099. Дмитрий Галковский. Бесконечный тупик

Други мои! Дорогие ютубочеи и ютубочейки!

Сегодняшняя наша лекция будет посвящена творчеству Дмитрия Евгеньевича Галковского, у нас уже была такая лекция, связанная с выходом его книжки «Письма сестры», а вот сейчас переиздан «Бесконечный тупик». Вот так вот это все выглядит,

в двух томах, книга уже поступила в продажу, и ее можно купить в магазине «Циолковский» и заказать можно на сайте, ну, естественно, на сайте Циолковского, издательства и магазина, и на сайте издательства Дмитрия Галковского, вот по этому адресу.

I-dg.ru/books/beskonechniy-tupik

Это уже четвертое издание «Бесконечного тупика». Эта книга была написана очень давно. Ну вот, мы немножко поговорим по этому поводу. Конечно, для того, чтобы хотя бы вкратце разобрать содержание этого произведения, потребовалась бы целая серия лекций, а наша лекция носит такой отчасти рекламный характер, мы только немножко расскажем, немножко приоткроем занавес. Книга Дмитрия Евгеньевича имеет довольно парадоксальную судьбу издательскую, мы начнем, наверное, немножко вот с этого. Вначале... Эта книга была написана в восемьдесят восьмом году, точнее, закончена, а начал Дмитрий Евгеньевич ее писать еще в годы застоя, и какое-то время он ее распространял методом самиздата, то есть, просто печатал на машинке, потом эти печатные копии ксерографировал, ну, распространял среди друзей, знакомых, появились первые покупатели. Отрывки из этого произведения публиковались в очень большом количестве периодических изданий, уже в основном после 1991 года, вот это девяностый, девяносто первый, девяносто второй, потом все это внезапно прекратилось. И гораздо позднее, за свой счет, сам собрав деньги, Дмитрий Евгеньевич издал «Бесконечный тупик» вот таким томом,

это первое издание, оно вышло. Вот тут вкладка-схема есть, потому что произведение состоит из большого числа примечаний, это гипертекст, причем, гипертекст, написанный еще до эпохи интернета,

в период самого начального развития бытовой компьютерной техники, это было в 1997 году,

Книга вышла в количестве пятиста экземпляров нумерованных, и тут написано «самиздат», потому что у книги нет выходных данных, и она распространялась вот так, самим автором. В ручном режиме. Ну, здесь видно вот текст — он немножко такой дефектный,

немножко расплывающийся, как будто вот это сделано на ксерокопировальном аппарате, хотя это вот офсетная печать, просто полукустарно сделано. Вскоре вышло второе издание, вот в такой обложке синего цвета,

обложку оформлял сам Галковский, вот это вот он нарисовал, с одной стороны это такой бесконечный тупик, с другой стороны это похоже на крест, а если посмотреть — это похоже и на фигурку человека, причем, такую, немножко смешную. То есть — смешно и страшно. Это было в девяносто восьмом году.

Две тысячи экземпляров. издание было вот аутентичное, и, ну, качество печати уже было получше, такое совершенно профессиональное.

Но, конечно, первое издание — оно ценнее, потому что это, ну, первое издание. Ну и через длительный уже период времени было третье издание, в двух томах, «Бесконечный тупик», вот так оно издано.

Я думаю, что большинство из людей, которые читали «Бесконечный тупик» не через интернет, и у которых есть дома эта книга — этого вот скорей всего вот третье издание. Вот, схема опубликована на форзаце, это было уже в две тысячи восьмом году. В двух книгах, вот таким образом.

Таким образом все это выглядит. Какая-то часть второго издания и какая-то часть третьего издания продавалась через магазины, но тоже очень значительную часть автор продавал сам, продал сам, и все эти издания — они распроданы. Ну, третье издание было — пять тысяч экземпляров, и довольно долго оно расходилось, тем более что после 2010 года у Галковского было много работы, он уже не мог этому уделять внимания, и книга через магазины тоже вот она перестала продаваться. То есть, по крайней мере, новых каких-то усилий в этом направлении автор не предпринимал, и вот сейчас, наконец, четвертое издание. Все эти издания — это издания авторские, они опубликованы за счет Галковского и его друзей, почитателей, которые давали ему деньги на издание этих книг. Точно так же изданы практически все другие произведения Галковского. Почему так произошло? В принципе ведь это признанный автор, он был признан ещё в самом начале девяностых, и он был очень популярен. И если мы возьмем какие то справочные издания, и так далее, то там написано о Галковском как об известном писателе, крупном писателе, какие-то его работы — они изучаются в вузах в качестве… ну, на филологических факультетах — понятно, но и на других факультетах, когда изучают современную литературу — очень часто рекомендуют чтение книг Галковского, прежде всего «Бесконечный тупик». Почему так произошло? Вот в аннотации к «Бесконечному тупику», четвертому изданию, про это впервые написано открытым текстом, и я сейчас вам зачитаю, что там написано.

«В конце 1992 года Галковский резко ответил в «Независимой газете» Булату Окуджаве, который назвал его, 32-летнего писателя, невоспитанным ребенком. Окуджава пожаловался своим высокопоставленным друзьям, и вскоре все было решено. За столом, уставленным коньяком и хачапури, друзья дали «аннибалову клятву»: «Булат, эта гадина никогда и ни при каких условиях не опубликует в РФ ни одной книги».

