072. Дмитрий Галковский. Письма сестры
Други мои, дорогие Ютубёры и Ютубёрки!
Рад снова встретиться с вами. Мы довольно давно не виделись. И мы сегодня с вами встречаемся по такому экстраординарному поводу. Дело в том, что сегодня наша лекция будет посвящена не английским писателям, а писателю русскому. И не писателям 19-20 веков, а писателю современному. А именно – барабанная дробь! – Дмитрию Евгеньевичу Галковскому, которого я имею счастье знать лично, что, конечно, немножко облегчает мою роль литературоведа.
Дело в том, что только что вышла новая книжка Дмитрия Евгеньевича. Она называется «Письма сестры». Выглядит вот так. Ну и как всё, связанное с личностью этого загадочного человека, эта книга уже имеет какую-то довольно странную судьбу. Начиная с того, что, как только появилось сообщение об этой книге в интернете, была показана только ее обложка, сразу раздался такой возмущенный вопль со стороны крупнейшего российского издательства «Эксмо»: оказывается, Галковский совершил страшное преступление и он стал препятствовать изданию печатной продукции этого издательства. Дело в том, что они выпустили какую-то книгу – она еще не вышла тогда. Эта книга – сборник каких-то английских, англоязычных статей об английском сериала «Черное зеркало», фантастическом сериале, таком, нуарном. И вот обложка, первоначальная обложка «Писем сестры» Галковского, она очень напоминала вот обложку этого «Черного зеркала». И представитель «Эксмо» заявил, что вот у них есть копирайт на это уникальное художественное решение, а именно разбитое стекло на черном фоне, и они требуют срочно изменить обложку книги Галковского, потому что она будет мешать правильным продажам их замечательного печатного труда.
Ну что вот человек, который непосредственно занимался изданием, и сделал. Поэтому эта обложка, она вот достаточно отдаленно похожа на оригинал – вы можете сравнить, тут только вот так угадывается основная тема.
Ну надо сказать, что у Дмитрия Евгеньевича никаких нет особых таких претензий на какие-то уникальные издания. По его словам, он всегда требует... Ну не требует, а надеется на то, что издание будет троечным по всем параметрам. То есть оно будет на троечку сверстано, на троечку издано, на троечку будет обложечка. Ну то есть как, может быть, не очень хорошо, но без провалов. Без провалов.
Вот. И поэтому сам придумал эту обложку. Он думал: максимально простая, чо там делать, таких обложек – их там миллионы. Ну вот оказалось, что это не так. Что, конечно, имеет свою такую... Имеет свой интерес.
Что такое вот эти самые «Письма сестры»? Это произведение небольшое по объему. Оно состоит действительно из писем, которые написала Галковскому его сестра. Я думаю, об их существовании вы до сих пор не догадывались. И там такое обширное есть послесловие, которое описывает взаимодействие Дмитрия Евгеньевича со своими ближайшими родственниками – вот именно с этой сестрой и ее матерью, и своей матерью, соответственно, его матерью.
Ну, надо сказать, что творческая биография Галковского – она была очень странной. И сейчас она странная.
Он в раннем возрасте, удивительно раннем возрасте, выступил как зрелый писатель. И, что еще более удивительно, зрелый, состоявшийся философ. То есть уже где-то в возрасте 23-25 лет он достиг вот такого уровня. И к этому же времени он стал достаточно популярным, известным. Достиг известности. Ну, достаточно сказать, что в 25 лет известный российский скульптор, ныне академик Академии художеств, он сделал его портрет из бронзы. И этот портрет публиковался... То есть он публиковался в каталогах, выставлялся на выставках. Вот в качестве курьеза могу даже вам привести вот такой вот пример. Вот, смотрите, вот такое издание. Это ни много ни мало каталог областной выставки произведений художников Подмосковья, посвященный 27-му съезду КПСС. И вот здесь есть многочисленные репродукции работ, которые там выставлялись. Ну вот, например, портреты скульптурные Королева и Курчатова. А вот следующим как раз идет портрет Галковского. Вот портрет Галковского – а дальше идет вот там, скажем, портрет Ленина.
