101. Политбеседа №24. Маркс и Энгельс (3 часть)

Други мои! дорогие ютуботрубы и ютуботрубки!

Или трубицы. Трубицы. Сегодня у нас третья лекция, посвященая Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу. Вот. (Ставит на стол кружку пива). И вторая часть марлезонского балета, фисташечки! (Достает блюдце с орешками). Вот чо-то критиковали, что якобы фисташечки были плохие в прошлый раз, ну, забыл похвалить, а фисташечки были отличные! О. Немецкие, кстати.

Значит, в первой лекции мы с вами выяснили, что существует грубейшая ошибка в локализации этих двух типчиков. Их считают немцами. Маркса еще считают очень связанным с еврейской общиной, а реально связь с общиной еврейской очень опосредованная, а локализация у них — не Германия, а Великобритания. Второе, мы с вами выяснили, что неправильно атрибутирован сам тип личности этих людей, да, грубо говоря, даже пол. Поэтому они все время, когда анализируют их деятельность, они вот как кисель, они вот, через решето, они вот куда-то уходят, эти факты — они не складываются в единую картину. Непонятно, чо надо было этим людям, как они себя осуществляли вообще в жизни, чего им хотелось, чего не хотелось. Реально — это такая гомосексуальная пара, в условиях общества гомофобного, они поэтому вынуждены всячески скрывать, это очень унизительное положение, которое людей раздражает, но одновременно дает им власть над окружающими, потому что они-то о себе все знают, а другие не знают, они слепенькие дурачки. Обыватели! Не понимают, с кем беседуют. А они понимают. И отсюда очень пренебрежительное отношение даже к близким друзьям, и плохо скрытая такая ненависть, троллинг, презрение, ну вот, такое вот просто, как к людям, ну, не совсем людям, да? То есть, так же, как для гетеросексуалистов гомосексуальная жизнь, ну, в таком классическом обществе — это что-то такое отвратительное, неприемлемое, точно так же и — долг платежом красен — и обратно это. Отсюда вот общий тон их высказываний, писем, статей, и так далее, такая ненависть, презрение к людям, трудно объяснимое. Трудно объяснимое. Если не знать, почему, чего у них там «свербит». (Пьет пиво).

Вот. Ну сегодня мы пойдем дальше. Третье, что мы должны выяснить в этой лекции — а чем вообще люди занимались профессионально, ну, кто они были по профессии? Ну вот, давайте про это поговорим. Но вначале — традиционно — про ошибочки. Вот написали, что там я сказал, что биографии Ленина в советском союзе не было, а вот нашли какие-то биографии, какие-то научные биографии, вроде написанные для взрослых людей, говорят: «Ну как же так, вроде чо-то было». Я имел в виду биографию, которую читают. И читают люди взрослые, ну — старшеклассники, студенты, взрослые люди уже совсем, и она им интересна, там связно описывается человек, его личность, и без сюсюканья какого-то, и так далее, там, с разных сторон. Вот даже подступа к этому — нету, а формально, конечно, там все есть. Ну вот Суслов. Суслов. Я сказал как-то, что Суслов там — про него известна одна страничка, говорят: Ну а как же одна страничка, вот у него там три тома, собрание сочинений. Давайте почитаем». Ну почитайте. Там словесный мусор! Это читать невозможно. Поэтому — нормальной биографии, связной, Ленина — не было. И просто по человечески, ну… рассказать его жизнь. (Пьет пиво). Хотя, повторяю, такие биографии были в серии ЖЗЛ про всех практически членов его семьи. И, в связи с этим, немножко вернемся к Марксу. Потому что тоже такая нелогичность, ну, я там рассказал в первой лекции немножко… а как уже вот после 1991 года интерпретируют этот образ, и назвал — это Пейн, биография, значит, агент «интеллиджент сервис», биография Ленина, и там этот значит, уже совсем это, из «Плейбоя» какой-то чудик. (Пьет пиво). А вот что было с Карлом Марксом? Ну, после 1990 года — ясно, что эта вот Серебрякова — она уже устарела, это ж одиозно, надо чо-то новое издать. И издали. Издали. Правда, много лет потребовалось, только в 2008 году, но издали. Это книжка

«Карл Маркс — мировой дух» Жака Аттали. Француза. Ну, вот он так выглядел.

