033. Тайная история новой хронологии. Часть I

Други мои! Дорогие Ютуболисты и Ютуболистки! Наша сегодняшняя лекция будет посвящена новой хронологии. Но сначала немножко скажу о казусах предыдущей лекции. Вот. Меня справедливо поправили – заметили, что я пятого сына в римской семье, вместо квинтуса назвал октавиусом, то есть номером восемь. Вот, исправляюсь. Жалко, что вы не обнаружили более серьезную ошибку, а именно – я спутал Ювенала и Марциала. Сатиру о трех сыновьях, точнее Сатиру о законе о трех сыновьях, написал не Ювенал, а Марциал.

Ну, теперь, значит, новая хронология. Вот, такое у нас сегодня немножко игристое вино. Было ли такое в Античности, не знаю. Может быть, и было. Вот. И с новой хронологии предлагаю тост за терпимость и академизм. Академизм, собственно, и есть - спокойное терпимое отношение к разным точкам зрения и корректность при самых содержательно жарких спорах. Вот за это и выпьем.

Тут у нас, тут у нас всякого рода античности: финики, виноград, сливы, абрикосы, орешки и фиги. Всё родное – античное. Ну, вот.

Новая хронология. Вся эта история с развитием новой хронологии продолжается уже лет 30. Надо сказать, что академическая или псевдоакадемическая наука в Российской Федерации из-за этой борьбы изнемогает, терпит одно поражение за другим, и, в общем, это такое жалкое, душераздирающее зрелище. Чем больше люди пытаются с этой хронологией новой спорить, тем получается хуже для них. Ну, не знаю лучше ли для новой хронологии. Почему это происходит? Потому что на самом деле у нас серьезной, настоящей, академической науки в области гуманитарного знания, фактически, не существует. Советская власть это полностью разгромила. Физикам, математикам, химикам, биологам было очень плохо, их там тоже доводили, чем только могли, какими-то, там, генетикой, мухами дрозофилами, и теорией относительности Эйнштейна, ну, там, чем угодно. Ну, все-таки люди держались, потому что против, так сказать, науки, имеющей прикладное техническое значение, важное для обороны, особенно так не попрешь. Но в области идеологии, когда есть пропагандистский аппарат, больше ничего и не надо, поэтому каждый, кто во что горазд, так сказать, поступал и была такая 80-летняя свистопляска. Сейчас она закончилась, но нравы-то по-прежнему остались такие – довольно страшноватые.

Недавно борцы с лженауками учредили вруническую академию лженаук, или сокращенно ВРАЛ. И, вот, этот ВРАЛ присудил издевательскую какую-то премию Фоменко Анатолию Тимофеевичу, академии российских, академику Российской академии наук в области математики, вот, и эта, значит, премия или антипремия, типа Шнобелевской такой премии, она должна по мысли, вот, этих людей, которые ее учредили, что- то, так сказать, означать и к чему-то нас всех вести. Ну. Что можно сказать? Во-первых, это не смешно. Когда люди начинают выдумывать, как им кажется, смешные аббревиатуры, это в современных реалиях российского языка означает определённый социальный маркер, а именно, что эти люди принадлежат к среде солдафонов, то есть сотрудников тайной полиции, министерства внутренних дел, ну, в обычных случаях просто, вот, армии. Потому что невозможно себе представить ни одного человека, которому это было бы смешно, помимо этих ведомств, там, действительно, постоянно используются эти аббревиатуры, а контингентом являются люди малообразованные, малокультурные. Они придумывают всякого рода, вот, эти вот, сокращения и над ними ухахатываются там, да. Вот, «врио», например, «вредло» - временно исполняющий должность лошади. Вот, в лагере, там, эти вертухаи придумали, смеются у себя в каптёрке, там тепло, смешно. И если можно представить себе человека, которому кажется смешными выступления Жванецкого, ну, о вкусах не спорят, может быть. Я там ничего там смешного не вижу, но могу как писатель представить себе человека, которому это кажется очень остроумно, очень смешно. То есть если забраться на шкаф, посмотреть на трюмо, которое напротив него находится, то в левом верхнем углу можно увидеть отражение окна женской раздевалки и в этом, там, отражении что-то увидеть интересное. Наверное, да, можно и услышать это, так сказать, от Жванецкого, хотя дикции нет, выступает безобразно, так сказать, словесная каша, мусор, отдельные какие-то реплики, плохо связанные друг с другом, ну, в общем, отвратительно. Но! Ну, в общем, да. Представить себе человека, который, вот, сидит, ему говорят про академию ВРАЛ и он начинает прям хохотать, вытирая, значит, платком слезы. Ну, это, вот, да. Майор, подполковник, может быть. Может, такой человек быть, да, там.