Благодаря этой мальчишеской выходке не очень умных людей, Галковский был вычеркнут из официальной культуры России на три десятилетия. Последствия этого факта еще только предстоит оценить. За прошедшее время некоторые члены трибунала успели умереть (например, Егор Гайдар), а кто-то не только жив, но и занимает ответственные административные посты. В настоящее время никто в России не может объяснить причины бойкота Галковского. Если не брать некоторые высказывания в блогах, собственно и предназначенных для неподцензурной «устной речи», в его текстах нет ничего экстремистского. То же касается образа жизни Галковского: это трезвый, общительный и трудолюбивый человек, отец троих детей».

Но на самом деле — это внешняя причина бойкота Галковского, и в кавычках «неудачи» "Бесконечного тупика", потому что, с точки зрения содержательной — это, конечно, исключительная удача. Эта книга жива, она живет, она будет жить еще очень долго, а может быть — всегда, до тех пор, пока будет жива русская культура, культура филологическая и культура интеллектуальная. Но с точки зрения непосредственного, так сказать, успеха писателя, именно житейского, сиюминутного, это, ну, некоторая такая катастрофа. И эта катастрофа, на самом деле, была не вызвана этим вот ничтожным жалким бойкотом людей, которые имеют весьма и весьма опосредованное отношение к русской культуре. Глубинная причина была в другом. Дело в том, что общество, даже в лице своих наиболее развитых культурных представителей не было готово к тому, чтобы просто прочесть эту книгу. Неслучайно ее публиковали в огромном количестве фрагментов. Каждый брал какие-то элементы этого произведения, а это произведение — оно совершенно едино, это монолит. И издатели — я знаю, что это не авторская воля — они поступили не очень хорошим образом, выделив цитаты — есть многочисленные цитаты — мелким шрифтом. Этого делать не следовало. Это разрывает единый текст. И одна из, как сейчас бы сказали современные критики, «фишек» этой книги в том, что Галковский постоянно оперирует какими-то текстами, текстами очень сложными, глубокими, это философы, это золотой век русской литературы, но он устанавливает с ними диалог, и они звучат, эти цитаты звучат очень органично в составе, в контексте его книги. И невозможно отличить авторскую мысль и авторскую речь от вот этих цитат, они конечно все выделены, атрибутированы, и они все очень точные, Галковский очень точен, это профессиональный ученый с университетским образованием, он прочитал огромное количество книг, учебников, у него огромное количество конспектов, и он обладает вот всей клавиатурой научного анализа, и это в значительной степени видно и в этой книге, которую он написал еще в раннем возрасте, только окончив университет, а начал он ее писать еще когда учился в университете, на философском факультете. После того как общество отвергло «Бесконечный тупик» Галковский, обладая исключительной силой воли, целеустремленностью и уникальными пропагандистскими способностями, решил подготовить массового читателя. То есть, у книги не было читателя, вот этих читателей создал Галковский путем многолетней работы, сначала он пытался выпускать для этого журнал «Разбитый компас» выпустил несколько номеров, а потом возник интернет, и вот в интернете он постепенно развернулся, он стал одним из ведущих блогеров в «Живом Журнале», вел диалог с сотнями, сотнями людей, все эти люди, как правило, его не понимали, или понимали очень однобоко, но он очень терпеливо объяснял им свои взгляды, мысли, рассказывал о истории, литературе, текущей политике, и в значительной части он говорил на их языке. Как профи, как профессиональный писатель, и писатель очень высокого класса, Галковский может говорить от лица ребенка, подростка, взрослого человека, русского человека, иностранца, образованного человека, необразованного, технаря, он может говорить как профессиональный филолог, там, в шестом поколении, а может опускаться до вообще, как говорят, обсценной лексики, ну вот такова особенность этой личности, и это хорошо видно на видеороликах в ютубе, когда Галковский разбился на несколько персонажей, которые непохожи друг на друга, иногда там большие лекции, и один персонаж постепенно начинает переходить в другой, потом снова превращается в себя, за этим, наверное, человеку, близкому к драматургии, к миру театра, интересно наблюдать. Сейчас, через тридцать лет, вот у этой книги появился, наконец, свой читатель. И я советую людям, которые не читали «Бесконечный тупик», или читали его в отрывках, вот сейчас его купить и прочесть целиком. Это прежде всего адресовано людям, которые читали статьи Галковского в прессе, читали Живой Журнал, и им это показалось интересно, они читали это очень подробно, и смотрели видео, естественно, на ютубе, на канале galkovskyland. Потому что весь этот огромный корпус текстов, видеоматериалов — он направлен на то, чтобы люди в конце концов смогли адекватно прочитать вот эту книгу, «Бесконечный тупик». Это книга очень сложная, и она предусматривает в читателе опыт, которого у него, конечно, не было в конце восьмидесятых, в девяностых, да и в десятых годах. И в двадцатых годах что-то своим умом люди стали понимать, но в основном, конечно, с помощью Галковского, который на пальцах объяснил несколько фундаментальных вещей, связанных с русской культурой, с русской историей, с русским менталитетом. Чтобы показать, как читается сейчас эта книга, я прочитаю всего один фрагмент. Это примечание № 62. Ну, примечания — это просто отдельные фрагменты, они названа примечаниями, потому что формально это примечания, а фактически это просто такие элементы, узлы гипертекста.

"Английский философ Артур Кестлер, еврей по национальности, родился в Австро-Венгрии в 1905 году. Занимался в Вене психологией, потом стал корреспондентом либеральной прессы, сначала в континентальной Европе, а потом в Англии. В 1931 году вступил в коммунистическую партию, во время гражданской войны в Испании писал хвалебные статьи о республиканцах, попал в плен к франкистам и был интернирован во Францию, вступил там в иностранный легион и бежал в Великобританию, вступил в английскую армию. После Московских процессов «прозрел», написал роман о Бухарине «Слепящая тьма», а в 50-х годах начал уже свою деятельность в качестве мыслителя. Первая книга этого периода – «Лунатики».