Ну, как вы наверное уже понимаете, человечек там должен быть праздничный. Ну и действительно, он очень праздничный человек. Это алжирский еврей, который в подростковом возрасте вместе в родителями эмигрировал во Францию, там натурализовался окончательно, сделал большую карьеру, стал крупным политическим деятелем, и занимался и такими вот экономическими разными действиями, например, был главой «Европейского банка реконструкции и развития», ни много, ни мало. Хотя он называется «европейский», он на самом деле мировой банк, и штаб-квартира его находится в Лондоне. Вот он был главой этого банка. И был замешан в ряде крупных скандалов, например вот этом знаменитом скандале во Франции «Ангола-гейт», когда обвинили правительство Франции во взятках, там вот одним из фигурантов был международный авантюрист из советской России Аркадий Гайдамак, ну там как-то вывернулись более-менее, но о чем там шла речь? Ну, в конечном счете речь шла о том, что колоссальные деньги русских украли. Украли, естественно, Англичане. А французам немножко вот так по мордочке повозили, и… концы в воду трудно так вот, ну вот их вот значит, в виде громоотвода. Ну они там утерлись, ну вот в этом участвовал, был важным фигурантом вот этот вот Жак Аттали. И вот этот человек нам рассказывает про Карла Маркса, его биографию. Ну, он довольно много написал, и он такой французский интеллектуэль, человек неглупый, он неглупый. Вот в отличие от Пейна, Серебряковой, вот этого вот «пантократора» — он не дурак. Не дурак. И тему знает. Он вор. Понимаете? Ну — вор, в смысле «авторитет», да? То есть, он знает, как, что там, закон, правилки. И он видит биографию реально Маркса и видит то, чо о нем рассказывается, и он, если почитать его биографию, вот вы можете его почитать после вот наших лекций, да? Вы увидите — он очень точно вот в таких болезненных вот моментах — он ретуширует, ретуширует. Он, например, говорит о том, что на самом деле у Маркса были хорошие отношения с отцом, приводит какие-то документы, реабилитирует, да? Потому что это, ну, как-то непонятно, почему вот у него с отцом такие отношения? А в целом, по уровню культуры, конечно это вот туфта. Туфта. Догиперинформационное общество. Вот этот Аттали — он такой футуролог, бодрится, но человек старенький, и так у него все время как бы проскальзывает это вот... «двадцатый век». (Пьет пиво). Не совсем понимает, с кем он беседует сейчас. Ну, вот эти вот «дагерротипы», которые хранились у Карла Маркса, сделанные с отца до того, как эти дагерротипы типа были изобретены, ну и там со всеми остановками, можно почитать, конечно, смешно. Вот. Но это когда человек демаскирован. Когда снайпер демаскирован, ну чо, он ничтожество! Он даже убежать не сможет, он подымется в этом своем халате там, обвязанный вениками, да? Ну, чо-то… его ребенок убъет! Клоун! Клоун. Или сзади подойдет, в затылок подросток выстрелит, он даже там не это, не рыпнется, но это если его видно, а если не видно, он один, знаете… за роту бывает. Человек страшный. Поэтому — повторяю — он хороший, и у него в его вот футурологических работах там есть интересные фишечки. Интересные фишечки. Ну, он, например, говорит о том, что будет кочевая элита, щас формируется. Кочевая элита. Важный термин, он ввел этот термин, и если вы посмотрите лекции нашего литературоведа об Артуре Кларке, особенно последнюю лекцию, или — тоже последнюю лекцию, правда, давно она уже очень была, лекцию нашего бизнесмена, то там про эту кочевую элиту немножечко говорится. Вот. Ну, с Карлом Марксом — непрохонже уже.

Понятно, что вот этих всех людей — их рано или поздно сожгут. (Пьет пиво). Ну, в двадцать первом веке может быть даже, а в двадцать втором вот — гарантированно, тыща процентов, поэтому если вы сейчас смотрите меня из двадцать второго века, осталась там какая-то «информейшен», которая вот сохранилась, и вы смотрите, да? Вот я прямо вам говорю, да, и вы можете оценить, в какой степени ситуация была понимаемой — некоторыми людьми — еще в начале века двадцать первого. Двадцать первого. Мракобесов будут жечь. На кострах. Буквально. А по труду и честь! Причем, жечь как будут? Понятно, что против религии реально… кто может справиться? Только другая религия. «Против лома нет приема, кроме как другого лома». Вот. Но, поскольку... чтобы одно мракобесие не заменить другим — жечь будут «понарошку», жечь будут структуры не какие-то серьезные, там, в фартуках какие-то, восьмидесятилетние, это будут ребята лет двадцати-тридцати, вот, у них другие будут структуры, они в шуточку возьмут эти, спичечки, в шуточку привяжут людей к столбикам, в шуточку их обольют керосинчиком вот, в шуточку так вот подожгут, и они сгорят. По настоящему. Ну — атмосфера кислородная, да? Вот. А потом скажут «Ну а чо, ну, ну сожгли, это же так, карнавал, чо вы так волнуетесь? Ну, были вы, нет вас, да»? «Нет человека — нет проблемы». (Пьет пиво).

Ну а как еще с этим вот, этим вот Аталли беседовать, ну вы посмотрите ещё раз на фотографию, да?

Ну — только жечь. Вот так. «Харк-тьфу». (Демонстративно плюет на пол). Ну ладно. (Пьет пиво).

Глава 8 Голубой воришка

Значит, вернемся к нашим Марксу и Энгельсу. Я уже говорил в прошлой лекции, что Энгельс на протяжении 35 лет фактически содержал Карла Маркса. И его многочисленное семейство. И про это очень много долдонят, есть много фактов вот, и говорят-говорят-говорят, и, в принципе, даже понятно, ну почему вот Энгельс его там содержал, да? Ну, гомосексуальная пара, ну вот, значит, он там человек это... фактически как муж и жена там да? Ну вот это, давал денежки. И это вроде бы снимает вопрос об источниках финансирования, потому что особых денег у Маркса не было, ну, он получил небольшое сравнительно наследство, «приданое», сначала приданое получил, потом там небольшое наследство от отца, который в последние годы — плохо у него были дела там, да и семья была большая. Ну, вроде бы понятно, да? Откуда деньги у Маркса? Давал Энгельс. А откуда деньги у Энгельса? А вот он заработал, капиталист, получил доход, значит, и все, вопросы сняты. «Преуспевающий фабрикант». Однако, при ближайшем рассмотрении в этой схеме есть несколько изъянов. (Поворачивается в сторону).

— Как вообще?

Наталья: — Чо ты плюешься?

— Не сбивай меня.

— Хорошо, только плеваться не надо.

— Я еще не плевался ведь.

— Ничо себе, два раза уже плюнул!

— Нет, щас, но раньше не плевался? Теперь плююсь, должны же быть новые краски?

(Вздыхает).

Первое время Энгельс получал довольно мало вот в этой фирме «Эрман энд Энгельс», она принадлежала компаньону отца и отцу, а он там был наемный работник, который получал сто фунтов в год. Ну, сто фунтов в год по тем временам — это хорошие деньги, хорошее жалование, но для одного человека. А там надо было содержать Маркса, его жену, его детей, и Маркс — он деньги вообще не экономил, это был такой человек, который всегда вел образ жизни выше своих возможностей. Всегда в долг там, всегда какие-то скандалы, ну вот, он считал, если деньги есть — надо все потратить и еще 20 процентов, с горкой. Ну и, в принципе такая тактика — она была, может быть, отчасти и правильной, жил он неплохо, и все время «на повышение», сначала какая-то квартирка, потом получше, потом еще лучше, потом домик там, ну, в общем — хорошо. Вот. Но сто фунтов — было маловато, даже с учетом того, что отец Энгельса ему еще платил сверху 150 фунтов в год, чтобы хватало на… ну, молодой человек там, на развлечения, на все... вот. И поэтому, когда эти деньги заканчивались, а Маркс продолжал клянчить, то Энгельс брал деньги из кассы наличности. Фирмы. То есть — он воровал деньги. Именно воровал, то есть, он не то что вот их брал в долг, а потом возвращал, а он находил какие-то там возможности, чтоб их это... вот так вот. И эта практика продолжалась очень долго потому что, ну, аппетиты у Маркса росли, допустим там уже через 10 лет он взял чек на 100 фунтов, переписал его на имя Маркса вот, запутав там бухгалтерию, и так далее, и вот ему, значит, это, вручил. И при этом он еще хвастался, что он присваивает себе до половины прибыли, которая причитается отцу. То есть, он подделывал отчетность. А на нем была как раз бухгалтерии фирмы, он занимался бухгалтерией, вел эти все гроссбухи там… (Пьет пиво).