Значит люди не понимают, что они, во-первых, нарушают статью 130 уголовного кодекса Российской Федерации – «унижение человеческого достоинства». Во-вторых, они с этой целью – унижения человеческого достоинства – сделали организацию, официально существующую. То есть организация, которая, целью которой является нарушение уголовного кодекса, по определению является преступной организацией и если за статью 130 можно до двух лет получить, то за организацию можно уже очень много получить. Ну говоря уже о каких-то, там, штрафах, моральном порицании, там, и так далее, так далее. Значит, кто может пойти в такую, вот, организацию, так сказать, работать, ее придумать, в ней, в рамках этой организации развивать какую-то деятельность – либо дурак, либо идиот. Ну, больше ничего не может быть просто. Существуют такого рода системы, они все рассчитаны на людей, как бы, публичных. Ну, там, актеров, например. Ну, раздают премию, там, за самую худшую роль года, там, сыгранную в кино, еще чего-то. Ну, это возможно. Люди на это подписываются. Вот, это издержки, так сказать, популярности у деятелей сцены, не может быть, фактически, замкнутой такой приватной жизни, они на виду, и так далее. Ну, может быть, это в какой-то степени может существовать внутри научного сообщества. Ну, та же Шнобелевская премия. Но это из разряда «учёные шутят». Там есть, так сказать, элемент шутки, может быть, сатиры, но нет издевательства, заушения, навешивания ярлыков, что, вот, подлецы, шарлатаны, их надо, там, сделать с ними то, сделать это. Все это отвратительно. И, занимаясь этим, люди, естественно дискредитируют не только себя, но и возможность какой-то конструктивной, содержательной критикой новой хронологии. С другой стороны, те люди, которые новой хронологией у нас занимаются, то, вот, Фоменко, Носовский и другие, там, какие-то личности, они люди достаточно культурные, мягкие, они никогда не предъявляют какие-то глобальные претензии тем или иным историкам, иногда они высказываются по их адресу иронически, но все очень корректно. Я, кстати, имею счастье лично знать Анатолия Тимофеевича Фоменко, он бывал у меня в гостях, вот, могу показать фотографию. Вот он. Там напротив него супругу. Вот по личному общению это такой мягкий, деликатный, воспитанный человек. Человек, может быть, не из академической среды, но с юных лет, вот, вращавшийся в среде интеллектуалов, привыкший к, ну как бы, к определенной манере поведения и, вот, в его, вот, этой манере есть что-то такое, может, инфантильное, но, в любом случае, это человек, видно, что это человек порядочный, человек, искренне увлеченный, даже влюбленный, так сказать, в эту тему, тему ревизии хронологии. Ну, не говоря, уже о том, что просто очень талантливый ученый, академик Академии наук в области математики, и, кроме того, он интересный хороший художник – график. Непонятно откуда такая злоба и ненависть по отношению к, так сказать, к нему и к тому, чем он занимается. Я думаю, что в любом случае, его стоит поблагодарить за то, что он в девяностые годы, в «нулевые» годы и сейчас, продолжает заниматься популяризацией истории, приковывает к ней интерес, люди начинают сами для себя этим заниматься, читать какие-то источники, думать, размышлять, спорить, и непонятно, что здесь, так сказать, плохого и ужасного. Даже, если представить, что его концепция, она неправильная. Ну, конечно, если говорить содержательно, то, ну, это и видно по общению с ним, что он не историк, не историк. Историк – это человек определённого склада ума, человек с такой врожденной какой-то иронией, умением извлекать какую-то положительную информацию из крайне скудных источников и, в то же время, понимать, что эта информация, она вообще очень относительная. Для математика, конечно, это все трудно достижимо. Математик – это, вот, дано, доказать. Кажется, что чем меньше источников, тем легче их анализировать и более определённого результата они дают, это неверно. И, кроме того, Анатолий Тимофеевич, конечно, человек, это видно, который не способен к постановке задач и, как бы, выдумыванию каких-то новых тем. Это, ну по крайней мере, в области исторического знания, такой ученик и таким учеником он останется навсегда и, если уж говорить так честно, откровенно, то он не сделал ничего. То есть, когда говорят Фоменко и новая хронология, новая хронология, да, понятно, что это такое, не совсем понятно, что такое Фоменко.

