007. Ответы на вопросы – 3. О переводе на английский
Други мои! Дорогие ютубчики и ютубчицы!
Сегодня я продолжу отвечать на вопросы, которые задают в письмах и на канале ютуб. Вот недавно один подписчик задал такой вопрос: «Дмитрий Евгеньевич, хотите ли вы перевести «бесконечный тупик» на английский язык и двинуть на запад?» Очень хочу, очень! Это моя мечта! Как для любого автора, естественно. Перевести на главный язык земли, чтобы потенциально мое произведение могли прочитать не сто или сто пятьдесят миллионов человек, а, извините, миллиард, два миллиарда. Только никто не хочет. Переводить. ЗА ДЕНЬГИ — не хотят. Я вам расскажу только один случай. Есть на филологическом небосклоне Российской Федерации талантливый филолог, женщина, уже немолодая, ну она очень рано, кстати, начала свою научную деятельность, и всегда отличалась научной честностью, беспристрастностью и профессионализмом, что бывает, к сожалению, в гуманитарных дисциплинах очень редко. Человек чо-то там тараторит, тараторит, «особенности поэтики Достоевского» там, то, се, реально — ничего не знает, никаких ни фактов не сообщает, ни каких-то умозаключений не делает, просто такая «вода». Так вот эта вот женщина, назовем ее «Евгения Викторовна», (доктор филологических наук), у нее очень интересные всегда фактически насыщенные, насыщенные фактурой исследования по истории русской литературы, в основном серебряного века. Ну мы с ней общались очень давно, многие годы, мы были соседями, у нас были общие друзья, знакомые… вот… ну, лет пять назад я ей позвонил, сказал — «Евгения Викторовна, у меня к вам такая вот просьба и одновременно предложение. Хочу перевести «бесконечный тупик» на английский язык. Много было попыток, то одно не получалось, то другое, то чего-то отвлекало, а годы уже идут, хотелось бы вот подержать все-таки в руках книжку на английском, что будет потом там, неизвестно, надо самому все сделать, помогите, пожалуйста».
Она говорит: «Дмитрий Евгеньевич, конечно! Все, давайте, сделаем, но вы знаете, это бизнес, переводить, конечно должна носительница языка, имеющая филологическое образование»…
Я говорю: «разумеется. Разумеется. Ну а как, а как иначе еще? Я все это понимаю».
— Но-о… это труд… он должен быть хорошо опла…
— Какие проблемы? Я плачу двойную цену. Вот как вот там есть, расценки, в академической среде — переводы сложных, философских, литературных текстов, умножаем на два, и получаем гонорар. Вот. Это первое. И второе — естественно: ваши труды. Это надо найти, провести большую подготовительную работу с кандидатурами, и так далее, понятно, что ваш труд — он будет оплачен, и я, опять же, готов…
Ладно. Она говорит «я поговорю там, чо-нибудь скажу». Вот, прошло какое-то время, я ей звоню, спрашиваю: как дела, что. Она говорит: «ну видите ли, Дмитрий Евгеньевич, вы поймите, что перевод качественного специалиста на английский язык — это для вас огромная честь. Понимаете? А вы вот так к этому относитесь, «вот щас там меня переведут». Человек, который вас переводит, он ставит на вашу рукопись лейбл: «перевод мистера там или миссис там такой-то» и поэтому — это вещь ответственная. Вы давайте поработайте, подготовьтесь». Я говорю: «а что, я... я… вот у меня деньги, вот текст, а что еще»? Она говорит: «ПОДГОТОВЬТЕ ПОРТФОЛИО! Я говорю: «ну, понимаете, я ведь… не… топ-модель какая-то, да? Ну… примерно ясно…» Она говорит: «ДА ЧО ЯСНО, КТО ТАМ… КТО ТАМ ЧО ЗНАЕТ, понимаете, ВОТ ВЫРЕЗКИ, РЕЦЕ-Е-НЗИИ, НА ВАШИ ПРОИЗВЕДЕ-Е-НИЯ, КАКИЕ-ТО БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ, ВСЕ ПОДШЕЙТЕ В ПАПКУ, И МНЕ ПРИНЕСИТЕ. И С ЭТИМ Я УЖЕ МОГУ ГОВОРИТЬ С ЛЮДЬМИ, А ЭТО ТАК Я И НЕ НАЧИНАЛА, ЭТО БЕССМЫСЛЕННО!»