Значит — кто такой Фридрих Энгельс? Фридрих Энгельс — вор.

И этот факт говорит очень о многом. Но мы сначала сделаем некоторое отступление. Вот вы видели, что эта глава называется «голубой воришка». Ну вы, наверное, поняли, откуда эта глава, из «двенадцати стульев», замечательного романа, который написал Михаил Булгаков. Это произведение очень мало понимается до сих пор, потому что, опять же, как и в случае с Марксом и Энгельсом, неправильно атрибутируется даже автор этого произведения, и не понята задача, которую ставил перед собой этот человек. А Михаил Булгаков для русских людей тогда, будучи гениальным русским писателем, написал настоящий «Архипелаг ГУЛАГ» и «Красное колесо». Блестящим языком, с огромным количеством фактов, и, что называется, «на века». А вот то, что написал Солженицын — это, как он сам любил говорить по поводу всякого рода таких фиктивных вещей — туфта. Потому что написано графоманом, и более того, в значительной степени — с помощью других людей. А вот Михаил Булгаков все написал сам, причем, в ситуации, по сравнению с Солженицыным в тысячу раз более тяжелой, когда вот он был привязан к столбу, связаны руки, рот глиной забили, и вот он левой ногой так вот как бы резвяся и играя написал все, что он думал о советской власти. И написал так, что идиоты — они даже не поняли, что он написал, и только щас до людей начинает доходить. То есть, они уже, в принципе, многие понимают, что это написал Булгаков, но ЧТО он написал — еще пока не понимают. Вот сейчас этот процесс только начинается.

Что такое глава «голубой воришка», где там происходит действие? Действие происходит в республике немцев Поволжья. Это половина Саратовской губернии, которую большевики в девятнадцатом году вырезали, и сделали там автономную немецкую вот такую республику, одну из первых вообще вот на территории России послереволюционной. Сделали там город Марксшадт, потом столицей сделали город Покровск там, который переименовали в Энгельс, и — кто там жил? Ну, отчасти колонисты, а отчасти там осели немецкие военнопленные, которым неохота было возвращаться в разоренную какую-то эту страшную Германию, которые принимали участие в Гражданской войне, и вот они там, значит, осели. (Пьет пиво). Про быт этой республики мало чего говорится, она экранируется, ну, например, «голод в Поволжье». Голод в Поволжье, в эпицентре что было? Республика немцев. Вот эти «республика немцев Поволжья» — они там жрали в три горла. И из винтовок отгоняли людей там, которые по периметру ходили, и это, окусывались там вот, людоедством занимались. Отсюда в «голубом воришке» дети Поволжья, да? Это вот это... начальник приюта, его жена и многочисленные родственники, такое «семейство». А кого это семейство? Это семейство Карла Маркса и Энгельса, его семейки вот этой гигантской, Энгельса, его там братья, сестры там эти... «Паши Эмильевичи». И как их там зовут? Как зовут. Александр Яковлевич, хозяин приюта, начальник, да, и Александра Яковлевна, его супруга, они друг друга называют Ашхен и Альхен, по-немецки, понимаете? И играют на фисгармониях. В каждой там, даже в деревнях, везде у немцев там вот этих, колонистов — везде были фисгармонии. Это злейшая сатира не только на эту республику немцев Поволжья, а вот именно на Маркса и Энгельса, потому что посмотрите, как описывался вот этот Александр Яковлевич и его супруг, что они были похожи друг на друга, как две капли воды, и у Александры Яковлевны были бакенбарды. Да? Гомосексуальная пара! И у них родственнички эти, Паши Эмильевичи, которые кто? Воры! Они воруют все, они сделали казарменный социализм «по одежке протягивай ножки» там, да? Эти вот старушки там, им написали «ноги», везде поставили двери, с этими, с пружинами какими-то там чугунными, и — стали стесняться. Вот воруют и стесняются, стесняются и воруют. Вот это вот и есть марксизм. Казарменный социализм, демагогия полная, и все проникнуто вот воровством. Вот почитайте переписку Энгельса со своими родными. Ну это что-то настолько отвратительное, что просто вот тянет блевать. Вот он пишет брату: вот ну давай определимся, ты меня неправильно понял, ты сказал, что нужно фунты стерлинги, значит, там столько-то зильбергрошей платить, а реально вот курс такой, ну давай подумаем, потом, ну, ты понимаешь, вот нитки, которые я тебе продаю для нашей фабрики в Энгельскирхене — это, ну, товар-то другой совсем, да? Считать надо по-другому. Вот. И я, честно говоря, удивлен, почему ты, являясь управляющим и доверенным лицом нашей матери, скрываешься за ее спиной, и говоришь, чтоб я дальше вел эти переговоры деловые о курсе обмена, и так далее, с матерью, ты управляющий, ты должен это решать, дела, я, честно говоря, удивлён. И вот он дальше-дальше там, мельчайшие подробности там, и так далее, ну, вот такой капиталист, который со своими родными вот он вот ведет такие, так сказать, разговоры. И — ну ведет и ладно, ну вот он барыга там, но он же при этом чо говорит? Что капиталисты сволочи, они жрут там, кровь пьют из детей. А у него реально на фабрике дети работали, по 12 часов в сутки, понимаете? В Манчестере там. Вот и он — жалко ему, жалко старушек в приюте там, вот как они там, несчастные там. И вот вы почитайте эту главу, вот прям щас откройте, «голубой воришка», и всю ее прочитайте. Более злой сатиры на Германию, немецкий характер, весь этот вот социализм, на Маркса и Энгельса — трудно себе представить. И вы помните, что вот этому Паше Эмильевичу в конце, который обожрался капустой русской там, да? В Поволжье. Вот. Чо он ему говорит? Я бы, говорит, дал тебе в рыло, да Заратустра не позволяет. Ну вот. Почитайте. Почитайте. (Пьет пиво).

