Навигатор по биографии Набокова
170_Владимир_Набоков_Штрихи_к_биографии_I_Происхождение.
Автобиографические произведения: «Другие берега», «Память, говори», «Смотри на арлекинов»
Набоков был очень скрытным человеком. Один его знакомый сказал: «С Набоковым можно общаться каждый день 10 лет и не знать о нём ничего». Набоков был также хорошим лицедеем…
Но он был русским, и по-русски не умел врать: всё его вранье – это головная шахматная композиция, то есть, нечто диаметрально противоположенное вымыслу – это не вымысел, а умысел, поэтому в «Арлекинах» Набоков сказал о себе не меньше, чем в подлинных воспоминаниях, а, может быть, и больше. Более того, берусь предположить, что он это сделал сознательно, оставив послание потомкам, поверх доживающих свой век персонажей его жизни, многие из которых ему мешали.
Я уже говорил, что Набокова совершенно ошибочно считают аристократом – это удивительно, потому что при поверхностном взгляде там всё на месте: знатный род, аристократические предки, богатство, блестящее образование и его плоды, свободное владение тремя языками, ну и, конечно, сама личность Набокова – холодного и ироничного сноба. Теперь давайте посмотрим на всё это великолепие внимательнее.
Отец. Владимир Дмитриевич Набоков
Сначала поговорим об отце. Как известно, отец Набокова – Владимир Дмитриевич – был известным кадетом. Это даёт основание считать его либеральным деятелем и борцом за демократизацию русского общества –это глубоко неверно, хотя в большинстве случаев является добросовестным заблуждением исследователей.
Кадеты были социалистами и фурьеристами, лишь слегка декорированными либеральной риторикой. При желании такую риторику – ну, там, всеобщее избирательное право, свобода слова, церковная автономия – можно найти и у Ленина.
На практике кадеты одобряли революционный террор, считали либеральную европейскую Россию монгольской сатрапией и выступали за грабёж русских землевладельцев, называя их помещиками, а также за создание колхозов, мыслимых им конечно не виде сталинского крепостничества, а в виде свободной ассоциации фурьеристких фаланстеров, что, как бы, не хуже.
Он (отец Набокова), будучи офицером гвардии, публично отказался поднимать тост за здоровье своего императора и поместил в газете объявление о продаже придворного мундира – он был камер-юнкером. Однополчане должны были после этого его последовательно вызывать на дуэль, пока не убьют.
Убили Набокова не царские сатрапы, однажды посадившие его в роскошный тюремный номер на три месяца за политическое хулиганство, и не коммунисты, от которых он благополучно убежал, а его убили товарищи по партии.
Он вступил в жестокую схватку с Милюковым за контроль над левой эмиграцией, победил, и тут вот его случайно убили…
Германия могла стать, и уже становилась, центром русской эмиграции, которая тогда была очень мощной в том числе и политической силой, а это давало немцам большой бонус в борьбе с англичанами за контроль над советской Россией. После убийства Набокова, центр эмиграции быстро переместился в Париж, что было для англичан безопасно, так как отдельного пая в фирме РСФСР у французов не было.
Остановимся немного на генеалогии отца Набокова. Набоковы никогда не принадлежали к родовой знати: дворянство они получили где-то в середине 18 века, но быстро поднялись по чиновничьей лестнице и действительно породнились со знатными фамилиями. Набоков-отец был сыном министра юстиции и урождённой баронессы Корф Марии Фердинандовны. Эта Корф была наполовину русской, но я бы не осмелился заключить, что Набоков отец на три четверти русский, а на одну четверть немец…
Семья Набоковых была семьёй с большими проблемами, и кто там от кого и как родился – большой вопрос.
Ну, в заключение замечу, что денег у Набокова – отца не было, их в любом случае было бы немного, так как он 7-й из 9 детей, но при этом его отец ищет сильно поиздержался, наделал больших долгов.
Мать. Елена Ивановна Рукавишникова
Ну, теперь поговорим о матери – Елене Ивановне Рукавишниковой. Говорится, что Рукавишниковы – это знаменитый род русских купцов –это неверно, это не те Рукавишниковы.
Фактически их национальность неизвестна, ясно только, что это международные уголовники, может, из греческих пиратов, может быть, из португальских евреев, ну, вот, непонятно – они занимались золотодобычей, и первый представитель, достоверный, этого рода, родившийся в начале 19 века был совладельцем ленских золотых приисков.
И вот, из этих Рукавишниковых была мать Набокова. Она была дочерью старшего из сыновей, вот, отца-основателя, того самого, который мальчиков по гимназиям собирал. Оба её брата были геи, и скорее всего, покончили с собой, но сама она, судя по всему, была нормальной женщиной, но, может быть, потому что находилось вне интересов мужской части своей фамилией, и по всем отзывам она была человеком хорошим и добрым, хотя, что неудивительно, нервным.
