ЧТО НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ О ПУШКИНЕ - 8
ЧТО НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ О ПУШКИНЕ - 8
XIX
Евгений Онегин», главное произведение Пушкина, - поэма ни о чём. Молодой дворянин едет в имение, в него влюбляется дочь соседа-помещика. Дворянин к ней равнодушен. Он от скуки убивает на дуэли приятеля и уезжает в город. Через несколько лет встречает отвергнутую девушку, это теперь молодая жена состоятельного человека. Герой пытается за ней ухаживать, но получает отказ. Всё.
Это НЕИНТЕРЕСНО. Даже не просто неинтересно, а издевательски неинтересно. Это сюжет «Графа Нулина» и «Домика в Коломне» - изящных шуток, с точки зрения содержания составляющих с «Евгением Онегиным» своеобразный триптих. «Ванька дома – Маньки нет, Манька дома – Ваньки нет». Но «Онегин» - это целая книга, а «Нулин» и «Домик» вместе не составят и одной главы поэмы.
Даже подобный пустой сюжет у Пушкина разваливается. Сцена дуэли немотивированна, это такая же вставка, как сцена боя в «Полтаве», и даже ещё хуже – убийство Ленского должно привести к развитию характера Онегина (положительный герой превращается в отрицательного), но этого нет до слёз. Автор продолжает любоваться «своим Евгением».
<tbody> </tbody>|
Байрон в образе романтического поэта. Реальный Байрон походил на него так же, как Пушкин на Евгения Онегина. |
Очевидно, что «Евгений Онегин» написан в подражание «Дон Жуану» Байрона, и с точки зрения авторского «я», ироничного стиля повествования и многочисленных отступлений, это, несомненно, так. Но попробуйте сравнить содержание двух поэм, и вы через две минуты начнёте хохотать.
Действие «Дон Жуана» начинается в Испании середины 18 века. Главный герой, почти ребёнок, становится любовником подруги матери и, застигнутый её мужем в спальне, бежит на корабле в Италию. Корабль терпит крушение, пассажиры и команда гибнут, а юного Дон Жуана выбрасывает на пустынный берег. Его там находит прекрасная Гайдэ, дочь греческого пирата, и влюбляется. Но вскоре отец их обнаруживает, пленяет Дон Жуана и везёт в Константинополь на невольничий рынок. Девушка умирает от тоски. В Константинополе герой поэмы переодевается в женское платье и попадает в гарем султана, где влюбляется в прекрасную грузинку Дуду. Разоблачённый, он вместе с товарищем по несчастью, английским офицером, бежит в Измаил, где Суворов ведёт военные действия против турок. Дон Жуан проявляет чудеса героизма, спасает от лап разъярённых казаков пятилетнюю турецкую девочку, получает русский орден и направляется Суворовым в Петербург с победной реляцией. Здесь он, было, становится фаворитом Екатерины, но вскоре уезжает в Лондон в качестве русского посланника.
И так далее и тому подобное.
<tbody> </tbody>| Иллюстрация к «Дон Жуану». Любимая сцена англичан: решают, кого есть. |
|
Молодого человека находят на берегу очаровательные гречанки. Где-то об этом уже писали, причём давно. |
По отсутствию событий «Евгений Онегин» похож на шуточную поэму Байрона «Беппо». Действие поэмы происходит в Венеции, у знатной горожанки бесследно исчезает муж, она находит себе постоянного любовника. Но проходит много лет, и муж появляется в образе турецкого купца. Оказывается, его похитили пираты, он принял мусульманство, разбогател и бежал. Как ни в чём не бывало, жена начинает с ним кокетничать, спрашивать есть ли у него гарем, мешает ли ему восточный халат и т.д. «Купец» сбривает бороду и снова становится её мужем. И другом любовника. При этом все приключения остаются за кадром. Тру-ля-ля.
