Поправки к изложению (начало)
По поводу анонимной статьи семилетней давности (саму статью см. по адресу: https://uborshizzza.livejournal.com/2831308.html)
За 30 лет мне не попадалось сколько-нибудь интересных материалов, посвященных «Бесконечному тупику». Но вот недавно я наткнулся на простое изложение его содержания и оно мне понравилось. Может быть потому, что автор поставил себе посильную задачу. Краткое изложение моей давней книги дело полезное, потому что сюжет в ней нелинейный и наличествует смешение жанров. В общем, задача нетривиальная, но автор с ней справился. Написано доброжелательно и по делу.
Хочу в ответ написать свои дополнения и пояснения, может быть это покажется небезынтересным автору (надеюсь, он в полном здравии), и моим читателям.
> недружелюбная среда московской окраины, куда семья переселилась с Арбата,
Моя семья переселилась с Патриарших прудов.
> О матери автор пишет мало, но видно, что она была женщиной суровой. О сестре упоминает мимоходом. А вот об отце пишет очень много: именно отец был главным человеком детства героя.
Нет, отец стал главным человеком в период написания «Бесконечного тупика». В детстве мать, а затем младшая сестра играли не меньшую роль. Я о них не писал из-за причин, которые изложены в «Письмах сестры».
> По-видимому, весь свой нереализованный творческий потенциал отец потратил на воспитание сына.
Вот уж нет. Отец уделял мне мало внимания и при первой возможности (разумеется, с одобрения матери) отсылал в пионерские лагеря, летние дачи детских садов, к родственникам и, наконец, просто отдал в детдом. При этом он меня любил, и я его забавлял – я был очень забавным в детстве. (Как мой сын Гена.) Внимание отца было редкостью, но мне этого хватило. У меня прекрасная память, я однажды поймал себя на мысли, почему я все время вспоминаю два-три случая игр с отцом – одни и те же. Я потом я понял, что он со мной два-три раза и играл: строил башню из кубиков, выкладывал мозаику и раскрашивал картинку.
>К сожалению, он был алкоголиком.
Алкоголиком отец не был. То есть у него была какая-то медицинская стадия алкоголизма, но в русском быту такую стадию называют пьянством. Вещей из дома он не пропивал и всю жизнь, за исключением ранней молодости, проработал инженером на ЗиЛе: от сих до сих 8 часов в сутки 6 раз в неделю.
> отец любил сына и старался внушить ему, что он – особенный, удачливый. Например, он заранее договорился с продавцом уличной книжной лотереи и подстроил выигрыш немецкого словаря. И вот мальчик вытянул билет, отец объявил ему, что он выиграл, а тут и словарь (который отец купил где-то заранее).
Нет, он просто забавлялся со мной. Кстати, этот эпизод свидетельствует также о манипуляционной черствости отца. Я «выиграл» неинтересный словарь, который родители мне должны были купить для занятий. Это трудно назвать подарком и вообще удачей.
> он нанес Одинокову ту душевную травму, которая определила всю его жизнь. Один раз мальчик зачем-то перерисовал из книги фигуру голой женщины, а отец этот рисунок у него нашел и в воспитательных целях принялся перед гостями отчитывать, высмеивать, и потом еще не раз про это вспоминал. А Одинокову стало очень стыдно, ему казалось, что он совершил ужасное позорное деяние.
Это была одна из многочисленных травм (о некоторых других я писал в БТ) и я её описал с явной иронией. Это пародия на психоанализ. В БТ много текстов с двойным дном, когда я их писал, то радовался: критикам будет что погрызть, а мне будет интересно наставлять их на путь истинный. Радовался я, как оказалось, рано.
Если бы я сейчас с помощью машины времени попал на 33 года назад, я бы сказал молодому автору БТ:
- Дмитрий, у меня для вас две новости – хорошая и плохая. Хорошая новость – вы современный русский писатель №1. Плохая новость – вы единственный современный русский писатель. Общаться вам здесь не с кем, и будет не с кем как бы не до конца жизни. Но вы держитесь.
Я собственно и держался. Иногда было трудно. Наибольшим разочарованием было интеллектуальное убожество российской эмиграции. Про СССР я хотя бы частично понимал, а на эмиграцию надеялся.
> он узнал о смерти отца, когда его подвесили в раздевалке на вешалку за петельку пиджака – небольшой рост и субтильное телосложение позволяли это сделать.
Это было не в момент смерти, и я не был маленького роста. Невысокий. Телосложение было крепким, я потом без напряга занимался физическим трудом на заводе.
> когда Одинокову было лет 15, отец умер, а до этого он долго болел… не меньше 3-х лет.
Отец умер незадолго до моего семнадцатилетия. Болел два года.
> С похоронами отца у Одинокова тоже связаны тяжелые воспоминания. Он не смог соблюсти соответствующую трагическому событию позу, а напротив, не плакал, даже шутил – хотел произвести впечатление на знакомых, принял неправильный тон.