Это профессионал.

Набоков, учась в Кембридже, часами спорил с английскими студентами о России, и в частности с неким «Бомстоном» (псевдоним), ставшим впоследствии крупным ученым:

«Когда я допытывался у гуманнейшего Бомстона, как же он оправдывает презренный и мерзостный террор, установленный Лениным, пытки и расстрелы, и всякую другую полоумную расправу, – Бомстон выбивал трубку о чугун очага, менял положение громадных скрещенных ног и говорил, что, не будь союзной блокады, не было бы и террора. Всех русских эмигрантов, всех врагов Советов, от меньшевика до монархиста, он преспокойно сбивал в кучу „царистских элементов“, и что бы я ни кричал, полагал, что князь Львов родственник государя, а Милюков бывший царский министр. Ему никогда не приходило в голову, что если бы он и другие иностранные идеалисты были русскими в России, их бы ленинский режим истребил немедленно. По его мнению, то, что он довольно жеманно называл „некоторое единообразие политических убеждений“ при большевиках, было следствием „отсутствия всякой традиции свободомыслия“ в России. Особенно меня раздражало отношение Бомстона к самому Ильичу, который, как известно всякому образованному русскому, был совершеннейший мещанин в своем отношении к искусству, знал Пушкина по Чайковскому и Белинскому и „не одобрял модернистов“, причём под „модернистами“ понимал Луначарского и каких-то шумных итальянцев; но для Бомстона и его друзей, столь тонко судивших о Донне и Хопкинсе, столь хорошо понимавших разные прелестные подробности в только что появившейся главе об искусе Леопольда Блума, наш убогий Ленин был чувствительнейшим, проницательнейшим знатоком и поборником новейших течений в литературе».

Набоков приписывал такое поведение своего знакомого его «невежеству». Но невежественным человеком, конечно, был сам Набоков. Ему бы смекнуть, что если выпускник Кембриджа, «снисходительно улыбаясь», разглагольствует о гуманизме Советской России, то тут игра потоньше. Владимир Владимирович сетовал, что бомстоны черпали сведения о его родине из «коммунистических мутных источников». Помилуйте, да любому человеку со средним образованием этих «источников» с лихвой хватит для понимания происходящего в России кошмара. Да вот по одной этой заметочке (а таких сотни, тысячи, миллионы) – статье Несытых «Пионеры охраняют социалистическую собственность» («Советская юстиция», 26.10.1934):

«В знойный августовский день пионеры сельхозартели имени Крупской (Макушинского района) в числе пяти человек под руководством звеновожатого Паши Лямцевой пошли на колхозные поля с целью проверки, нет ли на полях „стригунов“ – тунеядцев, лодырей, кулаков и подкулачников, которые расхищают урожай, занимаясь срезыванием колосьев. Дошли до массива сжатой ржи, просматривая почти каждую кучу. Паша Лямцева заметила, что у одной из куч кто-то шевелится … Все бросились к куче и увидели прикрывающуюся снопами женщину, которая обрезала ножницами колосья в имевшийся у неё котелок. Когда Паша Лямцева спросила женщину, зачем она обрезает колхозную рожь, та вскочила, схватила Пашу за пионерский галстук и начала душить. Пионер Коля, видя что женщина может задушить Пашу, бросился на помощь. Паша вырвалась, и пионеры общими силами пытались увести воровку в контору артели. Пионер Коля, чтобы припугнуть женщину, крикнул, что едет объездчик. Женщина высыпала нарезанные колосья из котелка на землю, а сама бросилась в лес, где и скрылась. 3 августа в колхозе имени Крупской Лямцева и остальные пионеры опознали воровку, оказавшейся Каргопольцевой … Следствием установлено, что Каргопольцева была в 1933 г. исключена из колхоза вместе с мужем, так как ее муж был активным участником бандитского восстания в 1921 г. Каргопольцева в течение года нигде не работала, занималась хищением колосьев … она по совокупности приговорена к 10 годам лишения свободы. Пионеры за проявленный подвиг премированы: трое патефонами, остальные барабанами и трубами».

И так в любой советской газете, в любом журнале. И в 34-ом, и на десять лет раньше. А в Европе жили сотни тысяч русских – уж как-нибудь перевели, растолковали смысл европейцам. Да Советский Союз и сам переводил на иностранные языки, сам распространял. И вот европеец, более того, англичанин, славящийся своей трезвостью, объективностью, пониманием жизни других народов, – говорит: «Лес рубят – щепки летят». Тут бы впору русскому собеседнику задуматься. Но ничего не понимающий Набоков продолжает своё повествование, говоря уже о конце тридцатых:

«Гром „чисток“, который ударил в „старых большевиков“, героев его юности, потряс Бомстона до глубины души, чего в молодости, во дни Ленина, не могли сделать с ним никакие стоны из Соловков и с Лубянки. С ужасом и отвращением он теперь произносил имена Ежова и Ягоды, но совершенно не помня их предшественников, Урицкого и Дзержинского. Между тем, как время исправило его взгляд на текущие советские дела, ему не приходило в голову пересмотреть, и может быть, осудить, восторженные и невежественные предубеждения его юности».

Зачем же ему их менять? По линии своей ложи он получил инструктаж менять взгляды только на Сталина, который в конце 30-х стал вырезать масонскую верхушку и, более того, прозрачно намекнул центровому масонству о возможности публикации (в случае непредусмотренных эксцессов) всякого рода любопытной информации. Намек, в частности, был сделан на процессе «антисоветского троцкистского центра», где допрашивался подсудимый Арнольд, он же Васильев, он же Ефимов, он же Раск, он же Кюльпенен.