В том мире, в той эпохе это, конечно, свидетельствовало о довольно большой, как сейчас говорят, о раскрученности персоны. И в конце 80-х – начале 90-х годов Галковский опубликовал какие-то статьи, заметки и фрагменты из своего произведения «Бесконечный тупик» буквально в десятках и десятках самых ведущих периодических изданий СССР и Российской Федерации. Это там «Литературная газета», «Новый мир», там другие толстые журналы, «Москва», «Наш современник». И много-много, везде всё это было, он был на слуху - его фамилия, имя. И по Яндекс-цитированию он в начале 90-х годов обогнал Солженицына. То есть он был... А тогда Солженицын был на вершине своей славы.
То есть это был очень известный человек.
Вот, кстати, еще один какой тут есть курьез. Это премия, которую дали Галковскому. Вот премия журнала ЦК ВЛКСМ «Смена». Ну там был такой орден какой-то, медаль. Его, естественно, Галковский сразу потерял. А вот это вот сохранилось. Вот такое вот торжественное, видите, значит, вот такой диплом торжественный. Написано, что он был, значит, дан за фрагмент из книги «Бесконечный тупик», опубликованный в журнале. И любопытная дата: 25 декабря 1991 года. То есть уже после путча вот люди заметались, вот они дали такую, значит, ему награду. А сама публикация была еще до путча.
Так что нельзя сказать, что Галковский – это человек, который был неизвестен, незаметен, о нем никто не знал и т.д. Он был очень заметным и популярным.
Но вот фантастическая, парадоксальная история, что, несмотря на это, ему именно в это время объявили абсолютный бойкот. То есть был запрет на публикацию его произведений. То есть какие-то статьи, отрывки, фрагменты до известных моментов, до известных пределов публиковали, потом и это сошло на нет. Вот. А его книги, монографии – всё это было запрещено и категорически был запрещен его выход на ТВ, который тогда определял, конечно, в конечном счете популярность человека, его, так сказать, социальную силу.
Почему это произошло? Ну сейчас время от времени про это вспоминают и там что-то блеют по поводу того, что вот человек был такой политически резкий и какие-то высказывания допускал. Всё это ерунда, никаких политически резких высказываний Галковский не допускал. Они были резкие, но в контексте той эпохи и вообще это не политический радикал. Это философ, это отчасти, может быть, парадоксалист, но человек, который специально там не дразнит власти, не занимается каким-то разоблачительством, там, через него не идет слив каких-то материалов. Вот. И в этом смысле он достаточно безопасен даже сейчас. А уж если брать эпоху того времени, ну там, в общем-то, десятки были людей, гораздо более резко высказывающихся. И на это, кстати, и указывает и популярность Галковского еще в советское время. Потому что, конечно, даже в самый последний период СССР уровень свободы там был гораздо ниже, чем впоследствии в Российской Федерации.
Так что этот аргумент не проходит.
Второй аргумент – еще более абсурдный на самом деле, что у Галков��кого какой-то вот неуживчивый, необыкновенный характер, что вот он такой прямо сквалыга, человек с какими-то психическими аномалиями, с ним невозможно общаться. Ну вот за всё это время ни одного примера подобных вот каких-то скандалов не было, никто их не мог припомнить. Ну было несколько таких маргиналов, которые к Галковскому цеплялись. Печально известные одиозные фигуры, не буду их перечислять. Но Галковский им там в порядке живой очереди иногда отвечал, достаточно скромно. Но назвать это каким-то скандалом, конечно, совершенно неверно.
И в личной жизни Галковский – человек чрезвычайно спокойный, достаточно иронично относящийся к себе, очень терпимый, что, кстати, и доказывает вот эта вот книга. И он в течение там больше 10 лет возглавлял клуб блогеров Живого Журнала. ЖЖисты – народ очень такой, ершистый, склонный к какого-то рода конфликтам. Но вот Галковскому удавалось поддерживать очень много лет там порядок. Люди с удовольствием ходили на эти заседания. И сейчас в таком трансформированном виде они там продолжаются. Всегда очень тактично, деликатно защищая участников от любых форм какого-то вот дискомфорта. Чтобы людям нравилось, чтобы им было интересно приходить по воскресеньям, сидеть за столом в кафе, в ресторане и спокойно беседовать на разные темы.