Ну она пожилой человек уже, ей там… она старше меня там, значительно еще. Я-то уж не молодой. Ну, я думаю: она плохо в интернете разбирается, я говорю: «Евгения Викторовна, ну это все может быть хорошо, но щас же есть гугл, яндекс, они могут, они знают… вот эти люди — они же все специалисты по русскому языку, они русский знают в совершенстве. В англоязычном — у меня мало каких-то данных, но в русском — сотни тысяч там каких то ссылок, ну, ну— пускай наберут, чо я им буду, они сами решат, да — да, нет — нет». Она говорит: «НУ ВОТ! ДА, ХОРОШО, МОЖЕТ БЫТЬ, ТАК! Но вы сами файлы соберите и мне пошлите!»
А я стал думать: а какие файлы, кого?.. Я говорю: «ну вот, в википедии статья есть»… Она говорит: «хорошо! Вот, пришлите, значит, статью из википедии». Потом, думаю, что еще? Ну вот я уже говорил как-то, в одной из предыдущих передач, институт мировой литературы издал трехтомник, ну вот, там биография, я его скопировал, туда в файл, прислал ей… она говорит: «МАЛО! МАЛОВАТО БУДЕТ! А ГДЕ РЕЦЕНЗИИ? КТО? ОНИ ПОДУМАЮТ — ЧЕЛОВЕК С УЛИЦЫ КАКОЙ-ТО ПРИШЕЛ!»
И тут я понял, что она надо мной издевается. Специально. Что она меня ненавидит, и она издевается.
Вот! А это очень… это не… это не дура какая-то, понимаете? Вот. И не человек, у которого, какие-то есть, может быть, там, этнические какие-то предубеждения, ну например, я армянин, она азербайджанка, ну вот — ну конфликт такой у них там, территориальный, сложный, кто виноват, кто прав — непонятно. И вот они друг друга там колошм… НЕТ! Такого нет ничего.
И я стал думать — а в чем причина вот этой вот ненависти ее? Почему? Она долгие годы говорила, что хорошо относится к моему творчеству, ну — время от времени просто, а я говорю — я понял, что это просто была такая… «риторическая фигура». А мы с ней совещались, беседовали на разные темы, литературные там, интересно все… Мне казалось, что она, ну там, ну не галковскоманка какая-то, но она знает, что я какой-то писатель, там, может — средний писатель, но достаточно, чтобы за свои деньги перевестись на английский язык, в чем здесь преступление-то, понимаете, в чем? Причем — за хорошие деньги. Я стал думать. Думал-думал. И мне кажется — понял. Вот. Она — занимается во многом, ну, например, Блоком. И вот я себе представил: она сидит в зале, выходит на трибуну, и начинает читать лекцию о творчестве Блока, и разбирать его стихотворение «незнакомка», в чем его внутренний смысл, подтекст, ассоциации, аллюзии, аллитерации… и — историю написания. А вдруг — из седьмого ряда подымается человек, не очень трезвый, и говорит ей: «позвольте, Евгения Викторовна! Вот вы разбираете там какие-то подтексты, нет ничего там этого, не было, и нет, и быть не может. И написано это стихотворение совершенно в другом контексте, история написания другая.» И она, взбешенная, этому невеже и невежде говорит: «а кто вы такой? Как вы смеете в храме науки говорить такие вещи?» А он ей отвечает: «а, понимаете, я — Александр Блок. И это стихотворение написал я.» Вот так. То есть, Евгения Викторовна — она всю жизнь жила чужие жизни, изучая творчество Блока, Андрея Белого, Василия Розанова, а эти люди — они жили своей жизнью. И может быть — в своей жизни они не очень хорошо разбирались, может быть конкретно вот Блок, который ей сказал вот это все, бы, — он, может, и неверно бы сказал, она была бы права, но это его жизнь. А уж Есенин
— он вообще околесицу бы нес, он там пьяный, он вообще не понимал, где чо написал там, в угаре, вот. Но это — его жизнь, понимаете? Жизнь человека, у которого есть Искра Божия. И человека, который отмечен Господом Богом. И филолог, который занимается его творчеством, человек, который любит литературу, знает силу литературы, он понимает, что это человек страшный. И испытывает перед ним — благоговение. Не просто уважение а благоговение. А благоговение — это уважение, смешанное с мистическим ужасом. Со страхом. Вот этого страха у человека нет, потому что он решил, как все мещане, что никаких гениев нет. Их действительно очень мало. И талантливых людей очень мало, поэтому вероятность, что вы их встретите в реальной жизни — исчезающе мала. Они все есть, были, они уже умерли, и они верифицированы. Уже заранее известно, что вот этот талантливый, это не очень, это вот гениальный, и ими можно заниматься. А вот живой человек пришел — говорит: «я там то, се, бесконечный