Вот характерный отрывок из протокола:

"Арнольд: С 1920 по 1923 г. я (родившийся и выросший в России. – О.) пробыл в американской армии. Дальше я поехал в Лос-Анджелос, в Калифорнию. Потом познакомился там с русскими товарищами, которые состояли в обществе технической помощи Советской России, в котором я принял участие, и решил поехать в Россию.

Вышинский: Решили, значит, тоже оказывать техническую помощь Советской России?

– Да.

– Как же вы её оказывали?

– Я приехал в Кемерово.

– А вы не были членом масонской ложи?

– Был.

– Как вы попали в масонскую ложу?

– А это когда я был в Америке, я подал заявление и поступил в масонскую ложу.

– Почему в масонскую ложу, а не в какую-нибудь другую?

– Пробивался в высшие слои общества. (Общий смех в зале.)

– Вы попали в общество технической помощи Советской России уже будучи масоном? Не помогла ли вам масонская ложа проникнуть в это общество?

– Нет.

– А когда вы поступили в это общество, вы сказали, что вы масон?

– Нет, я держал это в секрете.

– Вы вступили в ВКП(б), когда прибыли из Америки?

– Я вступил в партию в 1923 году.

– И в это время вы оставались масоном?

– Да, но я никому об этом не говорил…

– В Америке вы были связаны с коммунистической партией?

– Был связан, принимал участие в работе коммунистической партии в 1919 г.

– А в масонской ложе?

– И в масонской ложе одновременно состоял".

Тема эта ни до, ни после в процессах не затрагивалась и звучит как чужеродное вкрапление. Вкрапление, явно вставленное специально, как, с одной стороны, глухая угроза масонской Европе, а с другой – намёк нацистам на возможное соглашение. Из сего факта серьёзные люди сделали соответствующие выводы. И в частности, в низовой аппарат была спущена установка о «прозрении». В результате Кестлер стал честно писать о лунатиках. Казалось бы, странная эволюция – эволюция сомнамбулы. А по сути всё достаточно просто.

Вот и Оруэлл, подобно Кестлеру, двоится через Испанию. Выпускник Итона, привилегированнейшего учебного заведения для английской элиты, агент британской полиции в Бирме, Оруэлл внезапно воспылал любовью к Большому Брату и бросился проливать за него кровь в рядах республиканцев. (Проливать кровь в буквальном смысле этого слова – он получил тяжёлое ранение в горло.) Уезжая из Испании, Оруэлл сказал:

«Я увидел замечательные вещи и я, наконец, действительно поверил в социализм».

Это живя в Ленинских казармах Барселоны вместе с подонками-анархистами, прославившимися своим садизмом.

Оруэлл сам главный персонаж «1984» (перевернутого 1948-го). Суть этого произведения в пробуждении личностного начала и его вторичном уничтожении. Начало индивидуальной жизни Уинстона – попытка вести личный дневник, вначале неудачная. Однако постепенно герой романа Оруэлла овладевает даром письменной (внутренней) речи. Параллельно он обретает память, вспоминает свою «пущенную на распыл» мать.

Ну, «пущенную на распыл» — это перевод... перевод, неудачный перевод русский, которым пользовался Галковский, реально — стертую в порошок.

Она явилась ему во сне с тоже погибшей сестрёнкой на руках:

«Они были где-то глубоко внизу, где-то в подземелье, может быть, на дне глубокого колодца. Но это дно спускалось, уходило всё ниже. Они смотрели на него сквозь тёмную толщу воды с палубы тонущего корабля, которая вот-вот скроется совсем. И он, сверху, из света и воздуха, смотрел, как их засасывает смерть, и знал, что они там, потому что он – здесь. Но в их глазах не было упрека … (Здесь) были страх, ненависть и боль, но не было ни возвышенных чувств, ни великой скорби, которые светили ему сквозь зелёную воду из уходящих глаз матери и сестры».

Это не выдумано. Тут ассоциации-с. 1948 год. Кремлёвская марионетка разгулялась, рвёт нити, продолжает политику московских процессов, прекращённую было во время войны. О'Брайен снимает трубку телефона и – о чудо – вчерашний коммунар начинает палить по своим. Но тут включился архетип, и герой-автор написал действительно хорошую книгу. Не легковесную книгу. Тяжёлую книгу.

О'Брайен топырил в подвале Минлюба перед расширенными от боли зрачками Уинстона четырёхпалую руку: «Сука, говори сколько пальцев».

"Очевидно стрелка (показывающая силу тока. – О.) поднялась еще выше … пальцы расплывались и дрожали, но их, несомненно, было лишь четыре.

– Сколько пальцев, Уинстон?

– Пять! Пять! Пять!

– Нет Уинстон, так не годится. Вы лжёте. Вы всё ещё думаете, что их четыре".

А ну-ка, выпускник Итона, скажи: «Паша Лямцева разоблачила „кулацких парикмахеров“. Я хочу с ней переписываться, потому как есть сознательный представитель британского пролетариата».

И скажет, не моргнёт. Потому что это Итон – с его палочной дисциплиной, с его обрядами, унижающими и коверкающими личность подростка, с его масонской психологией «Внутренней партии» и тайного знания.

Умный вы человек, товарищ Оруэлл. Хитрый. Но под конец вывернулись и всё-таки крикнули перед смертью: «Четыре пальца! Четыре!!!» Что же, в 35 лет крякали «горловой уткоречью», а в 45 прозрели? Такое озарение возможно только в закрытых обществах. Или при искажённом сознании.