Но «Беппо», подобно «Домику в Коломне» - совсем небольшая вещь, и Байрон никогда не придавал ей серьёзного значения (что было бы и странно).
<tbody> </tbody>|
Существует целое направление среди иллюстраторов Пушкина, имитирующее наброски поэта. Начало этой традиции положил художник Николай Васильевич Кузьмин, чьи иллюстрации к «Евгению Онегину» удостоились золотой медали на всемирной выставке в Париже в 1937 году. |
Некоторым утешением литературной критике «Евгения Онегина» могла бы послужить сатирическая направленность поэмы. Но нет и её. Тоже до слёз. «Дон Жуан» Байрона по мере написания стал вырождаться в сатирическое произведение – когда повествование достигло берегов туманной родины автора. То есть в момент, на котором я остановил пересказ содержания поэмы выше. После этого развитие сюжета замедляется, и автор принимается зудеть:
«Тут были два талантливых юриста,
Ирландец и шотландец по рожденью, -
Весьма учёны и весьма речисты.
Сын Твида был Катон по обхожденью;
Сын Эрина - с душой идеалиста:
Как смелый конь, в порыве вдохновенья
Взвивался на дыбы и что-то «нёс»,
Когда вставал картофельный вопрос.
Шотландец рассуждал умно и чинно;
Ирландец был мечтателен и дик:
Возвышенно, причудливо, картинно
Звучал его восторженный язык.
Шотландец был похож на клавесины;
Ирландец, как порывистый родник,
Звенел, всегда тревожный и прекрасный,
Эоловою арфой сладкогласной».
Никакого «картофельного вопроса» и полемик между прибалтийскими немцами и хохлами в «Евгении Онегине» нет. Ещё в самом начале работы над поэмой Пушкин написал одному из своих корреспондентов:
«Никто более меня не уважает «Дон Жуана»… но в нём ничего нет общего с «Онегиным». Ты говоришь о сатире англичанина Байрона и сравниваешь её с моею, и требуешь от меня таковой же! Нет, моя душа, многого хочешь. Где у меня «сатира»? о ней и помину нет в «Евгении Онегине». У меня бы затрещала набережная, если б коснулся я сатиры. Самоё слово «сатирический» не должно бы находиться в предисловии».
(«Набережная» - это центр Петербурга, то есть Зимний дворец и правительство. Слово «сатирический» присутствует в предисловии, анонимно написанным самим Пушкиным, но в кавычках иронии – см. ниже).
Вот в этом контексте Белинский заявил (через 8 лет после смерти Пушкина), что «Евгений Онегин» - это «энциклопедия русской жизни»:
«В своей поэме он умел коснуться так многого, намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру русской природы, к миру русского общества! «Онегина» можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением».
«Энциклопедия намёков» - сильно сказано! Знаменитые «одиннадцать статей о сочинениях Александра Сергеевича Пушкина» - это очень подробные и бесконечно дробящиеся умствования деревенского учителя. Непонятно «зачем и кому это нужно», потому что призвание деревенских учителей учить деревенских детей, а пособия для деревенских учителей пишут городские профессора, но Белинский не такой уж и дурак. В его статьях можно найти (при желании) некоторый здравый смысл, особенно когда он пишет о своём, деревенском. Но свой тезис «об энциклопедии» многословный и по-детски дотошный автор никак не подтверждает.
Однако «энциклопедия» очень понравилась русской «критической массе» и пошла в рост как опара.
Ещё удивительный фрагмент из статей Белинского:
«Велик подвиг Пушкина, что он первый в своём романе поэтически воспроизвел русское общество того времени и в лице Онегина и Ленского показал его главную, то есть мужскую сторону; но едва ли не выше подвиг нашего поэта в том, что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину».
Подобная монументальность напоминает зачин «Зелёной книги» трагически погибшего арабского просветителя: «Мужчина – человек. Женщина – это тоже человек».