тупик», а кто это? Может, это гений какой-то, а может — талантливый человек, а может быть — даже и бездарный. Но — «со знаком неопределенности». Вот вроде бездарный, а вдруг? А вдруг окажется, что он умрет, и через пятьдесят лет скажут, что это один из столпов отечественной культуры, а может, и мировой. Он жив — неизвестно, не завершено все. А замах у него есть, он пишет вот на такие темы. Значит, может быть — ему надо что-то простить, в чем-то помочь. И не надо к нему относиться, как... я даже не знаю, как к кому. Наверное, как к человеку, который вообще не должен жить. Он не нужен. Он только мешает. Мешает заниматься филологией. Вот так. И вот это был последний шанс, что Дмитрий Евгеньевич Галковский при жизни увидел бы свой текст переведенным на английский язык. Ну у меня нет никаких связей, ничего, естественно — после такого случая, когда человек, к которому я относился с уважением, человек действительно влиятельный, он сказал: «пошел нафиг, и денег не надо от тебя, вообще ничо не надо, иди отсюда вообще», еще стал издеваться… ну, у меня руки опустились, все, прошло пять лет, и… ничего, скорее всего, не будет, а человек вошел в историю. Вот он занимался, этот человек, Блоком, Андреем Белым, Розановым, Брюсовым, другими какими-то там, Говорухой-Отроком, не знаю там, какими-то второстепенными, третьестепенными, многими занимался исследованиями, а войдет в историю литературы, может быть, вот именно этим фактом. «Мог помочь сделать первый перевод на иностранный язык русского писателя и философа и СОЗНАТЕЛЬНО отказался, и отказался еще с глумлением». Потому что — действительно, я эту позицию уважаю, — «денег не надо». Таким людям — денег не надо, зачем им деньги? Не надо, дело не в деньгах. Дело в принципе. НЕ НАДО. СИДИ.
Вот так. Вот такой ответ на этот вопрос. Человек не знает своей дальнейшей жизни, но вдруг, может быть, чудо произойдет, не знаю. Вот недавно мне помогли хотя бы перевести на английский язык сценарий «друг утят». Есть английский текст, его можно издать. А что такое «друг утят» для меня? Это, конечно, такая литературная шутка, но там есть и некоторое серьезное содержание. Тоже хорошо. И я очень благодарен людям, которые перевели, правда, это были люди очень хорошо знающие английский язык, но все-таки русские, поэтому я не думаю, что это очень хороший перевод, но, думаю, перевод, который не стыдно предложить англичанам. Англоязычным людям. Вот так, ребята.
Это — проект памятника Достоевскому, который сделал в свое время мой друг, скульптор Валерий Евдокимов. Очень хороший человек, светлый. Он очень старый, но еще жив, дай Бог ему здоровья, многих лет жизни. Вот этот человек — у него была другая крайность и есть другая крайность. Он ко всем людям относился как к людям очень талантливым. И он сам талантливый, естественно, человек, замечательный скульптор, академик, но он ко всем относился как к людям талантливым. И я к нему пришел — ну кто я был, пришел к нему в мастерскую, мне было двадцать три года там или двадцать два года — студент философского факультета, неизвестный абсолютно, Он стал со мной разговаривать, как будто я какой-то профессор философии, задавать какие-то вопросы, всерьез, потом — он мне понравился, он меня познакомил со своими друзьями, художниками, и я думал : ну не понимает человек, с кем он говорит, ну я же ничтожество, ну, я, — кто я, так сказать, и кто, кто он, у нас разница была в возрасте в двадцать пять лет. Но это та ошибка, которая, может быть, в высшем смысле не является ошибкой. И кто знает — может быть именно по отношению ко мне он угадал. Вот авансом, проявил ко мне интерес, внимание, сочувствие, а может быть — не было бы этого интереса, (я был очень одинокий, мало было друзей, знакомых), — я бы и не написал «бесконечный тупик». А я писал «бесконечный тупик» — для кого я его писал, прежде всего? Для любимой девушки и для двух-трех читателей, и одним из этих читателей был Валерий Евдокимов. И я окончил текст «бесконечного тупика» в день его рождения, чтобы ему сделать подарок и подарить рукопись. Вот так. Вот другой пример. Но такие люди, к сожалению, являются у нас исключением. Но они есть. И это прекрасно.
Спасибо вам за то, что меня, может быть, выслушали сегодня, всем передаю большой привет, благодарность за то, что смотрите мои ролики, задаете интересные вопросы. Пока, до следующих встреч!