«Нью-Йорк», «Нью-Йорк», «Нью-Йоркер»
Михаил Булгаков в «Золотом теленке» создал злую пародию на миф о «трудовом коллективе». В коллективе всем заправляет Бендер (Булгаков, пишущий золотой роман). Балаганов-Петров, Паниковский-Ильф и прочие фунты это безвольные и никчемные статисты. Когда Балаганов дает Бендеру наводку на Корейко, то вспоминает, что проболтавшийся сокамерник бился головой о стену, когда узнал, что собеседника на следующий день выпускают на волю. На что Остап Ибрагимович резонно заметил:
- Шурочка, он бился головой не потому, что это сказал вам, а потому что подумал, что это вы можете сказать мне.
У «Русской жизни» вполне мог получиться отечественный «Нью-Йоркер». Для этого надо было только трезво оценить свои силы и найти идеологического Хозяина.
Ольшанский должен был прийти ко мне и сказать:
- Дядя Дим, научи засранца статьи писать.
Я бы научил – он их не умеет писать до сих пор, хотя литературный талант есть.
После первой же моей статьи, отданной в редакцию, Ольшанский должен был собрать редколлегию и попросить изучить мой текст с карандашом в руках – методом мозгового штурма. «Как он это делает?», «нельзя ли приемы Галковского использовать в нашей работе?».
А потом, - конечно не сразу, а постепенно, через несколько месяцев, - сделать Галковского полноценным членом редколлегии, а затем, тоже постепенно начать прислушиваться к его советам. Ключевое слово здесь - «постепенно». Доверять сразу не надо, а принять к сведению – почему бы нет. После 4-5 случаев стало бы ясно, что ошибок в моих прогнозах и рекомендациях удивительно мало. Их вообще мало, ну а в области литературы…
Инфантильный Ольшанский совершенно не понимал, с кем он общается и что, например, я о нем думаю.
Тогда я относился к нему очень хорошо, Митя мне нравился.
Во-первых, он пригласил меня в журнал, причем стал платить много. По тем временам - очень много.
Во-вторых, он сделал сотрудниками массу разношерстного народа, это надо уметь. От некоторых из этих людей он находился в зависимости, некоторые зависели от него сами, и очень многие друг друга не знали или были в непритязательных отношениях. В такой мутной воде и надо начинать настоящее дело. Есть чем манипулировать и из чего выстраивать творческий коллектив.
Журнал имел солидную финансовую базу – неважно откуда появились деньги, может быть их Ольшанскому дала пожилая любовница, как утверждал рыцарь чести Кузьминский. Важно, что деньги были, и он их намеревался не пропить, а потратить на культурный проект.
Сама идея русского «Нью-Йоркера» вызвала у меня восхищение. Я её сразу оценил. Очень удобно выпускать журнал, имея перед глазами культурный образец, причем достаточно удаленный, чтобы говорить о мегаломанической конкуренции и, тем более, о заурядном плагиате.
Внешне журнал действительно напоминал знаменитый нью-йоркский еженедельник и выходил достаточно аккуратно – правда, раз в две недели. С нуля наладить такое предприятие было сложно – у Мити получилось сразу, и потом он два года издавал «Русскую жизнь» более-менее регулярно. Проблемы были, но их и не могло не быть, и скорее всего у других они были бы в большем объеме.
В журнале было много интересных текстов, а откровенная халтура для периодики в разумных пределах вещь неизбежная.
Я бы с удовольствием разбирал каждый номер специально для Ольшанского и помог ему быстро найти правильный тон подачи материала. Сам он, конечно, был это сделать не в состоянии, хотя многое угадывал.
Кстати, я считал тогда и считаю сейчас, что мои статьи не очень подходили для «Русской жизни», а статьи, которые он мне просто заказывал (о Минце или Мехлисе) печатать не нужно было вообще.
Я бы мог научить Ольшанского приемам управления коллективом и посоветовать, кого в редакции оставить, а кого заменить. Кать Меней и Жень Долгиновых надо было конечно уволить как можно быстрее – это было просто смешно.
За два года журнал мог вполне состояться как культурный проект, повторив успех «Коммерсанта» или «Независимой газеты». Не боги горшки обжигают.
Можно подумать, что то я говорю сейчас, это утопия и на такое бы не пошел не только Ольшанский, а вообще никто.
А вот и нет. Евреи бы пошли. Но об этом в заключительной статье цикла.
комментарии
Читатель
А чем кончилась история с $4000?
Дмитрий Галковский
Надеюсь, эти деньги ушли на похороны. Могильную плиту Пригову, кстати, сделали без смехуечков. Все строго, лаконично, торжественно. Подвижник. А казалось бы - почему бы не сделать надгробие в виде гигантской ржавой банки советской сгущенки и надписью "Здс пхрнн Пргв". Как любил покойный.
Читатель
"научи засранца статьи писать" — а что, правда, что люди хоть сколько-то себя уважающие могут так разговаривать?
Дмитрий Галковский
Груша понятие растяжимое.