На самом деле, в «Онегине» не только мало действия, но и описания этого действия условны и литературны. Мало того, что «энциклопедия» состоит из пяти страниц, мало того, что эти страницы заполнены не статьями, а «намёками», она ещё вдобавок и «нерусская».
Набоков в своих комментариях к «Евгению Онегину» пишет:
«Перед нами вовсе не «картина русской жизни», в лучшем случае, это картина, изображающая небольшую группу русских людей, живущих во втором десятилетии XIX века, имеющих черты сходства с более очевидными персонажами западноевропейских романов и помещённых в стилизованную Россию, которая тут же развалится, если убрать французские подпорки и если французские переписчики английских и немецких авторов перестанут подсказывать слова говорящим по-русски героям и героиням. Парадоксально, но с точки зрения переводчика, единственным существенным русским элементом романа является именно речь, язык Пушкина, набегающий волнами и прорывающийся сквозь стихотворную мелодию, подобной которой ещё не знала Россия».
И в другом месте этих же комментариев:
«Русские критики… за столетие с небольшим скопили скучнейшую в истории цивилизованного человечества груду комментариев… тысячи страниц были посвящены Онегину как чего-то там представителю (он и типичный «лишний человек», и метафизический «денди», и т.п.)… И вот образ, заимствованный из книг, но блестяще переосмысленный великим поэтом, для которого жизнь и книга были одно, и помещённый этим поэтом в блестяще воссозданную среду, и обыгранный этим поэтом в целом ряду композиционных ситуаций – лирических перевоплощений, гениальных дурачеств, литературных пародий и т.п., - выдается русскими педантами (Набоков, вероятно, хотел сказать «гелертерами») за социологическое и историческое явление, характерное для правления Александра I».
Проблема (ПРОБЛЕМА) Белинского в том, что он не писатель. Основа же национальной литературной критики - это мнения писателей друг о друге, и, прежде всего, мнения друг о друге писателей выдающихся. К этому идёт ещё мемуарная литература (15%) и 15% работы текстологов и историков (которыми худо-бедно критики и могут являться). Как только критики замыкаются друг на друге, они замещают содержательный разговор продуцированием идеологических конструкций. Это не то чтобы ненужно, а просто «не туда».
В русской истории литературы вы увидите много высказываний Белинского, Писарева, Добролюбова и далее о писателях, но очень мало высказываний Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского и т.д. друг о друге. Очевидно, это «не о том».
К этому можно добавить, что гораздо более интересным фактом являются не высказывания критиков о профессионалах, а высказывания профессионалов о критиках. По поводу Белинского Пушкин заметил сквозь зубы:
«Если бы с независимостью мнений и с остроумием своим соединял бы он более учёности, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности, - словом более зрелости, то мы бы имели в нём критика весьма замечательного».
Белинский, не будучи писателем, не понимал композиционных и стилистических задач, стоящих перед профессиональными литераторами. Например, того, что «сплин», «хандра» главного героя - это очень выгодный литературный приём, позволяющий совершать произвольные перемещения персонажа по пространству произведения. Почему Чичиков колесил по губернии и встречался с помещиками? У него было дело – он скупал мёртвые души. Но самое простое «дело» – безделье и скука. Чичиков мог встречаться с Ноздрёвым, Собакевичем и Плюшкиным (и дать, таким образом, читателю ту же периодическую систему человеческих типов) «просто так». Изменилось бы не так много.
Под скуку Онегина был подведен базис «лишнего человека», не находящего себе достойного применения в царской России. А почему скучал «лондонский денди»? Ведь в Англии была конституционная монархия и парламент.
Может быть, это просто «скучающий самец», что, собственно, и передаётся тогдашними эвфемизмами «светский лев» и «светский тигр». И русской поговоркой про кота и яйца.
Надо сказать, что Набоков довольно много рассуждает в своих комментариях о недостатках пушкинского «галлоцентризма», приводящего к тому, что на творчество Байрона наш поэт смотрел через мутные очки посредственных переводов.