Значит, это тоже не проходит. В чем же причина?
Причина, как это ни может быть стыдно сказать нам, его современникам, заключается в том, что люди не выдержали уровня его интеллекта, уровня его нравственности и вообще общей яркости вот этой личности. Они стали ему завидовать элементарно. И вот эта зависть – она сначала проявлялась в тех или иных отдельных лицах, представителях литературного мира, а потом стала общим мнением, что Галковского не надо.
Никаких других причин вот этого затаптывания, подвергания человека бойкоту не было. И вот Дмитрий Евгеньевич – за последующие 35 лет он не опубликовал ни одного своего произведения через какие-то там издательства, через какие-то государственные структуры. Его ни разу не приглашали ни на какие официальные мероприятия. Он не является членом никаких творческих союзов. Везде ему от ворот поворот.
Ну он, конечно, не сильно этого добивался. Но что касается изданий, конечно, ему хотелось издаться. Вот было редчайшее исключение: в Пскове вот два его сборника были изданы 20 лет назад, потому что там ну просто личные были контакты с энтузиастами, людьми, они ему помогли. А все остальные произведения он опубликовал за свой счет, в своем личном издательстве или заключил договор с типографией, оплатив, значит, все расходы. И сам занимался версткой и созданием оригинал-макета, и распространением своих книг. Хотя это ему никогда особого... Вот само по себе не нравилось. Потому что он, конечно, не издатель. Он писатель, он литератор. Он уважает труд издателя. Издатель – это благородная профессия. Он сам в годы застоя занимался распространением какой-то запрещенной литературы, ксерографированием. За счет этого он жил в первое время, зарабатывал себе на хлеб. Но эта деятельность никогда ему не нравилась. Он не издатель. И время, потраченное на издание, он считает временем выброшенным.
Но вот он неизбежно пошел на эти издержки, на многолетний такой труд, сбор средств. И вот он своим горбом всё это издал. Что само по себе является ну таким, значит, серьезным поступком из серии поступков.
Вообще литератор – человек чрезвычайно ранимый. Ну поэты – это вообще там, это люди, живущие там постоянно в таком адреналиновом, значит, мире, в мире эмоций.
Ну и прозаик – это человек очень самолюбивый, очень тщеславный, очень болезненно относящийся к любой критике. И любой провал для литератора, невозможность публикации – это рана на всю жизнь. Ну и так же как, наоборот, успех – это то, что его питает длительное время.
Ну вот пример провала известный – это Гоголь, который написал поэму «Ганц Кюхельгартен». Ее зло высмеяли, и справедливо, потому что это было бездарное, графоманское произведение. Конечно, никакой Гоголь не поэт. Вот. Он в ужасе от стыда бегал по книжным лавкам, скупал весь тираж своего этого произведения, его сжигал. И всю жизнь для него это был мучительный такой позор. Таких травм люди не забывают. И они вот как-то ранят их всю жизнь, даже в случае исключительного последующего успеха.
А когда человека, с одной стороны, хвалят, даже дают ему какие-то литературные премии, а с другой стороны, подвергают остракизму, бойкоту и, что самое главное, не дают высказаться, в доинтернетовскую эпоху не дают возможность пробиться к читателю и дать ему почитать просто свои произведения, с ними ознакомиться. Это разрушает личность писателя, разрушает.
И конечно, объективно... И многие участвовавшие в травле этого ожидали, что Галковский умрет где-нибудь между так 1997 и 2003 годом. То есть где-то в 37 лет, так, в 42-43. Такой классический возраст надорвавшегося человека, творческого, который вот себя исчерпал, все свои силы потратил, у него нет, так сказать, дальнейших сил жить. И он падает, умирает ну от самых разных причин, начиная от самоубийства, какие-то болезни, это пьяные драки, поножовщина, там алкоголизм, наркомания, туберкулез – что угодно. И человек сгорает.
К сожалению, это очень частая судьба. И я как литературовед очень-очень много вижу таких примеров. Галковскому удалось этого избежать.
