к сожалению, вот народы Прибалтики – они отличаются какой-то такой страшной, изуверской жестокостью. Это самые жестокие народы Европы. Причем, если у немцев эта жестокость – она как-то коррелируется с сентиментальностью, с каким-то чувством вины и интеллектуализмом, там ничего этого нет. То есть через некоторое время финны перепиливали пилами на лесопилках шведских дворян. Это красные финны. Потом белые финны перепиливали там русских. И т.д.
Вот. Ну и после этого, естественно, когда шведы подверглись бы такой атаке, они, думаю, немножко пересмотрели бы свою позицию по отношению к Российской Империи и перестали бы натравливать чернь и прятаться за чернью в своих, так сказать, действиях. А действия у них были понятно какие. Это в конечном счете восстановление власти шведов над Финляндией. А как первый этап – это ее независимость. Ну русские так вот действовать не стали. И бог им судья. Но не англичанам упрекать русских в том, что они действовали кровавыми методами якобы в Финляндии. С точки зрения англичан, их надо было упрекать как раз в том, что они не действовали кровавыми методами. И им было отвратительно действовать подобными методами.
Ну вот из этого примера вы можете понять, что значительная часть пьес Бернарда Шоу – это политический театр. Эти пьесы могут быть интересны историку Англии и вообще историку начала 20 века. Но, в общем, это журналистика и публицистика, обернутая в драматургическую форму. И поскольку все пьесы Шоу написаны Шоу, человеком, который был в гуще политической и социальной жизни Великобритании, то в той или иной степени политический подтекст есть во всех его пьесах, в том числе внешне аполитичных.
В 1912 году Шоу написал свою самую известную пьесу «Пигмалион». Это действительно единственная замечательная первоклассная его пьеса. О ней мы поговорим отдельно, посвятим ей отдельную лекцию. Там много интересного, в том числе и интересного, неожиданно интересного, потому что ее не рассматривают под углом политики, а политика там есть.
IV
Итак, Шоу состоялся как драматург, британский драматург в начале 20 века, в 10-х годах он написал довольно много пьес. Не буду на них останавливаться подробно. Некоторые упомяну. Началась Первая Мировая война. Кураторы Бернарда Шоу супруги Уэб по этому поводу отмолчались. Ну, есть свидетельства, что Сидней Уэб был за войну, Беатриса была против. Но на самом деле это отмалчивание – оно было реальной политикой Великобритании по отношению к левым силам.
Поскольку Шоу не получил каких-то, так сказать, четких указаний, он стал действовать на свой страх и риск и написал статью, где сказал, что война возникла в результате хищничества практически всех европейских государств. И в этом виноваты все, в том числе виновата и Великобритании. Но он находится на стороне своего короля, потому что это его родина. Но даже такой патриотизм с оговорками – он вызвал взрыв ненависти у господствующего класса Великобритании. Надо сказать, что англичане к тому времени – они целиком подсели на свой кокаин. Ну, достаточно привести пример вот – судьбу известного британского сатирика, юмориста, точнее, Джерома Джерома, который написал сборник известный рассказов «Трое в лодке не считая собаки». Действительно смешную и интересную, легкую вещь. Какова была реакция этого человека? А он принадлежал к среднему классу. На начало Первой Мировой войны? Ему было уже 56 лет – он хотел записаться добровольцем на фронт. Его не взяли, сказали: «Ты вообще подумай! Тебе сколько лет там и всё...» Его это не остановило. Он записался таким волонтером во французскую армию. И работал там шофером Красного креста. Ну. Можете себе представить, что он там увидел. А увидел он там бойню. Но это реально бойня, то есть 800 новобранцев приходят в окопы, проходит, значит, 1-2 дня – и 400 человек обратно везут с переломанными там руками, пропоротыми животами, контуженных там. А остальные – вот их нету. И это вот днем за днем, день за днем, месяцами. То есть он там чуть не сошел с ума. Повторяю, это был не молодой человек, это был зрелый человек, который был ответственен за свои поступки.