В воспоминаниях об Оруэлле его называют Дон-Кихотом, человеком удивительно наивным, мягким. Тут, извините, «накладочка». «Дон-Кихот» про крыс, выгрызающих лицо, не написал бы. Фантазии бы не хватило. Сам Оруэлл говорил, что в детстве увлекался героями романтизма, отождествлял себя с Демоном, Дьяволом, Сатаной, твердил про себя их монологи, находя усладу в том, «чтобы быть отверженным так же несправедливо и бесповоротно».

Произошло раздвоение. Написание романа это обретение казалось бы размозжённого масонской Океанией личностного начала, а потом гибель, смерть, как и в судьбе Уинстона. Раздвоение-двоемыслие это высший тип мышления члена ангсоцевского общества. При этом человек сохраняет преимущества индивидуальной избирательной реакции на действительность, и одновременно всё же не является личностью.

Оруэлл пишет:

«Двоемыслие лежит в самом сердце Ангсоца, поскольку главная задача партии – использовать уловку сознания, в то же время сохраняя твёрдость цели и полную честность … именно двоемыслие позволяет остановить ход истории. Все прошлые олигархии пали – либо потому, что они были слишком тупы и невежественны, чтобы увидеть свои ошибки и приспособиться к изменениям, либо потому, что они были либеральны и терпимы и признавали открыто свои ошибки. То есть они падали равно как от своей сознательности, так и от своей несознательности. Партия создала систему, совмещающую два типа поведения, и в этом источник её вечной власти. Ибо секрет власти в сочетании веры в свою непогрешимость с умением учиться на ошибках прошлого».

Могущество Океании основано на продуцировании псевдоличностей, способных хранить в памяти два противоположных суждения одновременно и воспроизводить их ситуационно, в зависимости от распоряжений. Причём подобное воспроизведение происходит бессознательно, так что в результате не возникает чувства вины и вообще дискомфорта. Жизнь псевдоличности органична. Но лишь постольку, поскольку она является псевдоличностью. Трагедия Оруэлла в его творческом даре, осуществление которого и привело его к смерти.

Он писал об истоках творчества:

«Четыре мотива побуждают к писательству: абсолютный эгоизм, эстетическое вдохновение, истерические импульсы и политическая цель … Большинство людей умеренно эгоистичны. После 30 лет они отказываются от личных амбиций, если не теряют сознание индивидуальности вообще, и живут для других – для детей, например, или просто тянут лямку жизни. Но есть меньшинство одарённых и волевых, которым суждено до конца жить своей жизнью – к ним принадлежат писатели».

Но есть эгоизм двух видов: идущий изнутри или стимулируемый обществом. Или человек уже родился «отрезанным ломтём», или его отрезали. Англия, вообще Запад – это аккуратно нарезанное общество. Русские этого не понимают и постоянно ошибаются. В России нет средних классов и они принимают западную культурность за гениальность, путают свободу юридическую, внешнюю, со свободой внутренней.

Личность Оруэлла насквозь европейская. За счет культуры (формы) индивидуализма европеец выглядит гораздо более "я", чем русский его же уровня. Но и наоборот, русское «я» в своём эгоизме гораздо глубже. Отсюда ошибка, промах русского, относящегося к европейцам слишком наивно, принимающего индивидуалистическую форму за индивидуалистическое содержание, завышающего чужой уровень свободы. Русские гораздо свободнее европейцев. Те живут в тесноте. Один из английских литературоведов сравнил Оруэлла с Чеховым, ибо

«Антон Чехов – человек, который шёл своим путем, плыл против течения и тоже умер от остановки дыхания».

Совсем не так. Чехов писал:

«В Западной Европе люди погибают оттого, что жить тесно и душно, у нас же оттого, что жить просторно».

Русской личности надо позвоночник перебить, чтобы она по России только ползала. Русскому «я» надо чуточку свернуть шею, иначе оно покатится колобком по великой равнине. Если в европейце существует элемент псевдоличности и курносому дураку делают пластическую операцию, которая превращает его в интеллектуала в шестом поколении, то русскому нос кастетом перешибают. Русский – придурок, псевдобезличность.

«Придёт ли времечко» европейцев по спутникам связи доводить, что у них личностное начало недоразвито. Эту мысль продумать, книжечку написать, так ею так их «заторкать и зарыпать» можно. Они лет 20 отбрыкиваться будут, качество потеряют. Ибо что может быть оскорбительнее для европейца. И ход защиты понятен: «Подобное отношение к Оруэллу прекрасный образчик практики новояза».

Да и сейчас уже сопоставление русского языка с новоязом Океании общее место. И никто не отдаёт себе отчета в том, что это не так. Как раз по-русски новояз невозможен. Так как не важен. Новояз налицо, но всё равно ничего не получается. Следовательно, это не новояз. Двоемыслие «1984» это неразличение добра и зла, истины и лжи – искусственно создаваемое, болезненно-извращённое состояние. И мир двоемыслия – зол, ужасен. Для русского двоемыслие – естественное состояние, и мир, естественно двоемыслимый, светел, сладок. По-английски «двоемыслие», а по-русски – «двоечувствование», мыслечувствие. Мысли и чувства, язык и слово – разорваны, связь шатка, язык и мысли «не важны». Любая русская мысль в результате – мыслепреступление. Русская мысль сама по себе преступна. Но и рудиментарна, слаба. Пустяк, «копоть на иконе». Свобода от слова. Такой свободы Европе и не снилось'.