Фоменко – это популяризатор. Все темы, которые он поднимает в своих многочисленных произведениях, все это и есть на сто процентов у Морозова Николая Александровича, который жил задолго, задолго, задолго до него. Ну, например, говорится, что, вот, Фоменко, он анализировал астрономические таблицы Альмагеста и там нашел какие-то закономерности, какие-то, так сказать, неправильности, и, вот, проанализировал, вот, это и пришел к определенным историческим выводам. Естественно, на основании каких-то идей Морозова, потому что и сам он признает, что его к изучению исторического, его к изучению древней истории подтолкнул Морозов, но совершенно не верно представлять, что, вот, он математик, значит, Морозов гуманитарий, он его на что-то подвиг, и, вот, он как математик стал пытаться при помощи математических методов подтверждать его умозрительные концепции. Все эти концепции математически подтверждал сам Морозов, который, кстати, был членом-корреспондентом Академии наук, еще не советской, а российской, императорской, и туда его рекомендовал, не много, не мало, сам Менделеев. Конечно, его работав области химии, они достаточно были умозрительны и уже устарели к началу 20 века, но свидетельствуют, тем не менее, о достаточно серьезной проработке предмета и вполне таких серьезных аналитических способностей, иначе бы никогда бы дореволюционные академики за него бы не проголосовали. Вот. И я могу просто показать, как это все выглядит, вот один из томов многотомного исследования Морозова древней истории, вот четвертый том, в частности, так ли это?! Нет. Пятый том. Ну, не важно. Весь четвертый том он завален этими, так сказать таблицами, ну, они богато представлены и в пятом томе. Вот, пятый том, вот, смотрите. Все таблицы, таблицы, таблицы, таблицы, таблицы, таблицы, вот, их много, все таблицы, все идут и идут, таблицы каких-то, там, затмений, гну и прочее, прочее.

Ну, в пятом томе не так много. Вот еще таблицы, вот солнечные затмения, пожалуйста, вот их тут полно. Вот тут все, понимаете? То есть десятки страниц. Это все Морозов, вот. А четвертый том, тоже он почти полностью состоит из каких-то таблиц, графиков там и так далее. Так что даже в области, собственно, специфической такой - математической, астрономической, никакой особой такой вот заслуги Фоменко, или хоть какой-то заслуги нету. Фоменко - это популяризатор. Может быть, у Морозова не было каких-то вот этих там рассуждений о Тартарии и так далее, о русской истории, но на самом деле он подготовил там этот к изданию, и он уже был издан в девяностые годы. И эти рукописи читал Фоменко. Там все это, может быть, не так, так сказать, развернуто и многословно, но все это, в общем-то, описано. И это, на самом деле, такая большая человеческая проблема Анатолия Тимофеевича Фоменко. Он не может вырваться из этого вот магического заколдованного круга учения Морозова. А вот Морозов, если бы он продолжал жить, конечно, бы там еще добавил 10-20-30 больших тем. Потому что он над этим работал много десятилетий, до конца жизни. Много-много там осталось у него каких-то задумок, которые он не успел осуществить. Но, если брат коллег Фоменко, то там есть некоторые результаты, новые, связанные с новыми данными по развитию техники Древнего мира. Но, в общем, это небольшие дополнения, не более того. В целом, их вклад пренебрежительно мал в новую хронологию. И поэтому люди, которые с ними спорят, что-то им доказывают, они просто смешны. И они не знают предмета, они не изучали первоисточники, а делают какие-то безапелляционные выводы. Но, может быть, этих первоисточников и не нужно было, в случае, если бы речь шла не об истории, но это история. И для историка первым делом, конечно, надо знать факты. А факты и реальное устройство, как бы, вот этого мифа новохронологического, как он развивался, какие этапы, люди себе не имеют представления. И при этом ведут себя очень развязно. Ну, это странно.