Но было, допустим, в Англии такое общество аристократическое студентов. Оно называлось «Духарики», или «Души». Буквально «Души». Это молодые мужчины, женщины. Они там всячески забавлялись, вели такой, достаточно разнузданный образ жизни. Потом их дети создали другое общество – уже перед самой войной. И там нюхали хлороформ и т.д. Я занимался историей всех этих частных клубов, обществ в Англии. Она очень интересная, и без нее непонятна подоплека многих событий в английской истории. Меня поразило следующее, что вот эти люди, ведущие антиобщественный образ жизни, такие вот великосветские обормоты, хиппи, они пошли... Можно сказать, часть пошла добровольцами на фронт. И они почти все погибли на фронте. Это циники, понимаете? То есть это не какие-то добропорядочные там... То есть в Англии не было тогда постоянной армии, в отличие от европейских держав, не было всеобщей воинской повинности. Но была необыкновенно развита милитаристская пропаганда. И эта пропаганда – она очень сильно била по мозгам. Вот Вторая Мировая война – там уже этого не было, они перешли к другой тактике и стратегии. Первая Мировая война – ну смотришь аристократические семейства – у всех огромное количество потерь. То есть вот герцоги, виконты, графы, бароны погибали пачками на, так сказать, фронтах Первой Мировой войны. Либо приходили искалеченными там, с переломанными ногами. В общем, это ужас. И ужас, который пережил не только народ Великобритании, а пережил его правящий класс. Во время Второй Мировой войны правящий класс Англии уже не воевал. И вот эта даже такая в начальный период войны – вот эта диалектическая позиция, так сказать, Шоу – немножко такая, с оговорками, она вызвала ненависть. Там призывали убить, посадить в тюрьму. Его исключили из общества английских драматургов, подвергли остракизму. Люди перестали с ним здороваться. В общем, было очень тяжело. Тогда как на поверку потом выяснилось, что это был маневр, который осуществили контролируемые государством английские социалисты. Им нужно было иметь контролируемое пацифистское движение. Вначале это было не очень ясно, а по мере того как война превращалась в такую вот многолетнюю мясорубку, такие люди становились нужны, это использовалось для связи с пацифистскими кругами на континенте, в Германии, в России и т.д. И в этом смысле Шоу – он вовсе не выделился из общего оркестра британских идеологов.
Интересная фраза – она очень показательная – из статьи Бернарда Шоу, который в таком саркастическом стиле – от абсурда – опровергал упреки в недостаточном патриотизме. Вот он передразнивает своих оппонентов.
«Этот бессердечный шут Бернард Шоу, который испытывает злобное удовольствие, отвлекая наше внимание от угрожающих нам нечеловеческих ужасов, которые в лицо английским матерям, посылающим на фронт сыновей, смеются над безрукими и слепыми жертвами гуннов, пытается теперь подлизаться к сброду, требуя решительного разгрома наших врагов в своем памфлете, представляющим собой грубое подстрекательство против нашего союзника – царя. Куда смотрят власти? Почему эта обезьяна всё еще на свободе?»
Вот здесь важна фраза «против нашего союзника – царя». То есть для Бернарда Шоу это абсурд, потому что царь – это сатрап, у которого подручные – это Бобриковы, которых нужно физически уничтожать, да и самого его нужно физически уничтожить. И вот этот царь является союзником Британской империи. Это абсурд. Абсурд. Характерно, что в дальнейшем Бернард Шоу высказывался диаметрально противоположным образом о Сталине. И наоборот, хвалили и Сталина, и британского короля, что они вместе воюют, рука об руку.
В период войны Шоу работал над своим, как он считал шедевром, пьесой «Дом, где разбиваются сердца». И там даже в подзаголовке содержалась ссылка на русскую драматургию, то есть в данном случае на Чехова. Фантазия в русском стиле на английские темы. Надо сказать, что Бернард Шоу хорошо относился к русской интеллигенции, к Чехову, к Толстому. Чехова считал выдающимся драматургом. В значительной степени это было потому, что они, по его мнению, были противниками политического режима в Российском Империи. И вообще противниками Российской Империи.