Но вернемся, вернемся к воровству. О чём это говорит? Ну, об этом и говорит: он вор. А следовательно — кто еще? Лжец. Ну, вор, естественно — он лжец, да? По определению. А почему тогда мы ему должны верить, что он нам там плетет про то, что он там чеки крадет, и так далее, если это лжец? А на хрена он все это пишет в письмах к Марксу, и посылает их по обычной почте, прекрасно понимая, прекрасно понимая, что вся почта перлюстрируется? Она вообще перлюстрируется, вдвойне перлюстрируется, естественно, в шпионском государстве Великобритании, и втройне, потому что это политические эмигранты, террористы! Кому он пишет письма в Лондон? Единокровному брату министра внутренних дел Пруссии, Фердинанду фон Вестфалену, и он сообщает такую информацию: «Я вор, я мошенник, я там мухлюю в бухгалтерских книгах», и так далее. Значит, он совершенно не боится давать эту информацию. Он чем-то защищен. А чем он защищен? Ответ однозначен, ребят! Все очень просто! Поэтому Фридрих Энгельс — он обворовывал не себя, кстати, вот этот вот чек со ста фунтами он украл уже реально у себя, потому, что это было уже после 1860 года, когда умер его отец, и доля отцовская — она перешла к Энгельсу. То есть — он сам у себя украл, ну, реальный его процент был небольшой, у компаньона там было гораздо-гораздо больше, но, тем не менее. Какие-то сказки такие. Сам себе обкрадывает, чтоб помочь другу! Значит, реально было иначе. Энгельс обворовывал не себя. Он обворовывал Карла Маркса. Ему через Энгельса шли выплаты от английской тайной полиции, а он, вместо того, чтоб передавать эти деньги — он их оставлял себе, а Маркса заставлял выклянчивать то, что ему причиталось. И каков процент там был вот этого мухлежа, учитывая, что за все время их жизни там Марксу была перечислена очень значительная сумма? Она, понимаете, там, небольшая, иногда просто микроскопическая, типа там ну вот «фунт дай». Но это реально зарплата, а это как кровотечение маленькое, оно небольшое, но если его не остановить — человек изойдет кровью. Там кап-кап, за годик уже другая сумма, за пять лет третья, а за тридцать... ну, вот так. Поэтому — стоит тут еще задуматься вообще, а кто главный в этой вот паре Маркса и Энгельса? Ну — сексуально, конечно, Маркс. (Пьет пиво). Он такое активное начало. А вот во всем остальном, скорее, Энгельс. Он деньги платит. Кто деньги платит, тот девушку и танцует. Не только девушку. В переписке Маркс постоянно унижается перед Энгельсом, то ему одно нужно, другие кредиторы там вот, еще дочка болеет там, пришли то, пришли это... А Энгельс часто пишет Марксу — чо ты тянешь с такой работой, с этой вот, давай пиши, не ленись там, ждут издатели… он на него так вот наседает. Наседает.

Ну, относительно Маркса и Энгельса в этом смысле мы еще остановимся, а пока скажем, что вот, ну, Энгельс — он любил Карла Маркса. Конечно, любил. Ну вот он как такой голубой воришка, он вот так вот любя вот, как это немцы любят, вот так сентиментально так вот, играя на фисгармонии, обворовывал. Вот так.

Ну ладно. Вообще — что касается денежной темы — она очень важна, когда речь идет о таких людях, поэтому — тут непочатый край, ну, мы немножечко так, с краю надкусим пирог.

Глава 9 Мыльная опера эпохи стимпанка

Вот эпоха нового времени, начиная там с 17 века по всей Европе, на побережье, в каждом портовом городе было несколько пивнушек, таких этих, трактиров, кабаков, где сидела матросня. И вот эта матросня — она была вполне интернациональна, они даже говорили на таком особом сленге, ну там таком, голландско-португальско каком-то таком, с элементами других языков там, французский-английский-итальянский, ну, был такой вот сленг. И они принадлежали к совершенно разным национальностям. И когда нужно было сделать команду, то приходили люди, вербовщики там, свои авторитеты, «Джон Сильвер» да? Приходили в таверну в таком-то городе, говорили — ну вот это, давайте. А у кого денег уже не было — они быстро там все пропивали — они, естественно, устраивались там матросами на то или иное судно опять, уплывали. Вот. То есть, такой был первичный интернационал. К двадцатым годам 19 века такая же система в Европе получилась с политической эмиграцией. Из разных стран бежали политические беженцы и оседали в нескольких основных центрах: это Париж, Лондон, Брюссель, города Швейцарии там, городки, ну и кое-где еще там, по мелочи. Это были люди самых разных национальностей. Делать им было, в общем, нечего. И они довольно постепенно превратились в среду профессиональных революционеров. Особенно вот в этом продвинулось две нации — это поляки и венгры. И когда приходили в этот «революционный трактир», говорили: «Ну вот, будет заварушечка. Заварушечка.