Второй человек, о котором я хотел бы рассказать, в связи с новой хронологией - это Михаил Михайлович Постников. Это человек более старшего поколения, чем Фоменко. Фоменко родился, он тоже сейчас пожилой человек, родился он в сорок пятом году. А Постников родился в двадцать седьмом, и в 2004-м он скончался. И Постников тоже крупный математик, конечно, не такого уровня, как Фоменко, он не академик. Но, например, что показательно, он стал доктором физико-математических наук в 26 лет. О нем пишут довольно мало, но пишут, как и о Фоменко, в крайне развязном тоне. Вот, что о нем говорится в Википедии.

Постников, интересовавшийся работами Морозова по пересмотру исторической хронологии, пропагандировал его работы, тем самым, став одним из предшественников псевдонаучной новой хронологии, которая разрабатывалась на начальных этапах совместно с Фоменко. После ссоры с Фоменко создал собственную реконструкцию истории, так же подвергавшуюся критике за псевдо научность и непрофессионализм.

Ну, вот тут два предложения, из них, и в них требования негативных, оскорбительных утверждения - псевдонаучное, снова псевдонаучное, непрофессионализм. А, между прочим, кроме общего хамского тона, здесь нагромождение фактических ошибок. Дело в том, что Постников никакую собственную реконструкцию истории не создавал. И, естественно, не был никаким предшественником новой хронологии. Постников - это серьезный академический ученый, который в зрелом возрасте для себя открыл труды Николая Александровича Морозова. Они ему показались очень интересными. Но также он понял, что это многотомное исследование, оно очень рыхлое, очень слабо структурированное и трудное для непосредственного восприятия. Поэтому он вот эти семь томов больших, реально их 10 издано, но три издали уже гораздо позже, после, после его работы. Семь томов спрессовал в три достаточно небольших книжки среднего размера. Ну, фактически, в один толстый том, где конспективно, очень подробно, корректно их изложил. Кое-где позволяя себе какие-то небольшие уточнения и дополнения, всегда их обговаривая, что это вот его личное мнение, и так далее. И вообще он никакой оценки вот трудам Морозова не давал. И на основании вот этих своих, так сказать, штудий, он прочитал какой-то курс лекций в академической среде, с которыми ознакомился тогда вот молодой Фоменко.

Ну, их пути, соответственно, разошлись, потому что Постников, он прекрасно понимал, что что он не историк. Он не обладает той массой информации, которой обладал Морозов, и не может ничему противопоставить. Хотя интуитивно, естественно, как взрослый культурный человек, сравнивая с тем, что он знал до этого, он видел, что у Морозова очень конструктивная и серьезная критика, на которую очень трудно ответить. Он увидел свою задачу, постников видел свою задачу в том, чтобы донести в такой более ясной и понятной, четкой, краткой форме основные идеи Морозова до аудитории. Сам он, повторяю, не был никаким ученым в этой области. И не брал на себя такую, так сказать, вот смелость.

А Фоменко взял. При этом, как и Постников, на самом деле, слабо разбираясь в предмете. Но вот он не мог удержаться, был молодой, его это как-то влекло очень. Он занялся его пересказом, подбирал какие-то там иллюстрации, издавал много книг и издает. Но иллюстрации, может быть, да, это его. Может, какие-то там есть дополнительные комментарии. Но за все вот, за все 30 лет своей деятельности он не удосужился написать хотя бы небольшую статью, в которой четко бы сказал, глее он, а где Морозов. Что сделал он, что к нему добавил, что он открыл, и что открыл сам Морозов. Если бы он это сделал, также четко и ясно, как это сделал в своем труде Постников, а Постников сказал, что он - это ноль, он ничего не добавлял, то, ну, многое бы встало на свои места. Ну, вот, собственно, такая ссора с Постниковым, она в этом и заключалась. Что Постников, он видел, что Морозов, что Фоменко не в состоянии как-то развить мысли, но берет на себя вот такую вот, значит, как бы, смелость. Это его, как ученого, сильно покоробило. Ну, отчасти. Может быть, справедливо. Но, с другой стороны, повторяю, Фоменко, если бы Фоменко не стал сам все это развивать, ну, может быть, все это осталось бы втуне. И до сих пор вот вся эта идея новой хронологии, пересмотра исторических, так сказать, аксиом, она бы была бы мало кому известна. И, вероятно, сейчас вообще никто бы и не испытывал в нашей стране какой-то интерес к истории. А он реально сейчас существует. И это, конечно, в очень большой степени, заслуга Фоменко.