V
Говорят, что... И сам Шоу говорил, что эта пьеса написана под влиянием, допустим, «Вишневого сада». Но, если вы посмотрите эту пьесу, она, в общем-то, отвратительна. Там какие-то обознатушки-перепрятушки, чпоки-чпоки, по сцене ходят какие-то персонажи, они произносят какие-то картонные речи, всё очень надуманно. Иногда какие-то остроумные вкрапления. Но в целом видно, что человек поставил себе непосильную задачу – написать не водевиль, не скетч, не оперетту, не бурлеск, не какую-то остроумную остросоциальную пьесу, а попытаться при помощи сценического языка понять психологию людей, изобразить их внутренние движения, противоречия. Но ничего не получилось. И больше всего эта пьеса похожа на, если брать музыкальную аналогию, на исполнение Паганини на балалайке. Ну вот так, да. Вот так.
Англичане – великий народ и народ, достигший очень интересных и важных результатов в разных областях культуры, и в том числе и в области литературы. Но вот такая странность: у англичан нет ни одного великого композитора. Вот как-то медведь на ухо наступил. И у них нет чувства любви. Нет любви ни как симпатии, ни как сексуального чувства, ни как дружбы между мужчиной и женщиной, а как такой высокой страсти и жертвования, служения. Вот то, что развито на континенте, у них этого нет. И у них нет некоторых струн... Почему на балалайке нельзя исполнять Паганини? А потому что не хватает струн и не хватает звуков, не хватает смычка. Всё это пальцами делается. И так вот приходится изощряться, что-то передавать, но это вот «Рабинович напел». И, кстати, это, как это ни парадоксально, связано с общей музыкальностью народа, интересом каким-то к хоровому пению, к танцам. И неслучайно в Англии такое развитие получила современная музыка, поп-музыка, рок-музыка. И там действительно есть интересные какие-то результаты. И в том числе и отчасти, может быть, и высокое искусство. Но в целом это какая-то слабость и какой-то дефект английской культуры. И английская литература, если разобраться, она, эта литература, в общем-то, такая детская. Отчасти, может быть, это и приводит к какой-то концентрации мысли, к какой-то глубине, какому-то символизму. Но в то же время людей при сравнении с действительно великими произведениями искусства, людей становится жалко.
Ну что такое, например, пьеса Чехова «Вишневый сад»? Я напомню вам сюжет. Разорившаяся помещица, симпатичная такая белоручка, которая ничем в жизни особо не занималась, не утруждала себя, она продает вишневый сад, а его покупает выходец из народа, молодой такой капиталист, кулак. Не в сталинском смысле этого слова, а в смысле купеческом. Ну и вот такая коллизия вокруг этого проходит. И по этому поводу говорят, что это вот такая драма, которая описывает переход власти от феодалов к буржуазии. И действительно, в тот период это была такая достаточно типовая ситуация, когда заложенные там дворянские имения – они продавались. И дворяне теряли землевладения. Но пьеса-то совсем не об этом. Более того, Чехов издевается над подобной трактовкой – очень модной для того периода, для начала 20 века. Там всё было под углом социального анализа, так сказать. Вот никакого социального анализа на самом деле там нет. Там есть совсем другое. Ну я не знаю, как это достаточно просто объяснить. Ну, например, мы видим такую ситуацию. Подъезжает к особняку или даже какому-то дворцу загородному Ролл-с-Ройс. За рулем молодой слуга, шофер, симпатичный человек, там, 22-летний. И вот выходит из ворот с палочкой пожилой миллионер, такой Ротшильд старый или Рокфеллер 70-летний. Он садится, и машина куда-то, значит, вот уезжает. Что мы видим? Мы видим молодого, полного сил человека, который вынужден работать слугой и всю жизнь будет добывать свой хлеб достаточно грубыми занятиями, которые, в общем-то, недостойны человека и их должны вообще выполнять механизмы. И видим вот такого человека, который обладает колоссальным капиталом, он прожил жизнь яркую и насыщенную. И непонятно, по какому праву, потому что весьма вероятно, что это наследство, эти деньги даже не были им заработаны, а получил их по наследству. Социальная коллизия, социальная несправедливость. Но давайте посмотрим на эту же сцену под другим углом зрения. Шофер – молодой человек. Он встретит Полдень 21 века. И увидит там такое, о чем сейчас даже и нельзя предполагать, новый мир, дивный новый мир. А что увидит вот этот миллиардер? Он старый человек, который скоро умрет. У него слабеет память. У него уже плохое здоровье. Он еще проживет, может, путем каких-то мучительных там операций, пересадок сердца. И кто здесь завидует кому? Да на самом деле не шофер завидует этому старику, а старик завидует молодому человеку. И он с радостью бы отдал все свои миллиарды, чтобы переселиться в этого молодого человека. Совершенно другая точка зрения, которая показывает, насколько ограничен и условен социальный анализ, который вроде бы отражает какую-то правду жизни.