Где? Ну вот, тема вызревает, это, на Сицилии». Ну там сидит этот пьяный какой-то поляк, говорит: «Да легко! Легко! Все вот, пять фунтов вот, жрамовчик, так сказать, там, да? Вот. И это, ящичек хереса! Вот все, готов, завтра — иду»! И если вы посмотрите вот, революционная деятельность, да? Вот эти вот там, допустим поляки, вот где только... допустим там Италия, Латинская Америка, Соединенные Штаты, Испания, Франция — везде вот эти вот какие-то там поляки, вот они на баррикадах сражаются за свободу, За свободу. А кто перед нами реально находится? Это наемники, работающие прежде всего на страну пребывания. И все эти все эти люди находятся на финансировании, на содержании у местной тайной полиции данного государства. Работа грязная, подрывная, террористическая там, убийства, провокации, шпионаж. Вот. Ну, все это в какой-то степени замаскировано причастностью к национальному освободительному движению, движению демократическому, а если ни того, ни другого нет, то вот «кока-кола». Кока-кола. То есть, «умру за соленый огурец и мировую революцию», как писал этот, Бабель. Вот. Не за соленый огурец, за «кока-колу». И вот эти кокакольцы — они по определению были шпионами и провокаторами, потому что вот это вот фурьеристское прекраснодушие — оно еще было возможно на родине, а в эмиграции оно быстро улетучивалось. Времена были достаточно суровые, и им реально нечего было жрать. У них вопрос стоял вот это — «продержаться еще месяц». И в этой среде постоянно звучали какие-то визги, что вот ты шпион, нет, ты шпион, откуда у тебя деньги, и все обвиняли друг друга в шпионаже, на Францию и Германию, на Россию, Австрию, на любое государство, кроме Великобритании, вот почему-то обвинять в шпионаже на Великобританию считалась неприлично, и по умолчанию как бы считалось, что никаких разведслужб Великобритании и нету. А их там было 50 процентов от общества, общего числа шпионов провокаторов и разведчиков всего Старого Света, и это с прицепом Соединенных Штатов. С известной долей условности можно сказать, что вот эти революционеры международные-профессиональные — они делились на порядочных людей и подонков по тому, откуда они получали деньги. Если они получали деньги от своего государства или от своей национальной общины, и у них была какая-то высокая мотивация — вот не кока-кола, а вот независимость Польши — то в целом люди могли сохранять лицо, и действительно можно было говорить о какой-то, в той или иной степени, порядочности. А вот если люди работали против своей страны, и служили разведслужбам других государств, которые враждебно относились к стране их, так сказать, первоначального пребывания — вот это, как правило были подонки. И вне этой схемы было, ну, максимум процентов пять эмигрантов — это те люди, у которых был свой капитал, ну вот Герцен. Приехал реально миллионер. Миллионер. Конечно, он мог там свысока относиться к эмигрантам, очень много про это писал, говорил «ну какие вот они странные люди», ну конечно странные, если в кармане ни шиша нет, жрать хочешь, еще там семья у многих, так сказать, ну это... тяжело. (Пьет пиво).

На этом фоне вопрос о финансировании… ну, когда военные наемники — понятно, поехал, получил денежку там, пропил, ясно. А когда речь идет о выпуске каких-то журналов, пропагандистских кампаниях, и так далее, и так далее, то очень болезненно относились — а кто оплачивает, какие фонды, откуда у человека деньги, и легендирование подкупа — оно имело очень важное значение, этому уделялось первостепенное значение. И конечно, эти вот эмигрантские пираньи — они смотрели друг за другом, чтобы это... из зависти чтобы, ну... все было по понятиям воровским. (Пьет пиво).

Ну, вот эту систему финансирования лучше всего смотреть, если брать девятнадцатый век, на примере Германии. Потому что немцы, при всех вот их каких-то… при всей их особенности там, и при всех их способностях, и так далее, ну — люди удивительно наивные, и грубые, в то время, поэтому там все, ну, достаточно прозрачно, когда смотришь, чего там во Франции — ну часто черт ногу сломит. Тем более во Франции там эти политические режимы — они тогда как в калейдоскопе менялись. В Англии вообще там, джунгли. А в Германии примерно понятно.

Реальным основоположником практической вот такой массовой социал-демократической партии социалистической пролетарской в Германии был Фердинанд Лассаль. Ну вот, считается, что этот Лассаль — он был таким молодым ловким адвокатом, очень коммуникабельным, и он возрасте 26 лет познакомился, его рекомендовали графине Софии фон Гацфельдт, которая была его гораздо старше, ей был тогда 41 год. Она вела затяжной бракоразводный процесс со своим мужем, а сама она принадлежала к высшей немецкой аристократии, ее брак был отчасти династическим, там объединялись две ветви, до этого враждовавшие аристократические, но брак оказался несчастным, разводиться было очень сложно, и за это дело взялся Лассаль, вел его много лет, и процесс был выигран, и она его отблагодарила, дала ему там очень большую сумму денег в результате, она была очень богата. Она, собственно, и... из-за этого и был бракоразводный процесс, то есть, ей развод давали, но без денег, а она говорила, что вот, давайте это... часть имущества. (Пьет пиво). И благодаря квалификации и таланту Лассаля вот все это получилось, там были скандалы, и самого Лассаля хотели посадить, дискредитировать, все было, ну, сложно, но в результате — победа. Победа. И Лассаль вот эти огромные средства, которые у него появились — он бросил на создание социал-демократической партии социалистической, он высоко ценил Маркса, который в эмиграции писал какие-то теоретические работы, с ним переписывался, и Маркс его тоже очень высоко ценил. Ну, за глаза как он его аттестовал — я сказал уже, то есть, он его считал... называл там негром каким-то, что особенно было пикантно, если учесть, что кличка самого Маркса было «мавр». Мавр — ну это по-русски так вроде бы «почти негр», а по-немецки это просто негр. То есть, кличка у него была — негр. (Пьет пиво).

Если сравнивать... вот кого-то сравнивать, сравнивают там Маркса и Энгельса — их трудно сравнивать, это разные люди в смысле творчества. Основная часть творчества Энгельса, что характерно, это статьи по текущей военной политике и военной истории. Он был сотрудником американской энциклопедии военно-исторической, писал там статьи, причем, как это не парадоксально, он писал и за себя, и за Маркса, а гонорар за эти статьи, подписанные Марксом — ну, Маркс получал сам. Вроде бы Энгельс ему таким образом помогал, что, согласитесь, довольно странно, но совсем не странно, если мы учтем, что Энгельс в накладе не оставался. (Пьет пиво).