Сделаю некоторое отступление. Ведь вот этот академизм, он возник не сразу и возник не случайно. Это лучшая форма полемики. В любом случае, стараться не переходить на личности и придерживаться фактической стороны дела, дать возможность высказываться оппонентам и, повторяю, делать это в максимально такой вежливой форме. Потому что, с одной стороны, научное знание, оно абстрактно, оно не нуждается, на самом деле, в носителях конкретных, физических, в людях. То есть знание, оно делается какими-то людьми, потом люди умирают, но это никак не сказывается на том, что они сделали. Если они сделали что-то существенное. Это остается, остается память, это работает. Но, естественно, наука - это арена честолюбия, почти такая же как искусство, литература, спорт. И тут существует некоторое такое противоречие. Поэтому человек, относящийся к другим терпимо и толерантно, тем самым и себя защищает от возможных нападок, которые ему были бы очень неприятны.

Когда человек приносит рукопись в журнал, допустим, поэму, пьесу или повесть, то прямо любых ее качествах самых отвратительных, на уровне просто какой-то графомании, граничащей с безумием, редактор, который рассматривает рукопись, ему говорит, что ваша рукопись некоторый интерес. К сожалению, портфель редакции сейчас заполнен полностью до конца года, поэтому вот, ну, может быть, в будущем году обратитесь. Но, честно говоря, бы он посоветовал отнести рукопись в какой-нибудь другой журнал. Вот как обычно говорится, потому что щадят самолюбие человека. Ему не говорят - что ты зенки вылупил, графоман? Ты что принес вообще, идиот? Ты сам читал, что ты написал? Ты сумасшедший. Вот так не говорят, ну, щадят человека.

Есть замечательный эпизод в одном из фильмов. Человек средних лет проходит обследование у врача и с таким апломбом ему говорит - вы знаете, доктор, я, в общем-то, прожил значительную часть жизни, я взрослый человек, я все приму, поэтому не нужно со мной хитрить, скажите мне, пожалуйста, мой диагноз, без каких-либо прикрас. А врач ему говорит - ну, понимаете, у вас вот саркома легких и жить вам два месяца. Ааааа, аааа! Вот реакция вот этого, значит, мужчины, который все сказал за минуту до этого, что он вот все вытерпит и вынесет. Вот в глаза высказанная компетентным человеком интеллектуальных способностей, творческих способностей, она производит такое же впечатление на человека. Потому что это, в известном смысле, его приговор. И людей надо жалеть. И, собственно, культура, она основана на умолчании. Человеку в глаза не говорят это, понимаете. Даже если он, может, этого и заслуживает.

И вот в этом смысле меня всегда забавляют феминистки. Они очень любят высказываться о равенстве между мужчинами и женщинами, что вот нас вот комплементы, они унижают. Значит, то, что вот нам мужчины помогают, там подносят там, значит, помогают нести тяжелые какие-то там чемоданы или еще там, нас унижает как людей. Ну, ладно, давайте не будем, так сказать, унижать. Давайте, если вы этого просите.

Была вот такая Софья Ковалевская - знаменитый математик, один из столпов феминизма. Она в девятнадцатом веке стала выдающимся математиком, получила какие-то премии там. Вот, что было реально? Аферистка с фиктивным браком, настоящая фамилия у нее не Ковалевская, а Корвен-Круковская, любовница знаменитого математика немецкого, Карла Вейерштрасса. Который был ее старше на 35 лет, и написал все ее произведения математические. Ну, вот, получите, пожалуйста.