Но недостаток Пушкина в данном случае был и достоинством. Англоцентризм Набокова был нормален в эпоху англо-французского межвоенья и давал бонус в эпоху послевоенного доминирования англосаксов. Но мир Пушкина и БАЙРОНА одинаково галлоцентричен. Если Набоков иронизирует над незнанием Пушкиным немецкого и английского языка, вынуждавшего его читать французские переводы, то сами тогдашние английские и немецкие авторы, в свою очередь, находились в колоссальной зависимости от французской литературы.
Упоминая о «сплине» в своём «Дон Жуане», Байрон тут же ссылается на французское происхождение термина.
«Итак, охотой занялись мужчины.
Охота в юном возрасте - экстаз,
А позже - средство верное от сплина,
Безделье облегчавшее не раз.
Французское «ennui» («скука» - прим.) не без причины
Так привилось в Британии у нас;
Во Франции нашло себе названье
Зевоты нашей скучное страданье».
Итак, что же такое знаменитый английский сплин? Ни что иное, как ФИЗИЧЕСКОЕ подражание недостаточно культурных островитян ЛИТЕРАТУРНОМУ ПРИЁМУ развитой французской цивилизации.
<tbody> </tbody>| Байрон в образе персонажа французского романа. |
<tbody> </tbody>
|
Или, - чего уж мелочиться, - Аполлона. Ох уж эти маленькие народы! (В 1800 англичан было менее 9 миллионов и то выросли как на дрожжах.) |
|
А вот это уже ближе к теме. Хотя здесь краснорожему эсквайру всё-таки попытались сохранить интересную бледность, да и черты явной алкогольной деградации смягчили елико возможно. |
<tbody> </tbody>
|
В юности же, до периода алкогольной возмужалости, Байрон был хромоногим рассеянным студентом с несколько глуповатым лицом. Что, разумеется, так же не умаляет его поэтического дара, как и мизерабельная внешность Александра Сергеевича. |
Если грузины длительное время были чемпионами мира по шахматам среди женщин, то англичане завоевали себе место среди законодателей моды – для мужчин. При этом английский «Коко Шанель» Красавчик Бруммель, которым англичане до сих пор восторгаются, был сифилитиком с провалившимся носом и чистил сапоги шампанским.
Точно так же личная жизнь Байрона - это подражание очень талантливого, но также недостаточно образованного английского ботаника приключениям главных героев современных ему французских романов. Но Бенджамин Констан, при всей декларируемой автобиографичности, не был похож на главного героя своего «Адольфа», и точно так же Шатобриан не был похож на героя «Рене». Писатель очень редко пляшет голый при луне, хотя подобные танцы постоянно описывает в своих произведениях. Пушкин, вслед за Байроном, начал пляски бёдер, но быстро остановился – потому что был более культурен, то есть, в данном случае, лучше знал культуру Франции и лучше её чувствовал.
Деревенские учителя, в общем, говорят правильные вещи. Однажды подобный учитель изобрёл на бис логарифмические таблицы. Евгений Онегин действительно был «лишним человеком», являясь альтер эго «лишнего поэта» - Александра Пушкина.
Какова причина написания этого произведения? Что этим хотел сказать автор? Набоков считает, что причина в имманентных свойствах пушкинского гения – но это не причина, а следствие. Пушкин решил художественную задачу так, как он её мог решить. Вопрос, почему эта задача была поставлена.
С «Евгением Онегиным» Пушкин сел на пол и стал водить пальцем по губам: блям-блям, блям-блям.
И это было сделано СПЕЦИАЛЬНО. Пушкин стал специально писать ни о чём. Так же написаны «Домик в Коломне» и «Граф Нулин», и с тем же ИДЕОЛОГИЧЕСКИМ пафосом.