Более того, он не только опубликовал все свои произведения, не только сделал себе имя в интернете как один из самых популярных российских блогеров, но он стал, в общем-то, состоятельным, процветающим человеком. И у него есть прекрасная семья с чудесной супругой, с тремя маленькими детьми, которые его обожают и которых тоже он безумно любит. Это счастливый брак.
И Галковский – человек трезвый, он не пьет, не курит. Он очень трудолюбивый, очень ровный, спокойный. И... Ну в общем, это некоторая такая нечеловеческая сила у человека. Сила, извините за каламбур. Да? То есть что-то такое, в общем, такое невероятное по своей мощи. И что, в общем, достаточно неожиданно, если посмотреть на внешность Галковского. Особенно... Ну сейчас он, может, так, немножко заматерел. А молодого... То есть это такой человек с таким наивным открытым выражением лица, открытым взглядом, немножко инфантильный, тихий.
Как так получилось? В чем здесь... Что-то я кручу-кручу... Вот. В чем здесь дело?
Вот ответ на этот вопрос как раз есть в книге, о которой я говорю.
Не полностью, но в значительной части.
Вот представьте себе такую картину. Допустим, московский, ноябрьский день. Такой мрачный, отвратительный, со свинцовым этим небом, таким мутным, каким-то болотным. Солнца там уже около месяца никто не видел. Вот люди идут по вот этому серому городу, месят ногами вот эту слякоть. Наполовину снег, наполовину грязь. Моросит какой-то дождь или уже не дождь, а что-то такое среднее между дождем и снегом. У всех какие-то унылые, хмурые лица, уродливые какие-то эти шапки советские. Ну какой-то вот 1984 год. Мрак.
И вот идет человек по улице, у него расстегнуто пальто, он идет без шапки. Вот эта вода или снег, или непонятно что, оно мочит ему голову и стекают эти струи. И непонятно, что это: может быть, это вода, а может быть, это слезы. Но слезы счастья, потому что он улыбается, он открыто смотрит на всех и он счастлив. В чем дело?
Может быть, это сумасшедший. Может быть, действительно, да. А может быть, это просто человек, которого сегодня выпустили из тюрьмы. Он впервые за много лет оказался на свободе. Он дышит полной грудью, свежим воздухом, который по сравнению с затхлым воздухом тюремной камеры, конечно, свежий и чистый. Он видит людей, которые идут по каким-то своим делам и не обращают на него никакого внимания, никто не кричит, не связывает его, не валит на пол, не командует над ним. Он свободен! Это свободный, чистый человек. Человек, начинающий какой-то новый этап своей жизни, может быть, радостный этап, новый. Старое осталось в прошлом.
Вот это было состояние Галковского, например, в 1993 году, когда он вырвался из семейного ада. Он жил в маленькой квартире с матерью – жестокой женщиной, которая его не любила. И он жил вместе с сестрой, которая его не просто не любила – она его страшно ненавидела. И вот они вместе с матерью его день и ночь, день и ночь пилили там, ругались на него матом там и т.д. И вот он наконец в 33 года получил возможность снимать где-то в отдельности там квартиру и вырваться из этого мира, и жить в состоянии, когда на него день, два, три, неделю никто не кричит. Вот в чем дело!
И поэтому этот какой-то бойкот и какую-то травлю – на самом деле Галковский, он просто этого не заметил. У него был такой опыт личного унижения, издевательств, какой-то чудовищной несправедливости. Потому что, естественно, он любил своих близких людей, мать, сестру, о них пытался заботиться и т.д. Вот настолько это всё было страшно, чудовищно и фантасмагорично, что на фоне этого ни вот физическая там эта травля в 90-е годы, ни виртуальная травля в дальнейшем там в интернете, когда из Галковского какое-то чучело стали изображать. Для него это было ничто. Он получил в жизни такую, так сказать, закалку и такой заряд устойчивости к любым стрессам. Что и позволило ему справиться вот сначала с внутренним кризисом идентичности, когда он написал первые свои произведения и стал известным человеком, а потом преодолеть путем, конечно, больших усилий, но преодолеть вот все эти невзгоды и сделать себя. Сделать себя.