Или вот, говорят, была такая замечательная Хеди Ламарр - прекрасная женщина совершенно, голливудская актриса. Одновременно, благодаря своему еврейскому происхождению, ну, очень-очень умная. И она придумала специальный электронный шифр для торпед во время Второй мировой фоны. И вот это шифрование данных, оно сейчас используется в смартфонах. Фактически, она в определенной, в очень значительной степени, создала эту современную технологию сотовых телефонов, смартфонов. А что реально, понимаете? Что реально? Ну. Я вам могу показать, как она выглядела. Тут можно даже ничего не говорить, ну, просто вот так. Ну, вот ученый, математик. В математике ни бельмеса, ничего она не понимала от слова вообще. У нее был любовник, который сделал там какую-то, значит, эту, патент взял, ее вписал туда. А поскольку она еврейка там, ну, и так далее, там, естественно, нацизм, антисемитизм, борьба, так сказать, вот, как бы, с расизмом, ее вот стали продвигать. И дошло, в конце концов, до абсурда. Так до продвигались, что просто это посмотреть, как бы, смешно там, да? То есть Софи Лорен написала какой-то там, значит, труд математический по топологии пространства там. Ну, что это? Ну, давайте.

А что делают феминистки? Они начинают визжать и говорить, что их обидели и что это клевета. Они в полицию обратятся. То есть детская реакция. Они хотят одновременно иметь все преференции ребенка и при этом вести себя как взрослый человек. Ну, и откуда возникла вся эта галантность и бережное отношение к женщинам? Потому что женщин любим, они наши матери, сестры, жены, любовницы. Без них жить мы не можем. Без женщин жить нельзя на свете, нет. И потому что мы их любим, многие вещи мы им не говорим в глаза, любя. А они есть. На этом основана культура. И человек, который говорит - не нужно вот это вот умолчание, он разрушает культуру. А последствия будут определенные.

Люди, которые борются с новой хронологией, они разрушают культуру дискуссии, и разрушают уважение к ученым. Даже если Фоменко написал какую-то там ересь, или вообще ничего не написал в области истории, он вправе ожидать уважения хотя бы потому, что он в другой области ученый выдающийся. И ему уже за это можно все простить. А он, я считаю, сделал дольно много все-таки и в области истории. Ну, вот так.

Теперь прейдем, собственно, к Морозову Николаю Александровичу. Родился он в 1854-м году. Фамилия Морозов не настоящая, отчество тоже. Отец его был крупным помещиком, англоманом Петром Алексеевич Щепочкиным. Род Щепочкиных, это такие старые русские деньги. В 18-м веке эти Щепочкины были крупными бизнесменами. Но, поскольку Морозов был незаконнорожденный, хотя отец его любил, давал ему образование, он жил у него в имении, то у него был фамилия Морозов. А мать у него была, по его словам, крепостной крестьянкой бывшей, но непохоже. Слишком она для этого была образованной и культурной. Но это, как бы, отдельная тема для разговора. Ну, вот, Морозов, он сначала получил домашнее образование аристократическое, потом пошел в гимназию. Ну, и, как положено, с молодых лет окунулся в революционную деятельность, пару раз сидел в тюрьме. На небольшие сроки садился. Выезжал в Европу, где, видимо из-за его происхождения, ну, и некоторых личных качеств и способностей, он был принят в первый интернационал, в парижскую секцию. Встречался там с крупными революционерами, в том числе с Карлом Марксом. Хотя не оставил об этом каких-то воспоминаний. Видимо, они были слишком интересные. В 1881 году, в самом начале года он был арестован, еще до убийства Александра Второго. Но это его и спасло, то есть ему после вот этого теракта его не казнили, а дали ему пожизненное заключение. Было ему тогда 26 лет. Вот он после этого отсидел в тюрьме 24 годика. То есть до пятидесяти двух лет сидел в тюрьме, с двадцати шести до, ну, пятидесяти одного.

Существует легенда, что он сидел в одиночке, читать ему ничего не давали. Единственной книгой, которую давали читать, была библия на французском языке, которая осталась от декабристов. Он от нечего делать стал ее читать, размышлять по этому поводу. И постепенно от простого к сложному, додумался до того, что все данные исторические, до где-то 17-го века, они не верны. Ну, со временем, режим постепенно облегчался, стали давать другие книги, и он стал выписывать даже там, пользоваться межбиблиотечным абонементом. Вот, ну, и развернул там свои вот такие штудии, параллельно занимаясь еще математикой, химией, и так далее, и так далее. То есть эти вот 24 года в тюрьме он посвятил науке.