Ну, вот это большой такой законченный фрагмент «Бесконечного тупика», и представьте, что вот его открывает культурный образованный человек в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Ну, он просто не понимает, о чем здесь написано. Это набор слов. Причем, набор слов, имеющий какую-то свою магию, какой-то филологический ритм, и это интересно читать, но это невозможно понять. И можно понять только, ну, на каком-то вульгарном уровне там, ну... вот автор — а вот он, наверное, вот этот... антисемит. Да? Или — он это… э-э… конспиролог. Конспиролог. Вот. Или еще чего-то. А это, вот один этот фрагмент — это философское эссе, очень глубокое, где есть несколько смыслов, и некоторые смыслы сейчас для людей, допустим, знающих, что такое криптоколония — благодаря Дмитрию Евгеньевичу — этот текст читается иначе. Но все равно они его понимают не полностью. Там есть внутренние смыслы, но я скажу только об одном, который сейчас некоторое количество людей может понять. Может понять, и может понять манеру мышления Галковского, очень сложную. И, на мой взгляд, очень красивую. Вот недавно была опубликована — мы о ней как раз говорили, посвятили целую лекцию — книга «Письма сестры», где Галковский описывает... ну — в значительной степени это просто такой человеческий документ, письма вот его сестры, которая больна шизофренией. Эти письма — они преисполнены какой-то инфернальной ненавистью уже не человека, а такого насекомого, какого-то богомола, который одержим ненавистью к Галковскому, и этот человек — профессиональный Галковскоман негативный, то есть, его цель — это издевательство над этим человеком. Почему так произошло, Галковский написал здесь, в послесловии, но еще об этом сказано в лекции, которая есть для тира «Куратор» на патреоне. И эти «Письма сестры» — это такое своеобразное дополнение к части «Бесконечного тупика», которая посвящена личности Галковского. Ребенка, подростка и молодого человека. И зная вот эту информацию, фрагмент, я вам еще раз напомню то, что сейчас прочитал, фрагмент:

Мать явилась ему во сне с тоже погибшей сестрёнкой на руках:

«Они были где-то глубоко внизу, где-то в подземелье, может быть, на дне глубокого колодца. Но это дно спускалось, уходило всё ниже. Они смотрели на него сквозь тёмную толщу воды с палубы тонущего корабля»...

Это мать Галковского, Одинокова. Одиноков — это фамилия лирического героя этого произведения, но это и фамилия Галковского со стороны матери, это фамилия его матери, Одинокова. И это сестра. Он писал эту книгу, чтобы умереть. Он не мог жить с ними. Эти люди — они над ним издевались, они день и ночь орали на него матом, и он не мог жить там, ему некуда было идти, он был бедный человек советский, не мог от них ни избавиться, ничего. Он решил написать книгу, за которую его убьют. Потому что просто покончить с собой он не хотел. У него были мысли, чувства, жажда сказать что-то людям. И в чем дьявольский символизм вот этого фрагмента Оруэлла? Книга Оруэлла посвящена... главная тема какая его антиутопии? В том, что для общества будущего выгодно, чтобы жители этого общества были сумасшедшими, и оно специально сводит нормальных людей с ума. И вот главный герой — он становится нормальным, выныривает, он видит, что происходит на самом деле, но его ловят, но не убивают. Его специально — пытками или лекарствами — его снова сводят с ума, и превращают в такой вот мыслящий тростник. Причем, мыслящий так, и в ту и в другую сторону одновременно, да? Дудочку, с двух концов чтобы можно было дуть. Полая трубка. А в чем трагедия личной жизни Галковского? В том, что вот он жил с людьми, его сестра — тяжело больной человек, а мать с большими отклонениями, ну, она психопатка. И за всю жизнь он ни одного хорошего слова от нее не слышал. Еще был отец, добрый, хороший, но алкоголик, который умер от рака. Люди умирают от трех основных болезней: рак, инсульт и инфаркт миокарда. Вот отец Галковского заболел раком, потом у него был инсульт, на фоне этого — побочное действие лекарств, которые давят распространение опухоли, а потом из-за вот этой страшной ситуации он переживал, у него был еще инфаркт. а потом он умер. И все это было на глазах Галковского, которому было пятнадцать-шестнадцать лет. И он остался наедине вот с этими двумя людьми, бесконечно близкими, родными, он пытался их любить, и любил, но которые относились к нему — в силу сложной аберрации сознания — относились как к не умершему отцу, который тоже должен уйти, умереть, ну, все, чтобы решить эту проблему. И Галковский, чтобы избежать армии, он — поскольку у отца были проблемы. кроме алкоголизма были и проблемы с психикой тоже, хотя и небольшие, скорее, вызванные внешними причинами, тяжелой судьбой — он получил освобождение от армии по психиатрической статье. И мать сказала что? Когда он попытался уйти из семьи, работая на заводе, она сказала: «Ты никуда не уйдешь, потому что я тебя положу, ты должен мне подчиняться». И внешне Галковский подчинился, потому что ему действительно идти было некуда. Но дело в том, что Галковский никогда не был человеком не только больным, но и с какими-то ну хоть минимальными психическими отклонениями, это человек удивительно психически нормальный, несмотря на огромный интеллект, ну, обычно когда человек очень умный — у него бывают какие-то, ну... искажения, потому что, ну… «слишком многие знания — многие печали». Вот у Галковского этого не было совершенно, но он жил в мире, когда психически больные люди считали его сумасшедшим. И он прекрасно знал, что когда вот этот «Бесконечный тупик» он начнет распространять — его довольно быстро поймают, за границей за него не вступятся, потому что здесь много вещей, которые будут, мягко выражаясь, не по ноздре западному истэблишменту, и, соответственно, эмиграции, которая просто является транслятором их идей, часто за деньги. И что сделает с Галковским тайная полиция? Она не будет его сажать в тюрьму. Она его направит на принудительное психиатрическое лечение, и он там превратиться в овощ. И тут есть другие смыслы, но это вот один из смыслов того фрагмента, который я вам прочитал. Поэтому, вот эта книжка — она с двойным, с тройным дном, и каждый новый уровень — он открывает новые грани и смыслы того, что сказал вот автор. А он обладал и обладает, к счастью, до сих пор даром говорить очень много, говоря очень мало.