Это человек, который себя сделал сам, ему никто никогда не помогал. А вот он помогал очень многим людям.
Ну, со временем, наверное, кто-то про это тоже расскажет.
Книгу Галковского можно заказать, мою, на сайте его издательства. И вы получите эту книгу с дарственной надписью, если пожелаете. И там в любом случае будет автограф. Книга издана издательством Дмитрия Галковского совместно с издательством магазина «Циолковский». Это такой серьезный магазин литературы для интеллигенции. Редчайший пример, когда вот люди обратились сами с пожеланием как-то участвовать в издании книг Галковского и он пошел им навстречу. Это совместное издание, то есть он его оплатил, финансировал, он предоставил, так сказать, рукопись, там, и вариант оригинал-макета. Но свою часть пути, естественно, прошло и издательство «Циолковского». И, на мой взгляд, это хорошая с их стороны заявка на будущее сотрудничество с Дмитрием Евгеньевичем. Дай бог, чтобы у них дальше всё получилось.
Книга Галковского не так проста, как это кажется на первый взгляд. Это вовсе не какой-то такой вопль обиженного сознания по отношению к людям, которые его мучали. Там всё гораздо сложнее и многоплановее.
А вообще, для Галковского... И вот сейчас уже появились первые рецензии на это издание. Люди, мне кажется, часто - кроме вот какого-то этого жупела вокруг имени Дмитрия Евгеньевича, когда люди сами себе что-то придумывают, какую-то Каляку Замаляку и потом с ней пытаются контактировать или даже бороться, они просто плохо знают этого человека и плохо представляют его внутренний мир. Что, собственно, и доказывает это произведение, потому что оно раскрывает личность Галковского с совершенно неожиданной стороны, которую никто до этого не знал.
И таких сторон у него довольно много.
И конечно, он... Ну то, что написано в этой книге, это только небольшая часть его личной жизни, и на самом деле не самая страшная. В его жизни было еще больше испытаний, и тяжелых, и испытаний ужасных. О каких-то испытаниях он написал. В самом начале своей жизни это страшная болезнь и смерть его отца, которого он очень любил и который был человеком очень умным, обаятельным, тонким, талантливым, но также упавшим, споткнувшимся, деградировавшим, превратившимся в алкоголика и перед смертью попытавшегося восстановиться, восстановить контакт с сыном, которого он тоже очень любил. И ушедшего в иной мир.
Про это сказано, есть много проникновенных мест в «Бесконечном тупике». И сам «Бесконечный тупик» автор, как известно, посвятил своему отцу.
Ну вот сейчас вы увидите историю другую – историю с его безумными родственниками, которые его ненавидели и ненавидели, конечно, по определенным причинам каким-то. Не просто так. Это не просто проявление психической болезни, хотя это, естественно, есть и это в случае сестры превалирующее. Но со стороны матери нет – там было другое. Было много еще чего другого. Потому что просто так ничего не происходит. Во всем есть свой смысл, закономерность.
Но я бы предостерег вот критиков, исследователей творчества Галковского от одной очень распространенной ошибки. Дело в том, что Галковский – это такой, совершенно заурядный, стандартный, хрестоматийный гений. Вот, собственно, об этом он и писал в «Бесконечном тупике». И шутливо много раз говорил при общении с людьми, что он в ранней молодости читал биографии талантливых людей и не находил там никакого соответствия со своей личностью, но когда он читал жизнь людей гениальных, со сверхисключительными способностями, он с удивлением, а часто и с ужасом убеждался, что вот это прямо про него и написано.
Как сказал Лев Шестов, это тоже фраза, которая была рано найдена и понята Галковским, и усвоена, «жизнь гениального человека часто начинается с проломленного черепа или с прыжка там с третьего этажа». Вот так оно и есть. Поэтому какие-то факты биографии Галковского, того, что он говорит, могут показаться невероятными. Но тем не менее это точное описание того, что с ним происходит и происходило. И пафос Галковского – это пафос правды. Это человек, который помешан на истине, причем истине, имеющей этическую окраску. То есть на правде. Это вообще характерно для русской культуры - очень правдивой, до грубости правдивой, реалистичной. Поэтому всё, что говорит Галковский, он говорит часто с усмешкой, с некоторой двусмысленностью. Но практически всё, что он говорит, - это правда. И критики – они, как правило, ставят всё, что говорит Галковский, под знак вопрос: ну это шутка, это фейк, наверное, это какая-то условность, литературный прием. Ничего подобного!