Что касается похорон, то «хохороны» были в другом. Там было довольно много людей, но реально трагедией это было только для меня и для глуповатого брата отца – он даже потерял сознание в морге. Остальным было по барабану, а самых близких людей – вдову и дочь (чужую) смерть отца только радовала. Я просто плохо понимал, как себя вести и что делать, был в полубессознательном состоянии. Тетка сделала фотографию у гроба и потом ее уничтожила – у всех были веселые лица. Вероятно, у меня тоже, но это была маска безумия.
Другое дело бравада в школе и т.д. Там на самом деле я сделал все правильно. Действительно тяжелые воспоминания и чувство вины перед отцом это то, что я с ним не попрощался перед смертью, хотя я по своему тогдашнему состоянию и темпераменту не смог бы этого сделать.
> Возможно, благодаря одиночеству, герой романа много читал, много размышлял. У него выработался своеобразный характер. С одной стороны, он имел огромный комплекс неполноценности: считал себя некрасивым, недостойным любви, с другой, был уверен в своей гениальности и даже во всемогуществе.
Не так. Я был, как и отец, романтиком, мое мизерабельное положение в молодости делало меня романтическим героем – мне нравилось грустить и мечтать о прекрасной любви. Я страдал от черствости окружающих и был невысокого мнения о нравственных качествах людей вообще, но был защищен жизненным опытом и природным упорством.
Что касается «гениальности и всемогущества», то вот тут у меня была заниженная самооценка – это вина глупых учителей и социальной изоляции. Я уже в 17 лет обладал уникальным даром слова и был очень умен. Во многом гораздо умнее, чем сейчас – я ведь пожилой человек и жизнь моя идет под уклон. В любой привилегированной школе я был бы отличником (как потом был отличником в университете)
У матери-портнихи была клиентка - преподавательница с философского факультета, они подружились, и мать решила с ее помощью устроить меня по блату в МГУ (и устроила).
Подруга пришла домой посмотреть, что я за зверь. Она так устроила человек двадцать. Думала, ну сын портнихи, аттестат троечный, работает на заводе. Но вроде не пьет, домашний – устроим, не в первой. Цена там была рублей 500. Но «для своих» конечно. Личная портниха это было круто – «нужный человек».
Ну, пришла она, хабалка лет 50-ти. Веселая такая бабенция. Стала со мной разговаривать: Дим, а чего ты после работы делаешь? – Готовлюсь в университет. – Ну, понятно. Но ты же молодой. Должна быть какая-то компания, девушки. У меня младший сын твоего возраста. Он на гитаре играет, сам песни пишет. К нам его друзья приходят, веселятся, музыку слушают, танцуют.
А я ей отвечаю:
- Ну что же, это хорошо. Как говорится «блажен кто смолоду был молод, блажен кто вовремя созрел».
У нее шары на лоб полезли. Она поняла, что:
1. Я умный;
2. Считаю ее дурой;
3. Она таковой дурой, по сравнению со мной, и является.
Её это, конечно, только обрадовало, потому что стало ясно, что с учебой после поступления у меня никаких проблем не будет. Их и не было.
Вообще «комплексы», даже малюсенькие, - это не про меня. «Галковский» и «комплексы» две вещи несовместные. Душевные раны, да, были. Они есть у всех. Жизнь штука суровая. Суровая сама по себе, а иногда еще и в частностях.
> Одиноков был способен приносить несчастья: например, скажет кому-нибудь: «Ты сломаешь ногу» - так и случится.
Я хотел сказать совсем другое. У меня есть дар предвидения, который обусловливается исключительной авторской волей. Я только в зрелом возрасте понял, что я писатель – лет в 35. До этого я считал себя писательствующим философом, вроде Розанова. И только в 45 лет я понял, что я не только писатель, но и режиссер. Человек, общающийся со мной, неизбежно вовлекается в водоворот сюжета. Иногда (редко) этот сюжет может быть нуарным. Через три года сын веселой подруги матери утонул, а сама она повредилась рассудком и стала подозревать коллег в убийстве. Это конечно придало и так двусмысленной цитате из «Онегина» еще одно измерение. Особенно если вспомнить, какими строчками Пушкин заканчивает свое произведение и кто там оказывается «блажен».
В ранней молодости меня потряс рассказ Достоевского «Кроткая». Это повествование о человеке, который удержал свой талант и не написал замечательный «святочный рассказ». И главный персонаж этого ненаписанного произведения погиб. В зрелом возрасте я встретил одну кроткую девушку и, кажется, сделал для нее все, на что она надеялась, и о чем она мечтала.
Во всех этих «волшебствах» следует только не упускать из виду одно обстоятельство. Человек не бог, и даже его локальное могущество это могущество тени на стене, «стиля». Именно как режиссер я всегда понимал ограниченность авторской воли и коварство любого текста – всегда автономного и норовящего превратить автора в персонаж. Это коллизия БТ.