На что надеялся Галковский, когда писал эту книгу? Он надеялся на то, что люди его не поймут, но почувствуют, что он хотел сказать, и это чувство перевесит все. То есть, спасет совершенная филологическая форма того, что он написал. И это его единственный шанс. То есть, топили котят, вот котеночек, ну такой вот он красивенький, такой меленький, ну жалко его, вот этого не будем, он с пятнышком на носике... и это судьба Галковского в раннем детстве, о котором он, на самом деле, еще не сказал. Там были вещи гораздо серьезнее, чем вот его взаимоотношения с матерью и сестрой, это уже так, следствие. И маленький Галковский был очень красивый и очень умный, его хотели убить, но пожалели. Но хотели. Избавиться. Либо отдав в детдом, либо просто… и он маленьким ребенком это чувствовал. А взрослым человеком он это понял.

И вот, текст построен как примечания к примечаниям, вот примечание, меньшее по объему, к тому большому фрагменту, который я вам прочитал. Ну, я позволил себе прочитать такой большой текст наверное потому, что это имеет некоторое самостоятельное значение, некоторые говорят что я похож на Галковского, и таким образом, ну, может быть вы слышали авторскую речь, что ценно для читателей, особенно читателей благодарных, которые являются не только читателями, но и почитателями творчества. Вот другой фрагмент. Это примечание к фразе в том примечании, которое я прочитал:

"Новояз налицо, но всё равно ничего не получается.

Самый трогательный рассказ Чехова – «На святках». Сюжет сходен со знаменитым «Ванькой Жуковым», но здесь письмо доходит.

Старуха Василиса со своим стариком приходит к сельскому грамотею, отставному солдату Егору, с просьбой за пятиалтынный написать письмо в город. И начинает диктовать:

«Любезному нашему зятю Андрею Хрисанфычу и единственной нашей любимой дочери Ефимье Петровне с любовью низкий поклон и благословение родительское навеки нерушимо… А ещё поздравляем с праздником Рождества Христова, мы живы и здоровы, чего и вам желаем от Господа… царя небесного. Василиса подумала и переглянулась со стариком.

– Чего и вам желаем от Господа… царя небесного… – повторила она и заплакала.

Больше ничего она не могла сказать. А раньше, когда она по ночам думала, то ей казалось, что всего не поместить и в десяти письмах. С того времени, как уехали дочь с мужем, утекло в море много воды, старики жили как сироты, и тяжко вздыхали по ночам, точно похоронили дочь».

Но короткое письмо посылать неприлично (за пятиалтынный-то), и грамотей дописал его от себя:

«В Настоящее время, как судба ваша через себе определила на Военое Попрыще, то мы Вам советуем заглянуть в Устав Дисцыплинарных Взысканий и Уголовных Законов Военного Ведомства, и Вы усмотрите в оном Законе цывилизацию Чинов Военаго Ведомства … Обратите внимание … в 5 томе Военых Постановлений. Солдат есть Имя обчшее, Знаменитое. Солдатом называется Перьвейший Генерал и последний Рядовой…»

Старик пошевелил губами и сказал тихо:

– Внучат поглядеть, оно бы ничего.

– Каких внучат? – спросила старуха и поглядела на него сердито. – Да может их и нету!

– Внучат-то? А может, и есть. Кто их знает!

– И поетому вы можете судить, – торопился Егор, – какой есть враг Иноземный и какой Внутреный.

Перьвейший наш Внутреный Враг есть: Бахус. Ежели солдат цельный день в объятиях Бахуса, то будить мало хорошего. И причина другого свойства: Вы теперь швейцар, почитайте Вашего Хозяина, который Вам теперь есть: Начальник».

И вот дочь стариков получает это письмо, которое ей направили вот эти из деревни неграмотные отец и мать.

…Ефимья дрожащим голосом прочла первые строки. Прочла и уж больше не могла; для неё было довольно и этих строк, она залилась слезами и, обнимая своего старшенького, целуя его, стала говорить, и нельзя было понять, плачет она или смеётся.

– Это от бабушки, от дедушки… – говорила она. – Из деревни… Царица небесная, святители-угодники.

Там теперь снегу навалило под крыши… деревья белые-белые. Ребятки на махоньких саночках… И дедушка лысенький на печке… и собачка жёлтенькая… Голубчики мои родные!..

– А в поле зайчики бегают, – причитывала Ефимья, обливаясь слезами, целуя своего мальчика.

– Дедушка тихий, добрый, бабушка тоже добрая, жалосливая. В деревне душевно живут, Бога боятся… и церковочка в селе, мужички на клиросе поют. Унесла бы нас отсюда царица небесная, заступница– матушка!»

Для меня этот святочный рассказ – символ. Я когда его перечитываю, чуть не плачу.

Нет, сволочи гуманные, не тот вы народ для социализма выбрали. Не доберётесь словом своим поганым до души его.

Собственно, «Бесконечный тупик» я и пишу в надежде, что найдётся некто и прочтёт его так же».