И вот на протяжении практически двадцати лет Энгельс ничего кроме вот этих статей военных не писал, что, согласитесь, ну да… так вот... как-то немножечко... ну, человек знает много языков, вроде бы занимается каким-то бизнесом, пишет статьи по военной истории, ведет какую-то очень скрытную личную жизнь… симптомы-то человека, который занимается чем-то очень определенным, такой «Джеймс Бонд».

Однако, вернемся к Лассалю. Вернемся к Лассалю. Ну вот Лассаль развил эту бурную деятельность, и там злые языки говорили — но, видимо, так оно и было — что вот эта вот Гацфельдт стала его любовницей, хотя была большая разница в возрасте. Ну, надо сказать, что вот, может быть, первый период — это была искренняя любовная такая связь, привязанность, потому что эта Гацфельдт была красивой женщиной.

Ну вот несколько идеализированный поздний портрет, конечно, это уже такие «фантазии на заданную тему», но современники говорят, что в молодости — да, она была красива, она была красавица. Ну вот и дальше развивалось-развивалось-развивалось все это, в Германии была создана массовая партия, Лассаль купался в славе, в любви трудящихся, на митинги и на его речи приходило огромное количество рабочих, он ездил с турне по всей Германии, но после вот очередного триумфального такого выступления он почувствовал, что переутомился, и поехал немножко отдохнуть в санаторий. И там случайно встретился с девушкой, в нее влюбился, хотя ему было уже 38 лет, а ей было 15 или 16, ну вот он в нее как-то влюбился-влюбился-влюбился, а у нее был жених, она ему отказала, вмешался ее отец, возникла какая-то история, и в результате Лассаль вызвал на дуэль отца, который, по его мнению, его оскорбил, отец дуэль не принял, а принял жених за отца. Девятнадцатилетний молодой человек из Румынии, аристократ румынский, которого звали Раковица. И возникла дуэль, и на этой дуэли, на вершине своей славы, Лассаль был убит. Вот такая история. Кстати, его дуэль очень похожа на Пушкина, ну, во-первых, Лассаля Карл Маркс дразнил негром, действительно, у него был такой темперамент, как и Пушкин, он вызвал на дуэль отца, отца Дантеса, Геккерена, но за Геккерена выступил Дантес, его приемный сын, а здесь вот за отца выступил жених. Правда, Дантес очень хорошо умел стрелять, а вот этот девятнадцатилетний юноша — он вообще не стрелял никогда. Он вот случайно так попал, и попал, как и Пушкину Дантес, ему в живот. И Лассаля, как и Пушкина, везли там в карете, там трясло, было очень больно, но когда он домой приехал, он, чтобы не нервировать вот эту графиню, которая к нему приехала незадолго до этого — у них уже отношения были платонические, она искренне хотела ему помочь, чтобы он нашел себе хорошую жену, приехала его успокаивать — вот и чтобы ее не беспокоить, он сам забрался по лестнице, чтобы показать, что рана не серьезная, ну и, как Пушкин, через три дня умер.

Вот такая история. Романтическая, очень такая... даже кинематографическая вот, английский писатель Джордж Мередит написал по этому поводу в 1880 году пьесу «Трагические комедианты». Но давайте вернемся с небес на землю и вместо художественного свиста посмотрим, как дела обстояли в реальности. В реальности немецкая аристократия и конкретно Бисмарк — они выступали против либералов немецких, но понимали, что в качестве какой-то консервативной силы в тех условиях их позиции были очень слабые, а им нужно было объединить Германию. Объединить Германию нужно было на фоне каких-то широковещательных лозунгов демократических и деклараций. Поэтому они в пику буржуазной партии сделали сами партию пролетарскую. И в отличие от движения чартистов она не была провокационной, это действительно была реальная партия, были переговоры между Бисмарком и Лассалем, эти переговоры были честные, Бисмарк обещал ему всеобщее избирательное право, еще в неявной форме, а потом, его последователем, уже в явной форме, и это обещание сдержал, потому что всеобщее избирательное право было в интересах немецких консерваторов и Бисмарка. И они таким образом действительно сделали большой шаг по объединению Германии, их поддержал народ. И естественно, эти переговоры были подкреплены большими денежными суммами, которые Бисмарк переводил Лассалю и его сторонникам, и этим объясняется, естественно, вот его так внезапно возникшая большая популярность. (Пьет пиво). То есть — это большая игра. А что такое вот это вот наследство? Ну, во первых, сама эта графиня — она вовсе не была какой-то влюбленной вот в этого Лассаля такой дурочкой, которая сама ничего не понимала. Она была активным деятелем революции 1848 года, ее звали «красная графиня», и она действовала вполне сознательно. И как аристократка она как раз была очень важна для связи между вот этой демократической полуандеграундной средой и средой высшей немецкой аристократии. В этом была ее функция, и поэтому — вот эти все слухи, что она там свое огромное состояние передала Лассалю на революционную работу — они прикрывали реальное положение дел.

У самого Лассаля деньги... ну, кстати, сам Лассаль — он был... был сыном богатого еврейского коммерсанта из Силезии, и никогда он там особо не нуждался, но таких, конечно, огромных сумм для общегерманской пропаганды, каких-то этих собраний и так далее — у него не было. Как это часто бывает, получение каких-то сумм на вот эти общественные работы — они привели к тому, что он перестал заниматься личными какими-то финансами, и он реально превратился в человека небогатого, он приезжал в начале 60-х годов к Марксу в Лондон, Маркс решил, что он типа богатенький, перед ним разыграл целый спектакль, чтобы занять у него какие-то деньги, но удалось занять только пятнадцать фунтов, причем, он их дал не вообще так, а в долг, хотя Маркс надеялся, что он там оплатит расходы Маркса по приему гостей, то-се, пятое-десятое... нет! Только вот взаймы. И при этом он попросил расписку Энгельса, и долго его там кошмарил, чтобы эти пятнадцать фунтов наконец вернули. Для него это были большие деньги, пятнадцать фунтов. У Лассаля ничего особенно не было.