Смысл «Онегина» раскрывается в черновом наброске предисловия к первой главе. Пушкин пишет:
«Да будет нам позволено обратить внимание почтеннейшей публики и господ журналистов на достоинство, ещё новое в сатирическом писателе: наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов. Ювенал, Петроний, Вольтер и Байрон – далеко не редко не сохранили должного уважения к читателю и к прекрасному полу. Говорят, что наши дамы начинают читать по-русски. – Смело предлагаем им произведение, где найдут они под лёгким покрывалом сатирической веселости наблюдения верные и занимательные. Другое достоинство, почти столь же важное, приносящее не малую честь сердечному незлобию нашего автора, есть совершенное отсутствие оскорбительного перехода на личности. Ибо не должно сие приписать единственно отеческой бдительности нашей цензуры, блюстительницы нравов, государственного спокойствия, сколь и заботливо охраняющей граждан от нападения простодушной клеветы насмешливого легкомыслия…»
В опубликованном предисловии к началу поэмы Пушкин также писал:
«Несколько песен или глав «Евгения Онегина» уже готовы. Писанные под влиянием благоприятных обстоятельств, они носят на себе отпечаток веселости…»
«Благоприятные обстоятельства» - это ссылка, отменно замечательно повлиявшая на добронравие автора, написавшего лёгкое благопристойное произведение, которое можно смело рекомендовать жёнам и дочерям (парафраз замечания Пирона, сделанного им искренне, но звучащего издевательски в устах поэта-порнографа, о чём Пушкин потом написал в одном из примечаний).
Иными словами, «Евгений Онегин» - это пустяк для цензуры, которая только и в состоянии пропускать в печать такие вещи, а также резкое и ершистое, но всё же извинение подростка. Это «исправление» Пушкина, сосланного на Юг за политические эпиграммы, о чём он с юродством и говорит в черновике предисловия.
<tbody> </tbody>|
Мужская мода эпохи Пушкина. Её законодателями были, конечно, не англичане, а французы. Англичане в начале 19 века выкроили себе лишь некоторый сектор, и дальше этого гетто не продвинулись до сих пор. Что тоже неплохо - у русских или немцев нет и этого. |
Вероятно, в подобном случае, всё бы ограничилось одной-двумя-тремя главами, но Пушкину (и публике) понравилось, и он написал большое произведение. В общем, лучшее из того, что им написано.
И это тоже получилось не случайно. Пушкин почувствовал, что сюжетная линия для его поэмы не очень важна. Более того, из-за подражательного характера произведения она только мешает, ибо превращает свободные вариации в унылое переписывание (НЕИЗБЕЖНОЕ на том уровне русской литературной культуры).
Как это ни странно, именно отсутствие действия и делает «Онегина» так интересным для чтения. Представьте, что вся поэма написана в стиле уничтоженной «десятой главы» (сохранённой в отрывках). Там бойко, остроумно и смело пишется про историю и политику, но ведь это тоска смертная. (Я полагаю, что Александр Сергеевич вполне понимал, что британский юмор Байрона и Стерна будет неизбежно заменён на русской почве зубодробительными виршами).
«Неинтересный сюжет» лишь усиливает подлинный интерес главного произведения Пушкина. Это «кубики русского языка». Только это не кубики для детей, состоящие из букв и слогов, а кубики для подростков и даже взрослых – кубики фраз, чувств, сравнений, рифм. «Евгений Онегин» - это Илиада русского литературного языка, то, из чего современный русский язык сделан. Читать «Онегина», заучивать наизусть - это настоящее наслаждение.
«Ещё амуры, черти, змеи
На сцене скачут и шумят;
Ещё усталые лакеи
На шубах у подъезда спят;
Ещё не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
Ещё снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Ещё, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони -
А уж Онегин вышел вон;
Домой одеться едет он».