И она была… кем? Наполовину еврейкой, а наполовину инкогнито. Какая-то часть русской крови у неё скорее всего была, и в целом у неё был скорее северный тип с небольшой вот такой татаринкой, частой у русских. Елена Ивановна получила хорошее образование, но не надо забывать, что это купеческая дочка. Нам сейчас кажется, что богатый образованный купец ничем не отличался от потомственных дворян – отличался, и очень сильно.
Быт семейства Набоковых, соответствующий его реальному, а не выдуманному англичанами социальному рангу – это быт Веры Засулич, и к этому Набоковы быстро пришли, потому что были рождены для коммуналки.
Выводы по первой главы
Мы выяснили, что происхождение Набокова достаточно маргинально, и оно настолько маргинально, что даже его трудно точно установить – и со стороны отца, и со стороны матери. А генеалогическое древо – это и есть одно из основных отличий дворян, и тем более аристократов, от простых смертных.
Неслыханное богатство и высокое социальное положение родителей Набокового не было ими заслуженно, и поэтому они его быстро потеряли. В общем, это характерная особенность для всего скороспелого русского высшего класса, но, конечно, среди русских были и фамилии с большой буквы, которые владели своими сокровищами лет триста, и иногда принадлежали к старым деньгам Европы. Однако семья Владимира Владимировича к ним не принадлежала. Уровень Набокова – это верх мидл-класса.
Тост.
Давайте выпьем… за что? Давайте выпьем за русскую аристократию – она всё-таки была. Аристократы – хорошие ребята, но они не должны проигрывать. Проигравший аристократ, аристократ – эмигрант – он должен умирать. Сила аристократов в том, что это большие, красивые, умные, могущественные, счастливые и удачливые люди; если хотя бы одного из этих качества нет – они выглядят довольно убого.
171_Штрихи_к_биографии_II_Образование.
Дополнение от Клетчатого.
В прошлой лекции я кое-что рассказал, но самую страшную информацию мне сообщил недавно Клетчатый.
Остаётся последняя бабушка – его жена, дочка того самого Козлова – генерала от медицины. Вот о ней можно добавить. Она вышла замуж за маньяка-педофила, это мы знаем, а её сестра вышла замуж за врача Вениамина Тарновского – он был основоположником школы российской венерологии, а также сексопатологом, и написал книгу «Извращение полового чувства», а сама она, тётка матери Набокова, была специалисткой по проституции и женской преступности.
И это всё были не академические исследователи – немецкие гильельторы такие. Да, они все работали в поле, то есть, в родильных домах, венерологических клиниках в тюрьмах, в приютах для несовершеннолетних преступников, публичных домах и так далее.
И вот тут Клетчатый продолжил: если они все были по теме, то, очевидно, что перед нами, как он сказал, «организейшн»...
Я всё это говорю не для того, чтобы опорочить память Набокова или опуститься до уровня низкопробных сплетен...
Моя цель диаметрально противоположенная – я хочу показать нравственный подвиг этого человека. Он сам в своих мемуарах изобразил себя баловнем судьбы, которому в детстве и юности жизнь дала всё, но он был человеком, которого с детства жизнь наградила генетическим и социальным горбом. Его старт был низким, с наибольшей вероятностью он должен был стать гомосексуальной проституткой, как его брат Сергей, а он стал великим писателем и просто великим русским человеком, который сохранил для будущих поколений своих неблагодарных соотечественников русский язык, русскую литературу и русскую интеллектуальную культуру, и сделал это почти в одиночку, и несмотря ни на что. А теперь давайте перейдём к следующей теме – к теме образования Набокова.
Кратко об образовании Набокова. Брат Набокова.
Опять-таки считается, что Владимир Владимирович получил блестящее домашнее образование: с ним занимались опытные педагоги, и с младых ногтей он в совершенстве владел тремя языками – русским, английским и французским, причём на первых двух он оставил нам замечательные гениальные произведения – потом Набоков учился в знаменитом Тенишевском училище, одном из лучших частных школ Петербурга, и, наконец, получил высшее образование в знаменитом Кембридже.
…Поэтому Сергей поступил Оксфорд, а Владимир в Кембридж. Димдимыч нам в своё время рассказывал о принципиальном отличии этих университетов-близнецов: в Оксфорде учатся джентльмены, которые не врут. Ну, не врут кому? Другим джентльменам. А в Кембридже врать можно всем – это фишка.
После окончания Кембриджа Сергей стал информатором «интеллидженс сервис» в гомосексуальной богемии Германии и Франции. В 1926 году он перешёл в католичество – члены Патреона ранга «Куратор» слышали лекцию Димдимыча о цветовой дифференциации английской разведки, и понимают, что это означает.