Теперь по поводу этой всей истории с пятнадцатилетней девочкой. На самом деле ей было не пятнадцать лет, а девятнадцать, она уже имела несколько историй такого рода, ее отец был дипломатом баварским, и когда он отказал Лассалю, то Лассаль решил нажать все рычаги, а рычагов у него было очень много, ему градус дали очень большой. И он фактически добился того, что за него ходатайствовали очень важные персоны, и должен был выступить на его стороне король Баварии, который должен был приказать вот этому вот своему дипломату отдать дочь за Лассаля. А он, естественно, кочевряжился, типа еврей какой-то тут... Лассаль кричал там, что вот, он считает, что я цыган, он не понимает, с кем он разговаривает, вот я скажу королю Баварии там, и так далее, и так далее, ну — полез в бутылку, дурак.

Но что было дальше? Убийство... помните, как убили Пушкина, что это вызвало? Гнев Николая Первого, этого Дантеса вместе с Геккереном убрали сразу же из России, а что получилось после убийства Лассаля? А ничего не получилось. И вот этот отец

этой девушки не получил никакого взыскания, а скорее повышение какое-то по службе, хотя, история была некрасивая, тем более для дипломата, она ставила в какие-то сложные положения Баварию с Пруссией… и вообще непонятно, как дипломат профессиональный мог довести вот ну дело до какой-то безобразной сцены, он чо-то там по улице чуть ли за волосы не тащил свою эту дочку, с каким-то кинжалом там гонялся за Лассалем, ну... дипломаты профессиональные — они знают, как себя вести. А что было дальше? Дальше... ну, во-первых, следует учесть, что вот эта девица,

ее звали Елена фон Дённигес — она сама была инициатором этих отношений, она приехала... она была уже знакома с Лассалем, но — так, шапочное знакомство, а потом через два-три года она вот приезжает к нему на курорт целенаправленно, и начинает с ним очень так сильно кокетничать, и доводит его до какого-то любовного помешательства, и, соответственно, до смерти. А потом она выходит замуж вот за этого молодого человека, который убил Лассаля. Ну — вроде бы ничего. Но, в этом же году... вот нет, э-э… Дуэль была в 1864 году, а свадьба в 1865. Ну вот сыграли свадьбу, и в этом уже году ее молодой муж умирает. Отчего — не говорят. От рези в животе. Раковица. Или Раковски. Через два года безутешная вдова, вот эта девочка, выходит замуж за австрийского актера Зигварта Фридмана, сына богатого еврейского коммерсанта и брата известного политического деятеля. Через пять лет она с ним разводится, потом едет в Париж, едет в Петербург, и находит себе нового мужа, Сергея Егоровича Шевича, который эмигрирует вместе с этой вот девицей, «Еленой прекрасной» в Соединенные Штаты, и становится там одним из руководителей местного социалистического движения, которое тогда на 80 процентов состояло из немецких эмигрантов, которых было огромное число в Америке, немецких эмигрантов было очень много. Там сейчас больше живет потомков немцев, чем англичан. Вот он в течение длительного времени там этим занимается вместе со своей супругой, а в это время, что характерно, родной его брат является послом России в Японии, то есть на Дальнем Востоке, где особые интересы и у Соединенных Штатов. Ну, естественно, и Великобритании. Вот потом, через длительное время, они возвращаются в Россию, потом оседают в Германии, связаны с левыми кругами тоже местными, и вот эта Елена Шевич — она пишет воспоминания о Лассале, где есть много пикантных подробностей. Ну, она там врет, конечно, но там есть интересные заходы, она, например, говорит, что очень обрадовалась, когда ее первый муж будущий вызвал на дуэль Лассаля. Потому что она надеялась, что Лассаль его, конечно, убьет, потому что он не умеет, этот юноша, стрелять, и тогда они вместе с Лассалем там убегут. Вот так. А последний период своей жизни — она еще занималась там спиритизмом, что тоже характерно — они вместе с мужем занимаясь банковскими аферами, попали в сложную ситуацию вот, там их разоблачили, и отравились морфием, сначала муж, а через четыре дня вот эта вот Елена. Значит, кто это такая? Это что это такое вообще? Это международная авантюристка и шпионка. Которой было приказано ее хозяевами скомпрометировать Лассаля. И она его скомпрометировала, на пятерку с плюсом. Убила вообще. А потом, видимо, и первого мужа, зачем он ей нужен? (Пьет пиво). Значит, видим красивую романтическую историю, и видим реальную подоплеку того что происходит. Ну это вот девятнадцатый век, то, что Дмитрий Евгеньевич и Клетчатый называют стимпанком. Вот это вот стимпанк в голом виде, вроде бы какие-то такие, знаете, паровозы, пароходы, а за этим всем скрываются какие-то, знаете, там эти, рыцари какие-то там, Мерлины, короли Артур, а королей Артуров-Мерлинов поскрести — и там, значит, какой-то бухгалтерский учет, товарищ, значит, полковник, и так далее, и так далее.