Это всё проговаривается, продумывается, прочувствуется, видится и слышится (ошибку в глаголе исправьте сами). Представьте, что вы не знаете русского языка, и вдруг вам делают инъекцию его совершенного знания. И вы начинаете говорить по-русски, слышать и понимать русскую речь. Чувствовать её фонетику, ритм, стиль. Или какому-то разуму дали человеческое тело, и он начинает шикать, хлопать, прыгать, топать и скакать на одной ножке – всё так здорово, ловко и необычно. Вот почему изучение «Евгения Онегина» - это вершина иностранного знания русского языка, и вот почему овладевшие русским языком иностранцы так радуются «Евгению Онегину».
<tbody> </tbody> Иллюстраций к «Евгению Онегину» очень много, и что бывает довольно редко, среди них много удачных. Это рисунок Самокиш-Судковской, художницы конца 19 века. Её упрекали в «излишней красивости», но ведь «Онегин» - это в значительной степени ДЕЙСТВИТЕЛЬНО женский роман, и женские иллюстрации здесь вполне уместны. Мысль, которая привела бы Набокова (преподавателя литературы в женском колледже) в бешенство. |
|
Иллюстраций к «Евгению Онегину» очень много, и что бывает довольно редко, среди них много удачных. Это рисунок Самокиш-Судковской, художницы конца 19 века. Её упрекали в «излишней красивости», но ведь «Онегин» - это в значительной степени ДЕЙСТВИТЕЛЬНО женский роман, и женские иллюстрации здесь вполне уместны. Мысль, которая привела бы Набокова (преподавателя литературы в женском колледже) в бешенство. |
Ну и конечно, зачем «Евгений Онегин» в переводе, совершенно непонятно. Это надо спросить у чудака Набокова. Переводить-то двуязычному прозаику и поэту, конечно, было очень интересно, это ясно. А вот дальше… Набоковский перевод не читал никто – как и все другие.
Но есть в «Онегине» и нечто иное. Иначе бы русскую культуру гнуло и ломило в Хорватию или Польшу. Это «иное» - то качество, на которое я обратил внимание, говоря о структуре пушкинского «Памятника»: ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ ИЗБЫТОЧНОСТЬ.
Уже первые строчки «Евгения Онегина» для полного понимания требуют комментариев на несколько страниц.
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог».
Первая строчка - это скрытая цитата из басни Крылова «Осёл и мужик»: «Осёл был самых честных правил». Осёл, нанятый сторожить капусту в огороде, её не тронул, но гоняя ворон, передавил копытами. То есть дядя - честный дурак, простак.
(Иногда считается, что выражение «уважать себя заставил» - это не только галлицизм, но и эвфемизм, означающий кончину: «заставил всех встать», «заставил снять шляпу», «заставил почтить свою память». Это неверно, так как в конце главы прямо указывается на то, что Онегин едет к умирающему, но ещё не умершему родственнику).
Кроме того, целиком четверостишие является прямым подражанием первой главе «Дон Жуана», где говорится о дяде главного героя:
«Покойный дон Хосе был славный малый…
Он умер, не оставив завещанья,
И стал Жуан наследником всего…»
Начало «Евгения Онегина» заковычено, это передача даже не слов, а мыслей главного героя:
«Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных».
Но странное дело, если не знать филологического контекста первого четверостишия, оно будет, конечно, прочитано неправильно, но это всё равно не скажется на общем смысле.
Если знать контекст, Пушкин написал: «Евгений считает, что его дядя - прямодушный дурак, по-дурацки (то есть внезапно) заболевший смертельной болезнью и давший надежду на скорое получение наследства.
Если контекста не знать, то написано следующее: «Евгений считает дядю высоконравственным человеком, требующим таких же высоких качеств от родственников и заставляющим их заботиться о своём здоровье».
Продолжение строфы всё ставит на свои места и в том, и в другом случае:
«Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»
И «плохой дядя», и «хороший дядя» одинаково бесит племянника.