Сергей был арестован нацистами в 1940 году, а затем отпущен на свободу, и снова арестован в конце 1943 года. Через год он умер от истощения в концлагере.
Гувернеры и гувернантки.
Набоков даёт нам перечень своих гувернёров в своих мемуарах: в большинстве случаев это очень странные люди. Конечно, Набоков в своих характеристиках по-пушкински безжалостен, но, как правило, так же точен. Даже простой перечень реальных фамилий его гувернёров вызывает хохот. Сам Набоков никого из них не называет реальными именами. У одного была фамилия Жирносеков, у другого Пиденко, а у третьего Околокулак. Многие из них были членами Аль-каиды, мотали срока в тюрьмах, и принадлежали к калейдоскопу русофобских национальностей.
В доме Набокова, конечно же, были и знаменитые английские гувернантки – куда же без них.
Исключение составляла гувернантка-француженка, научившая Володю прекрасному французскому языку – по инерции он начал её изображать в мемуарах толстой, уродливой дурой, но потом как-то осёкся, и кончил во здравие – это был хороший, добрый человек, который любил детей не в англосаксонском, а в человеческом смысле этого слова.
Ну вот в результате такого горе-воспитания и горе-образования, Володя к 12 годам не имел элементарных знаний в области математики и русского языка, но, правда, хорошо говорил по-английски – это была заслуга не воспитателей, а родителей, которые на английском общались между собой, засыпали своих детей английскими детскими книжками, и даже заставляли молиться их не на русском, а на английском языке.
Тенешевское училище.
Ну вот как бы то ни было 12 летний недоросль Набоков оказывается в знаменитом Тенишевском училище. Об этом учебном заведении исписаны горы бумаги, говорится, что это какая-то необыкновенно передавая школа, где педагогический коллектив, ну, вот, творил чудеса – всё это верно, хотя стоит заметить, что Тенишевское училище не было гимназией, то есть, являлась школой второго сорта – там обучали детей по программе реального училища, но с некоторыми дополнениями.
Ещё хуже то, что Набоков всю жизнь щеголял знанием французского и английского, но он совершенно не знал латыни и греческого – в его текстах мало античных аллюзий.
Недостаток был один: эта роскошная школа предназначалась для богатых афроамериканцев. Нормальный аристократ с Тенишевским училищем не стал бы иметь дела, но отец Набоква был ненормальным, и отдал туда своих детей.
А с кем маленький Набоков мог познакомиться в этой школе? Говорится, что у него было там три товарища – это еврей Самуил Израилевич Розов, впоследствии живший в Израиле; потом армянин или армянский еврей Самуил Канджунцев, классный гений, в дальнейшем владелец эмигрантского кинотеатра; и нищий и глупой русский мальчик Шустов, вскоре исчезнувшие с горизонта.
В Тенешевском училище маленький Володя научился вести образ жизни чёрного оболтуса, как говорят афроамериканцы – вихляться. Он никогда не умел ухаживать за женщинами своего класса – у него получалось только с афроамериканками – это навыки героя «Не грозите Южному Централу».
Кембридж и куратор.
…Они, конечно, ошибались: как сейчас всем ясно – чернокожие гораздо лучше белых, точнее, они им равны, но белые перед ними виноваты в угнетении, и должны извиниться, а в качестве компенсации отдать личные носильные вещи и встать на колени. Точнее, на одно колено – как становились белые лорды перед своим сюзереном. Но Набоков жил в другую эпоху: когда он стал вихлять по Кембриджу, ему сделали замечание – по газонам не ходить. Набоков повалился на землю и стал хохотать: «Чувак, ты чё, серьёзно? Прикол, по траве ходить нельзя. Ребята, прикинь, сумасшедший!». И на следующий день Набокову выписали штраф – он был потрясён, и воспринял это как мировую несправедливость, личное оскорбление: «Ну чего это – и харкать нельзя, и срать под кустами, что ли? Это как вообще? Но в Кембридже то нет полиции!»
А если говорить про Кембридж, то это просто всегда был филиал английской тайной полиции. Как и прочим студентам, Набокову сразу назначили куратора – офицера университетской масонской ложи, занимающейся сбором сведений о студентах, а также контрразведкой и вербовкой в тайную полицию.