Поэтому, если мы посмотрим вот эту историю финансирования Карла Маркса, то мы увидим, что время от времени ему там перепадала денежка помимо Фридриха Энгельса, ну, например, часть наследства, причитающегося от его отца. Его мать ему перевела, вот интересно, что она перевела эти деньги в момент, когда было революционное обострение накануне вот революции 1848 года. Маркс тогда жил в Бельгии, и у местной полиции возник вопрос, а чо вот молодой человек получил большую сумму денег из Германии? И тогда прусский полицейский пришел к матери Маркса, взял с нее допрос там, снял допрос, и она там написала, что да, действительно, эти деньги были переведены моему горячо любимому сыну. А эти деньги он сразу потратил на какие-то создания журналов там, еще чего-то, ну, такой был революционный угар. (Пьет пиво). Или — начало шестидесятых, вот этот вот фальшивый вексель, как раз тогда Маркс был совершенно на мели, денег не было, работал над «Капиталом», и вдруг — умер какой-то бедный-несчастный учитель в эмиграции, который очень хорошо относился к Карлу Марксу, и он ему завещал тысячу фунтов. Откуда такие деньги у этого нищего иммигранта, это что это такое, да? Это 120 тысяч долларов, а учесть еще ту покупательную способность, и что было огромное имущественное неравенство, ну это вообще какие-то запредельные суммы. И при этом странно, что он, например, там... кроме всего прочего, в этом завещании сто фунтов решил передать и Энгельсу. А зачем Энгельсу эти сто фунтов? Ну, он богатый человек, и все это знали, и этот человек... ну Марксу — понятно, да? Значит, это некоторое алиби. То есть, его попросили незадолго до смерти подписать вот такое фиктивное завещание, а может даже и просто там сфабриковали. Но он бы согласился и сам, он был такой, революционер. И вот такие чудеса постоянно, принимаете? Какие-то наследства вот, ну и главное чудо — это вот добрый Фридрих Энгельс, который там все жизнь финансировал Карла Маркса. И совсем уж главное чудо — это успешный бизнес Энгельса, который, конечно, был такой, ну, барыга, и так далее, но у него были другие интересы. А он шел на повышение, в конце концов выкупил свою долю, уже там — тоже важный момент, накануне франко-прусской войны, и... то есть, не выкупил долю — продал свою долю, получил капитал, и с того времени Карл Маркс — он уже стал получать стабильно каждый год на протяжении длительного времени 350 фунтов, еще Энгельс, конечно, ему там приплачивал, потому что, ну, Марксу — он не мог остановиться, да? Всегда чо-то еще надо было.

То есть, почему-то вся вот эта очень искусственная и странная картина финансирования Маркса, а в общем-то и Энгельса, потому Энгельс — он вот очень странно себя вел, он, например... во-первых он постоянно сбрасывал Марксу — Энгельс — сбрасывал коммерческую инфу секретную. Ну — коммерческая тайна, он ее сбрасывал Марксу, чтоб тот использовал в своих там работах, и так далее, провидческих статьях, анализирующих экономическую ситуацию, и... то есть, он выступал как доносчик. Не только вор. Соответственно, легко предположить, что он писал очень многое и по другим ведомствам, о чем мы поговорим отдельно. Но он писал еще Марксу и письма, и говорил: «Вот, скоро будет экономический кризис, у нас тут в Манчестере все, значит, это... бледные ходят, вот замечательно, очень хорошие новости, я очень рад, вот хорошо». Ну а чо рад? У него фабрика остановится, и он, в том числе, не сможет деньги платить Марксу, а он радуется. Значит, его бизнес в другом. Он от этого не очень зависит. Это прикрытие. Так же, как капитал вот этой любовницы Лассаля, всей это романтической истории.

Ну ладно, ребят! Много чо-то я сказал, а на самом деле сказал не так уж и много. Хотелось сказать больше, но чо-то... мыслью по древу растянулся.

За что выпьем? Наверно выпьем... за то, чтобы под внешней личиной видеть подлинную сущность событий. Карл Маркс, кроме всего прочего, был убежденным френологом. И у него был личный френолог. И когда к нему приходили человечки, приезжали там из Германии, он приказывал этому своему личному френологу тщательно ощупывать их череп, и измерять черепомеркой, чтобы определить, что за человек. (Пьет пиво). Вот так например, перед тем, как допустить к Карлу Марксу, подробно ощупали и описали Вильгельма Либкнехта. Он это описывал потом. А черепомерка, это — понятно, да? То есть, это параметры черепа, тогда не было отпечатков пальцев. То есть, анкетку заполняют на человечка, она там хранится в папочке, и посылаются куда надо. А то вот там вот ходит этот вот Карл Маркс, а какой у него там, ну чо-то волосы подстриг там и все. Ищи-свищи! Он, кстати, перед смертью в Алжире и постригся. А так — постригся, а все бугорки там, все — они вот френологом-то и описаны. Он так, френолог, он даже это... пальпирует... «А? Так! Карл Маркс! Карл Маркс, вот он». Так что давайте будем меньше обращать внимание на волосяной покров, а смотреть что под ним. (Снимает кепку, снова надевает, допивает пиво).

Ну вот так. До новых встреч! Вынужден сделать некоторое замечаньице. Прошлая лекция у нас была в значительной степени — патреончик, ну кое-кто там записался еще, чтоб посмотреть, но не так много, как хотелось бы. А реально сумма — 700 рублей в месяц. Ребят, ну неужели вам неинтересно, чо там вот, какие-то личные отношения между Марксом и Энгельсом, там такое описывается, ну!.. Я уж там душу вложил, понимаете? 700 рублей! Советую! Советую. Сейчас еще ситуации летом сложноватая у нас в студии с финансами, ну как сложноватая, в хорошем смысле этого слова, в хорошем смысле этого слова. Мы сейчас оборудуем отдельный офис под съемки. Вот. Ну и там, конечно, ремонт, мебель там, то-се, но качество на порядок будет лучше, там освещение будет стационарное, специально установлено, все... вот, но везде расходы, а основной источник доходов — патреон, ну если уж там на патреон как-то не хочется, потому что «маленькое кровотечение», да, там? Ежемесячно капает-капает, получается в целом много. Ну хотя бы донатик, разовый донатик! Так сказать, там, пятьсот рубликов, тыщу, так сказать, ну, а может и... побольше? В общем, это... надеемся! Надеемся. Надо помогать Дмитрию Евгеньевичу, он всего себя отдает людям! Ладно, что-то я заговорился, извините, если сегодня, может, там как-то расплылся, но на самом деле у нас тут сегодня авральчик небольшой, но я стараюсь, честно! Давайте! До новых встреч!

На экране текст:

Если Вам понравился этот ролик, Вы можете

принять участие в проекте, переведя любые

средства на следующие счета:

• Сбербанк: 4276 3801 3665 0335

• Paypal: https://www.paypal.me/galkovsky

• Яндекс.Деньги: 410017215606874

Вы можете также поддержать канал на патреоне:

https://www.patreon.com/galkovsky

Все средства, полученные таким образом,

расходуются на развитие нашего ютуб-канала.

Спасибо за внимание!