То есть, Галковский не рассчитывал, что поймут его. Его текст для девяносто девяти целых, девяти десятых, и даже девяносто девяти сотых соотечественников — в то время это была абракадабра, такая же абракадабра как вот то, что написал этот дедушка с бабушкой и сельский грамотей. Ахинея какая-то. Но это не ахинея. Это имеет некоторый высший смысл, здесь каждое слово наполнено этим смыслом. Для кого писал... ведь автор — он всегда пишет, ну. для всех. но него есть какая-то референтная группа людей, для которых он пишет. Она часто, в большинстве случаев, состоит, если книга серьезная, из «белых мертвых мужчин», как сейчас говорят. То есть, это идеальная группа. Но он пишет иногда и для конкретных людей, и вот этот «Бесконечный тупик» — он был написан для конкретной девушки, в которую был влюблен автор. Она училась в университете, она была красивая, умная, а Галковский был такой неказистенький такой, не умеющий одеваться и заправленный своими близкими Паганини. И он вот перед ней все основные произведения вот один за другим сыграл на скрипочке Страдивари, в надежде, что она за вот этим текстом — политическим в том числе, который ей на самом деле не нужен, она мало в этом разбирается — она увидит некоторую душу, силу воли и интеллект, который она тоже сможет оценить, хотя бы его силу, потому что она, ну, занимается философией профессионально. Она увидит, что Галковский философ. Ну, вот это отдельная история. Отдельная история, и интересно, что здесь есть много других моментов. Вот, собственно этот отрывок — вот он начинается: «Самый трогательный рассказ Чехова «На святках»». А Галковский потом написал «Святочные рассказы». Вот это ведет свою линию вот именно отсюда. И что еще более удивительно, в конце концов нашлась девушка, которая прочитала «Бесконечный тупик». И конечно, в общем-то, ничего там не поняла, она была умная, но очень молоденькая. Вот. Но она поняла, и ей понравились фрагменты, связанные с личностью Галковского, и она своим сердцем почувствовала, что это человек, который умеет любить. И если она свяжет свою судьбу с ним — он ей будет верен до конца, и сделает все, чтобы ей было хорошо, чтобы были дети, он будет о них заботятся, и так и получилось. Так и получилось, и в этом смысле автор добился своей цели, хотя на это потребовалась практически вся жизнь.

И в конце «Бесконечного тупика» этого издания есть такое послесловие, ну, первое послесловие было к первому изданию, оно имело такой подзаголовочек «Прошло девять лет». А вот он добавил к этому новое послесловие. Текст тут совершенно не изменен, Галковский принципиально не меняет текст, там какие-то даже есть, может быть, явные описки, и так далее, но вот — пускай будет то, что будет. Прошло девять лет, а потом «и прошло еще двадцать три года». Вот это послесловие, где главный герой Одиноков — а это, конечно, и художественное произведение, это философский роман — он встречается на Патриарших прудах со своим умершим отцом, и говорит ему о своей жизни после его смерти, и говорит, что у него есть семья и дети, и его отец очень радуется. Ну вот, такая история.

Наверное, на этом мы сегодня закончим, но я рассказал только о двух примечаниях, и то только процентов на семьдесят, там есть еще какие-то выходы, читайте сами, и читайте целиком, подряд, и сейчас большинство людей, я думаю, поймет то, что хотел сказать Галковский, а то, что он хотел сказать не словом, а через слово, много людей, к счастью, поняло сразу, и у Галковского, может быть, небольшое количество читателей, по сравнению там с какими-то раскрученными современными авторами, но у него очень много благодарных читателей. И он им очень благодарен, он черпает в этом силу, и ему кажется, что он действовал правильно. И может быть в этом есть какие-то основания, хотя его жизнь, конечно, в чем-то очень нелепая и трагичная.

Ну, я еще хочу сказать, что недавно вышел сборник «Лепорелло», вот «Письма сестры» уже раскуплены, там осталось ну, не знаю, экземпляров десять, может быть кто-то еще успеет купить до допечатки, а сборник «Лепорелло» продается, это статьи Галковского и первая половина его статей в проекте «Утиной правды», вторая половина будет опубликована в следующем сборнике, который готовится к изданию, и наконец, книжка, которая тоже недавно вышла, «Необходимо и достаточно» — это такой сборник виртуальных лекций Галковского о русской литературе. Наверное, эта книга заслуживает отдельного разговора, тут много интересных, важных есть тем, и в чем-то таких новаторских.

Ну а на этом мы сегодня завершаем, спасибо, что вы нас слушали. Подписывайтесь на наш канал, пишите свои замечания, комментарии, подписывайтесь на патреон и покупайте книги Галковского. На сайте его издательства их можно купить с автографом, пока это еще возможно. И дай Бог, чтобы Дмитрий Евгеньевич еще жил, и может быть написал что-нибудь важное и интересное. Хотя — одного «Бесконечного тупика» на самом деле бесконечно достаточно. Для того, чтобы всю оставшуюся жизнь ничего не делать, и отдыхать, и жить на дивиденды. Но вот, Галковскому пришлось всю жизнь работать, и в том числе создавать своих же читателей. И, кажется, он это смог сделать.

До новых встреч!

На экране текст:

Если Вам понравился этот ролик, Вы можете

принять участие в проекте, переведя любые

средства на следующие счета:

• Сбербанк: 4276 3801 3665 0335

• Paypal: https://www.paypal.me/galkovsky

• Яндекс.Деньги: 410017215606874

Вы можете также поддержать канал на патреоне:

https://www.patreon.com/galkovsky

Все средства, полученные таким образом,

расходуются на развитие нашего ютуб-канала.

Спасибо за внимание!