Он видел то, чего до сих пор не могут увидеть набоковеды, замороченные гениальным словоплётсвом этого человека, несомненно выдающейся личности, и, в том числе, выдающегося обманщика. Что видел куратор Набокова? Он видел молодого студента, женственного, который писал стихи, который был братом студента-гея, и которой иногда жаловался на своего соседа по общежитию, что он противный мужлан, от него пахнет потом, там – ну, вот, всё, вот, вот так. Ну, горевал. Он подобрал ему другого напарника, русского графа – Роберта Луиса Маголи-Серати де Калри – очень утончённого человека, ценителя стихов. На рождественские каникулы после этого они поехали вдвоём на лыжные курорты в Швейцарии. Набоков был счастлив
Благодаря кому? Умному куратору, который любя помог молодым людям, сделал доброе дело. Ну кто ставит чайник у входа в слабо освещённой комнате, вот, на ковёр? Согласитесь – это хорошее начало беседы для профессионала: человека сразу видно, сразу. Один чайник обойдёт; другой опрокинет, но мило пошутит над своей неуклюжестью, и превратит происшествие в забавный эпизод; третий бросится извиняться и вытирать лужу; четвёртый будет тупо молчать; пятый чертыхаться – вот человечка и видно, сразу видно.
Выводы.
Учитывая занятий с репетиторами, которые все-таки давали ему какую-то сумму знаний, и учитывая общий культурный уровень родителей, ну и, конечно, всё-таки пребывание в Тенишевском училище, можно сказать, что Набоков, конечно, получил среднее образование, но он также знал, что аттестата у него нет, а диплом о высшем образовании – липовый. Учился он в Кембридже спустя рукава и через пень-колоду, а из-за трагедии, произошедший с отцом, вообще выпал из учебного процесса на полгода. В университете у него был блат – никто его там не обижал, а наоборот относились очень бережно и деликатно.
Но я бы не осмелился назвать Набокова человеком недостаточно образованным – он был очень образован – это интеллектуал, но это образование не аристократа и не профессора в третьем поколении, а образование выходца из низов среднего класса, достигшего, благодаря своему таланту, уровня верхней части всё того же среднего класса, и оставшегося там навечно. Это большое достижение для эмигранта, ведь эмиграция – это всегда понижение на класс, а то и на два.
И, кроме того, Набоков был писателем, а интеллект писателя – это не интеллект учёного: излишнее образование ему только мешает. Любой писатель – это фантазёр и авантюрист, импровизатор, играющий без нот, и нот иногда не знающий, но достигающий, тоже иногда, исключительных результатов, потому что в области литературы, чтобы быть профессионалом надо быть дилетантом – такова особенность этого вида искусства.
Писателю не нужен ни музыкальный инструмент, ни кисть, учиться владеть которыми надо долгие годы. Нужна элементарная грамотность, лист бумаги и огрызок карандаша – всё. В этом великая магия литературы, и Набоков ею владел вполне. И поэтому он в своём негритянском состязании с Кембриджем оказался прав. Я употребил, наверное, неправильное слово: он оказался сильнее, и победил.
В «Других берегах» есть образ надменного молодого студента, защищающего перед Набоковым Ленина, а он научился он, вот, ещё при жизни Ленина в Кембридже. Набоков его именует Бомстоном. На самом деле это Ричард Остар Батлер –
Он это понял в зрелом возрасте, но не до конца: Набоков умер за 20 лет до начала эры гиперинформации, но он всё равно достал своего обидчика. То что он ему пытался говорить в зрелом возрасте, после чисток 1937 года, вспоминая его юношеские восторги советской властью, Батлера нисколько не задело: одно дело Ленин – другое дело Сталин; и одно дело Сталин до 37 года и Сталин после 37 года – это надо понимать. Их беседы – это всё равно, что беседа в кабинете фээсбэшников, которому вы указываете на портрет Дзержинского, и говорите, что это польский масон, шпион и русофоб. Он вам только ухмыльнётся, и скажет, что это неверно, потому что, а тогда кто он сам? Но Набоков Батлера достал, потому что это были свои по рангу и по среде обитания. Он в своих мемуарах назвал Батлера египтологом, а реально Батлер занимался французской филологией, а потом стал германистом...
Тост.
Ну и в заключении по традиции давайте выпьем, выпьем… За что выпьем? За мимикрию – у русских с этим всегда напряжёнка, а писатели они хорошие. Значит, дело тут не в эстетике как утверждают Набоков, а в чём-то другом. Может быть, просто в недостатке трусости. За мимикрию, которой так не хватает русским людям.
Ну теперь всё. А может быть моя лекция, отчасти и предыдущая лекция, показалась вам жёсткой и несправедливой по отношению к Владимиру Владимировичу, но мне кажется жёсткой и несправедливый как раз является официальная версия, где он изображается счастливым, замечательным таким, преуспевающим человеком, которому с младых ногтей было дано всё, и он в жизни никогда не имел ни заботушки, ни печалюшки, ну, немножечко там переволновался во время гражданской войны и революции, потом успешно эмигрировал, и жил в своё удовольствие. У этого человека были страшные проблемы, страшные. Но он их преодолел – преодолел свой кризис, преодолел свои травмы, и стал человеком совершенным, человеком у которого надо учиться душевной гармонии. До новых встреч!