Галковский – это эстет. Но вот его эстетика – это эстетика реализма, это эстетика пейзажа, натюрморта, реалистичного портрета. Там нет места фэнтези и какой-то фантасмагории. И особенно такое даже чувственное наслаждение этому человеку доставляют ситуации, когда они внешне вроде бы выглядят как абсолютно придуманные и фантастические, а на самом деле это правда. И вот когда человек не принимает эту правду, то, с одной стороны, у Галковского наступает чувство неприятия этого и отторжение такого человека, но, с другой стороны, и чувство абсолютного господства, потому что он-то знает, что это правда. И он чувствует себя абсолютно правым и абсолютно уверенным в том, что он говорит. И иногда, конечно, немножко перебарщивает. Перебарщивает, потому что это борец – он заточен на правду и справедливость. А в жизни много бывает полутонов. И вот эти полутона вокруг Галковского – они, как вот на Луне, превращаются в белое и черное, то есть либо тень, либо Солнце.
И сущность человека проявляется. Поэтому вокруг Галковского, очень спокойного такого, тихого человека, наступает часто такая социальная абсорбция. Человек, ну, со всячинкой, он неожиданно для себя превращается в негодяя и открытого подлеца, которым начинают брезговать. А с другой стороны, человек, ну, милый, симпатичный, но не очень такой, конечно, не ставящий себе в жизни каких-то особых задач, он вдруг выступает как человек удивительно хороший, совершающий какие-то удивительные, хорошие, замечательные поступки с ��ольшой буквы.
То есть происходит такое проявление. И это одно из свойств вот этой немножко загадочной, странной личности.
Вот уже появились высказывания, что вот эта книга, значит, книга – это, конечно, художественное произведение целиком, никаких этих вот писем нет, это всё выдумано. Но это не просто письма, которые реально существовали, а это все письма, которые реально вот ему написал этот человек – его сестра. То есть он не изменил ни одной строчки. Он не добавил ни одного предложение, ни одной запятой. Единственное, он... И заранее это обговорил. Изменил все имена и фамилии третьих лиц, которые совершенно, абсолютно никаким боком не причастны к этой шизофрении, к этой фантасмагории. Зачем им слушать, чтобы их имена там, значит, как-то трепали?
И это придает какую-то абсолютную ценность и абсолютную защищенность вот этой конструкции литературной, которую создал Галковский. И конечно, создал достаточно коварно и искушенно как мыслитель, интеллектуал.
Вот, например, с чего начинаются эти письма? Я не буду, конечно, спойлерить, не буду конкретно тут во что-то, так сказать, там вдаваться. Ну прочитаю просто первую строчку.
«Я Дима...» Это письмо от 28 октября 2013 года. «Я Дима. Не из комментариев в ЖЖ. Ты меня, наверное, с кем-то перепутал. Я не Сапожник, не Смирнов, не Гыдух(?37:06) и не Холмогоров». То есть эта переписка начинается как продолжение ЖЖ и всей этой фантасмагории там вот с этими негативными галковскоманами. И оказывается, что главной негативной галковскоманкой является самый близкий ему человек – его сестра единственная. И поддерживающая ее мать.
А что дальше произошло? А вот сейчас появилось, например, в ЖЖ сообщение вот этого... Как же его? Этого Смирнова с двумя «ф». Какого-то алкоголика пожилого, там ненормального человека. И он написал, значит, что Галковский всё выдумал, он про меня написал, вот, это, значит, сволочь, там он чота грязное белье какое-то вывешивает, там всё. Сам он шизофреник и т.д.
То есть произошло полное закольцовывание текста и его окукливание. И с этим текстом никак нельзя взаимодействовать. Его надо воспринимать как данность.