Ну, на самом деле, это не совсем верно, потому что он писал статьи, в том числе, на исторические темы, еще до посадки в тюрьму. И отчасти даже высказывал там мысли, которые потом и развивал в своем главном произведении. Так что немножко он здесь все там вот стилизовал. В 52 года Морозов женился на двадцати шестилетней Ксении Бориславской. Они счастливо прожили 40 лет. По матери Бориславская была де Роберти де Кастро де Кастро де ля Серда. И ее дядя Евгений Валентинович де Роберти, был одним из основателей русского масонства. В 1915-м году его убили англичане в собственном имении. Надо сказать, что в это же время они убили и главного основателя нового русского масонства либерального - Максима Максимовича Ковалевского. И вообще многих в 1915-1916-м годах подчистили, оставив на поверхности мистеров пустышкинов, вроде Милюкова, Керенского там, и тому подобных деятелей, которые через год доказали свою полную некомпетентность, да и просто легковесность. Просто не понимали, что происходит. Сестра де Роберти и, соответственно, тетка жены Морозова, была замужем за Эрнестом Карловичем Ватсоном - русским англичанином, специалистом по современной военной истории и по истории и настоящему еврейской общины Российской империи. Вот этот Эрнест Карлович был однофамильцем куратора русской революционной диаспоры в Великобритании - Роберта Спенсовича Ватсона, кадрового офицера английской разведки, который работал в поле. То есть мог проломить голову кастетом, задушить шелковым шнурком человека и так далее. Ну, и, соответственно, столкнуть кого-нибудь, например, под поезд. Вот в 1895-м году один из его подопечных, русский террорист Степняк-Кравчинский случайно попал под поезд в Англии. Такой вот казус случился.

Роберт Спенсович Ватсон шпионил во время Франко-прусской войны в Эльзасе и Лотарингии. А через 10 лет он работал в поле в Марокко. Вот гравюра, изображающая его во время марокканской службы. Он переоделся дервишем и занимался там рекогносцировкой, созданием, так сказать, инфраструктуры. И попадал во всякого рода такие места, куда не мусульман не пускали. Вот такой человечек. То есть русскую. Революцию делали не там какие-то стрекулисты, а люди серьезные, прошедшие разведшколу. Там ядики, джиу-джитсу, стрельба по-македонски и тому подобные вещи.

Существует легенда, что Морозов был подставной фигурой в русском либеральном масонстве, которое стало развиваться в период первой русской революции и далее. Его-де пригласили как вот такую революционную фигуру с трагической судьбой для привлечения молодежи. Это не совсем так. Морозов был главой ложи Заря Петербурга. А главой ложи фиктивных людей не назначают, даже если это ложа низкоградусная. Но главное, что он был, входил в высокоградусную ложу Полярная звезда, где главой был сам Максим Ковалевский. Причем, был одним из ее учредителей, членов-учредителей. И Морозов до 18 года активно занимался политикой, причем политикой закулисной. За что даже от видавшего виды историка и деятеля русской революции (...49:16) Суханова заслужил прозвище старого интригана. Морозов несомненно обладал даром историка и талантом писателя. Ну, собственно, все русские в той или иной степени умеют писать, так же как все итальянцы умеют петь. Он написал блестящие мемуары о своей революционной деятельности, советую их почитать. Там описывается не только его молодость, но и частично пребывание в тюрьме.

Там есть несколько слоев, чтобы понять каждый следующий слой, нужно обладать большим уровнем культуры. Думаю, Морозов в целом понимал, что произошло в России семидесятых годов, девятнадцатого века и именно поэтому он создал канон, вот этого вот, жития народной воли, народовольцев и их официального мифа. У него хранился их архив длительное время, и в двадцатые годы, он был главным автором интерпретации вот их деятельности, на самом деле, могу сказать, деятельность народовольцев лишь прикрывала деятельность аристократической оппозиции, которая ненавидела Александра Второго за то, что он резко сократил их, так сказать, влияние и их экономический базис, а кроме того, это уже вообще было непростительно, он решил изменить престолонаследия и отстранить наследника престола от, так сказать, власти. Он после смерти императрицы нашел себе новую жену, у них был ребенок, он хотел сделать его наследником и потом царевичем, потом соответственно императором. Тем самым подписал себе смертный приговор, такие вещи в абсолютистском государстве не прощаются. Кстати, хотел сделать Павел Первый, это и переполнило чашу терпения.

