«Год без Влада»
Год назад умер Константин Крылов. Когда человек умирает, он падает на землю и больше ничего не может сделать. Гейм Овер. В большинстве случаев его быстро забывают – память остается у членов семьи, у двух-трех друзей. И все. Через год он вроде и не жил.
Но большинство людей именно потому, что никому не нужны, вправе ожидать отсутствия посмертного глумления. И действительно его, как правило, не случается. Забвение оказывается вещью жестокой, но благородной – как кремация. «Есть Леонид – нет Леонида». Влачить труп умершего по земле охотников находится мало. А потом тело исчезает, а могила зарастает – если она вообще есть.
Крылов по жизни был боец. Он постоянно с кем-то полемизировал, и эта полемика в большинстве случаев была малоудачной – слишком мелкой, слишком пристрастной и, как правило, безрезультатной. Много людей его недолюбливало, а большинство соратников было из разряда «где он таких нашел».
Поэтому, когда Крылов умер, в покое его не оставили. Повылезли холмогоровы, просвирнины, обогуевы и стали превращать похороны в фарс. Пошло в ход юродство, матерная ругань, «а ты кто такой», запузырились литературные скандалы.
Проблема, однако, заключалась в том, что выдающаяся личность совершенно не нуждается в защите. Точнее, она защищает себя самим фактом своего бытия. Или небытия. Смерть тут не играет роли – художник продолжает жить дальше. Более того, именно потому, что простодушный и наивный Крылов уже ничего не мог сказать своим оппонентам, за него без помех все сделала сама реальность.
Никаких скандалов не случилось, хотя многие пыжились сильно, и стаж идиотничания наработали себе со времен жежешных солидный.
За этот год издано несколько произведений Константина Анатольевича, собраны деньги на его памятник. Книги Крылова читают и постепенно, год за годом и десятилетие за десятилетием этот человек превратится, как и положено крупному писателю, в легенду. Все мелкое, наносное – исчезнет, ошибки – забудутся или простятся, и у русских останется замечательный писатель эпохи их безвременья – Константин Крылов.
Он многое успел сделать, а в своих книгах остался жив, и будет жить очень долго. В том числе как боец. Меня всегда раздражало, что благодаря мне придонная муть ЖеЖе вписалась в историю – я ведь деланно полемизировал с ней, создавая иллюзию обычного диалога.
А Крылов увековечил всю эту падаль а ля натурель – в бесконечном виварии «Золотого ключа» - как она того и заслуживала. Поэтому будущие литературоведы в его случае будут писать исследования не о «полемике» Галковского с ничтожным Дормидонтом Пятачковым (которой на самом деле не было, и быть не могло), а о том, что Пятачков выведен Крыловым в образе павлинообразной выхухоли, пару раз упомянутой на 694 странице второго тома. А вот это «по труду и честь».
Что касается личного восприятия, то пока я буду жив, Крылов останется со мной. Я часто о нем вспоминаю, и благодарен судьбе, что был его современником и встречался с ним лично. Поэтому мне кажется, что он сможет прочесть эти строки.
Комментарии
Читатель
Спасибо, Дмитрий Евгеньевич, что неоднократно указывали на Константина Анатольевича, как на писателя. По своей полемике в ЖЖ он воспринимался, как ещё один "жжист", а книги оказались очень глубокими. Жаль, что не удалось издать отцензурированную версию "Золотого ключа", но, видимо, реальность воспротивилась, и Константин Анатольевич останется в русской литературе навсегда, как "Рабле за гранью".
Дмитрий Галковский
Издали по авторской воле, а она священна. Потом конечно сама реальность отредактирует. Крылов не был порнографом, но я понимаю, почему он написал в Ключе детсадовские «глупости» - кстати с нарушением законов этого низкого жанра. Ему нужно было поломать стереотип своего поведения, он всю жизнь говорил не то, что хотел (ну какой это «черносотенец», у него и жена первая еврейка стопроцентная), а то что считал нужным по своей головной концепции. А так он дошел до состояния что хочу, то и ворочу, обрел свободу. Со временем это уберут (кроме всего прочего это неинтересно получилось - не заводит), а что-то перестанет восприниматься как порно, потому что полное отсутствие цензуры превращает ранее возбуждающие «запретные картинки» в детали ландшафта.