И вот «Вишневый сад». А в чем там смысл? Смысл в том, что это великое произведение, там есть несколько слоев. Но вот один из слоев, который уже сам по себе девальвирует весь этот классовый, социальный анализ. Есть воспитанница у вот этой Раневской, дворянки, которая продает имение. Ее зовут Варя. И человек, который покупает это имение, Лопахин, он эту Варю любит, она ему нравится. И Варя его любит. И они даже подходят друг другу социально, потому что это не дочь дворянки, а это ее воспитанница. Видимо, она из простой семьи. Но она получила образование, воспитание, так же как и Лопахин. И вот они в течение пьесы пытаются постоянно как-то друг с другом встретиться. И вроде и за глаза говорят, что они относятся друг к другу с симпатией, и эта женитьба - она решила бы все и социальные проблемы этой Вари. А она несчастная девушка, она говорит: «Я уйду в монастырь». Ей плохо. Она хочет любить и быть любимой. Но какая-то вот безлепица жизни вот эта и социальная неопытность вот этого нового среднего класса, наверное, российская, да и просто их какая-то жизненная ситуация как людей, она не дает им возможности встретиться. И всё заканчивается ничем. А вся эта историю про продажу имения – это такой белый шум и фон вот этой реальной трагедии, которая происходит, когда люди могли встретиться и быть счастливы всю оставшуюся жизнь, большую длинную жизнь. А они проходят мимо друг друга и даже сами не понимают, а почему это происходит. Может, это происходит, потому что русское дворянство не успело людей достаточно воспитать, так сказать, и привить им навыки жизни образованных классов. Может быть, в этом какая-то причина, вообще находящаяся за пределами там элементарной истории и социологии. Но здесь видна очень, чувствуется очень глубокое, ясное, многомерное видение жизни. И очень сложная, высокоорганизованная музыка. Вот это Чехов. Это музыка Чехова. И сравнивать его с Бернардом Шоу – это сравнивать скрипку и балалайку, к сожалению для англичан.
Ну, мы немножко отвлеклись. Сколько там у нас времени-то?
- 70 минут.
М-да. Наверное, на этом мы сегодня завершим. Как видите, я делаю большие какие-то отступления. Не знаю, насколько они интересные. Но, мне кажется, они важны. Так что, извините, продолжим в следующей лекции наш разговор о Бернарде Шоу. Подписывайтесь на наш ресурс. Присылайте донат. Чота увлекся. У меня бывает. Как-то я закопаюсь и чота говорю, говорю. Как-то мысль идет туда-сюда. Даже забыл чай пить. Чувствую, чего-то не хватает. А чего не хватает, не понимаю.
Вот. Ну ладно, ребята. Простите старенького и постепенно глупеющего Дмитрия Евгеньевича. До новых встреч!
Наташа сейчас сказала, что мало упор на донат сделал. Она заметила: чем больше я говорю о донате – тем больше присылают. Так что это... Ну трое детей, понимаете, что вы хотите? Не стесняйтесь! Ждем от вас мужественных, ответственных поступков. Еще раз до свидания. Я с вами, ребята!