Я так подробно на этом останавливаюсь, потому что получается, что у него был опыт и исторического деятеля, и официального историка, который интерпретирует те или иные исторические события. Это был опытный человек. Есть замечательная статья того же Гиммера, которого где-то в конце 20-х годов поддерживает хронологические исследования Морозова. Гиммер тоже был масоном, как и Морозов. Вот он приводит интересную иллюстрацию, говорит что, вот, дескать, после революции, мы, участники февральских событий, собрались, довольно много людей было, и стали вспоминать, что тогда было, что произошло, практически ничего не смогли вспомнить. На таком уровне, что, когда принималась резолюция - днем или вечером, одни говорят - днем, другие – вечером, а третьи говорят, что не было никакой резолюции и такого не писали, а прошло 10 лет, люди тогда еще в здравом уме и так далее, то есть вот что такое история и исторические события.

Если подвести некоторый итог деятельности Морозова, прожил еще долгую жизнь, прожил 92 года, дожил до Хиросимы и Нагасаки, умер в 46 году. Он, кстати, в своих химических штудиях предсказывал значение распада атомов и возможность синтеза периодических элементов. В советское время, до 32 года издавали вот этот многотонный труд по демонтажу классической хронологии, потом по цензурным соображениям это уже нельзя было делать, но ему позволяли работать над ним все 30-е годы, он написал несколько в стол, несколько томов еще, они потом изданы, один из этих томов посвящен российской истории. Итог его жизни, что тут можно сказать, мне кажется, что люди не совсем понимают вот это сочетание, дух понятий, талант и гений. Кажется, что талант - это такой вот ученый какой-нибудь или там деятель искусства, или еще кто-то, который работает хорошо плодотворно, на четверку или на пятерку, а гений – это человек, который работает на пятерку с плюсом, он какой-то еще более выдающийся. Это не так, часто талантливые люди бывают гораздо более плодотворными и они больше двигают науку в той или иной области, но между талантом и гением существуют просто большие различия в типе личности, талант – это вот такой хороший мощный компьютер с огромным процессором, с огромным твердым диском, с хорошей архитектурой, с правильно, удачно установленными программами, загруженной информацией, а то он работает, выдает на гора аппозитивную какую-то продукцию, гений – это нечто другое, это человек, который, как сказал философ Лев Шестов, начал свою биографию с того, что проломил себе череп или выпрыгнул со второго этажа. Вот есть 100 компьютеров, приходите, кувалдой по ним начинаете бить, и после этого 99 компьютеров перестают работать, у одного что-то переклинивает, разгоняется процессор и он начинает работать с чудовищной скоростью, чудовищной, которая гораздо выше его, так сказать, паспортных данных, так, получается, работает при этом он часто с ошибками, быстро перегревается - и все. Но он дает результат, который другим образом, как правило, получить невозможно, и вот есть области человеческой деятельности, где такого рода вот гении, они встречаются довольно часто, в силу специфики, например в поэзии.

Вот поэты, выдающиеся поэты, как правило, гениальны, у них странная судьба, они психически неуравновешенны, но они выдают немыслимым каким-то образом, вот таким вот они выдают очень глубокие, важные тексты, часто имеющие философское содержание, даже не понимая, что они делают. Вот Морозов – это типичный, хрестоматийный, классический гений. Это жизнь гения, двадцать четыре года человек провел в одиночной камере и после этого написал десятитонный труд, переворачивающий всемировую, так сказать, историю. Над ним там смеялись, потом забыли, ничего не могут поделать, все возникает, прорастает, развивается, и если вы хотите, не читали, вы хотите с этим ознакомиться, почитать, я вас уверяю, вы прочтете первый том, вам покажется, что это все, может, не очень интересно, и непонятно, откуда он это взял, но если вы прочтете все, то постепенно поймете, что в этом есть очень глубокий, серьезный, страшный смысл, который, во многом, конечно, не был понятен самому автору. Но он есть, откуда он это взял? Большой вопрос. В значительной степени – это плод его ума, в какой-то степени его к этому что-то подтолкнуло, какое-то эзотерическое знание, еще что-то. Вот так, сама атмосфера перелома веков и перелом культур.