<tbody> </tbody>|
А вот иллюстрация, несомненно очень бы понравившаяся Александру Сергеевичу. Ведь это 3D его наброска Онегина. |
Первая строфа «Евгения Онегина» подражает стихам Байрона, но одновременно опирается на национальную традицию (ещё весьма тщедушную). Она также двусмысленна, но эта двусмысленность щадит невнимательного читателя.
В подобном ключе написана вся поэма. Комментарии (подчёркнуто неполные) Набокова к этому произведению составили тысячу страниц. Это произведение сложное и очень продуманное. Сны и предсказания Татьяны предугадывают дальнейшее развитие сюжета, сцена убийства Ленского и последней встречи Онегина с Татьяной происходят как бы во сне (в параллельной реальности). Твёрдое «нет» Татьяны выглядит вовсе не таким твёрдым, как это кажется, и конечно, в целом «Онегин» является таким же сверхлитературным произведением, как «Дон Кихот» Сервантеса, весь построенный на аллюзиях к огромному пласту рыцарских романов. В данном случае это любовные романы 18 - начала 19 века.
С точки зрения литературоведа, «Евгений Онегин» представляет собой немыслимый синтез заимствований и оригинальности. Это дьявольская шкатулка…
<tbody> </tbody>
«Евгений Онегин» создаёт иллюзию огромной литературной традиции. Начав с ЭТОЙ отправной точки, русские КАК БЫ начали свою серьёзную литературу не с начала 19 века, а, как минимум, на сто лет раньше. Пушкин уничтожил культурную фору европейцев. Тогда как реальная традиция, - а «традиция» - это, прежде всего, живая ткань литературной полемики - возникла уже после смерти Пушкина.
Благодаря этому странному обстоятельству, русская культура оказывается автономной (закольцованной). Она может расти сама из себя. В начале 20 века её смахнули с планеты, в конце 20 исчезли и крошки – как будто не было. Что изменилось в мире? Ничего. В вечности всё, что было русского, конечно, осталось. А вот живая жизнь…
А что было бы, если бы в 1917 с планеты смахнули всю западную цивилизацию? А тоже ничего – русским хватило бы себя, чтобы существовать дальше. Никакого вырождения бы не было. Даже на уничтожение после 1917 русским потребовалось три поколения унижений и убийств – чтобы окончательно заткнулись.
Подобная полнота и автономность уже содержится в Пушкине (конечно, в потенциальном виде). Кстати, некоторые сегменты его мира так дальше и не развернулись, усохнув.
В заключение этой главы я бы посоветовал прочитать «Евгения Онегина» тем, кто его не читал во взрослом возрасте или не выучил в детстве хотя бы несколько строф.
Во-первых, вы увидите тот язык, на котором говорите, в его девственной чистоте. Этот язык создал Пушкин, а «Евгений Онегин» - главное произведение поэта, и произведение в максимальной степени послужившее основой современной русской лексики.
Во-вторых, (особенно это касается людей, склонных к интеллектуальным абстракциям) вы увидите, насколько легко и насколько совершенно на нашем языке можно говорить дву- трёх- и даже четырёхсмысленности, раскрывающиеся постепенно, а, может быть, и никогда, но при этом не нарушающие общего хода мысли.
Сравнивая Лафонтена (баснописца, а не прозаика) с Крыловым, Пушкин заметил, что при том, что, конечно, Крылов знаменитому французу подражает, между ними есть существенная разница. Лафонтен, как и все французы, простодушен (прямодушен, ясен), а Крылов, как все русские, имеет «весёлое лукавство ума».
Или, как грубо сказал семинарист Ключевский, и великороссы, и украинцы - обманщики. Только украинцы любят притворяться умными, а русские – дураками.
В конце концов, первый выпуск александровского Лицея дал двух великих людей: великого поэта Александра Пушкина и великого дипломата Александра Горчакова.
<tbody> </tbody>| Горчаков. Рисунок Пушкина. |