Вот это и есть метод Галковского. Человек, который с ним спорит, он постепенно... Он начинает (...38:22) в этот спор. На его аргументы появляются аргументы противоположной стороны, он начинает спорить с этими аргументами. И постепенно не замечает, как он уже начинает спорить не с Галковским, а начинает спорить с реальностью. А спорить с реальностью не рекомендуется, мягко выражаясь.
И отсюда появился мем известный: «Галковский, как всегда, прав». Потому что Галковский всегда сообщает правдивую информацию, насколько это возможно. И если он о чем-то не говорит, то, скорее, о чем-то умалчивает, не хочет уж сильно грузить аргументами в свою пользу. И вот это видно. Если это принять, это понять, то вот поведение человека, его биография, она становится очень понятной.
И надо сказать, что вот для Галковского этот пафос – он был характерен с самого раннего детства. Это тип его личности. Вот ему очень нравился в детстве рассказ «Фантазеры», когда два мальчика начинают рассказывать друг другу какие-то смешные истории, к ним подходит третий мальчик и говорит: «Что вы какую-то ерунду говорите? Стыдно слушать. Я вот взял у бабушки варенье, его съел, а вареньем маленькой сестренки спящей измазал губы, а потом сказал, что она всё варенье съела. Вот это вот польза. Это действительно дело. А вы занимаетесь какой-то ерундой». Ну и мальчики, они его значит там... Куда-то там от него убежали, попросили, чтобы он ушел. Вот это и есть Галковский – человек, который принципиально не занимается никакими формами дезинформации. Фантазии какие-то там, шутки – сколько угодно.
Или фильм, который посмотрел в детстве Галковский, который произвел на него тоже очень большое впечатление. Это один из его любимых фильмов детских – «Ох уж эта Настя!» Про девочку, которая фантазирует, что у нее есть знакомая черная пантера и т.д. А потом оказывается, что... Вот учителя начинают бороться, что она такая врушка, а она никакая не врушка, она то, что говорит, это всё правда. Ну... Правда, естественно, детская, правда ребенка, который живет в детском мире и ему хочется что-то там добавить, изменить, но он исходит из некоторой реальности.
А поскольку Галковский – это уже не ребенок, не подросток, это достаточно взрослый человек, то он исходит из такого холодного совершенного мира, такого кристаллического мира истины.
Вот показательно, что произведение «Бесконечный тупик» было написано им еще в годы застоя. За это произведение вполне могли посадить, положить в психушку, чо угодно. Под своей фамилией нельзя было там выводить вот героя этого произведения. Хотя всё, что описано там, это правда. Но не только всё, что там описано, правда, но и Галковский не смог придумать себе какой-то псевдоним и он взял фамилию своей матери. И назвал своего героя Одиноков. Одинокова – это фамилия его матери.
То есть для него мучительна любая фора дезинформация, любая форма вторжения вот в этот естественный, совершенный, холодный, идеальный, красивый страшный мир.
Или, ну, возьмем, вот, деятельность Галковского как главы международного сообщества игроков в компьютерные игры. Ну это некоторая такая игра, это квест, фэнтези, там у них есть поп-хистори, что вот существует это Утиное движение, это какая-то раса галактических Утят таких вот, которые стабилизируют Метагалактику. Они вторглись на Землю и т.д. Но это такой карнавал. Но истины там сообщается очень много. Там всё в принципе на самом деле – это правда. Если Галковский говорит, что центр Утиного движения находится в Исландии, что в Исландии есть территория, принадлежащая Утятам и там построено, значит, большое здание, там, где могут разместиться сотни, так сказать, жителей, то так оно и есть. И действительно, очень много людей приезжало в Исландию, жило в этом здании. Они общались. И это всё, так сказать, развивается и т.д. Хотя ну для постороннего человека, вот такого внешнего, ясно, что ну это абсолютный фейк. Вот этого фейка нет.
И вот это тоже одна из причин бойкота Галковского. Вот советский человек – он весь пронизан идеей лживости. И это не только лживость советской власти, но это и лживость провинции, которая не понимает шуток столицы. И она не понимает, что эти все вот разные там, значит, мистификации, розыгрыши, какие-то значит эти вот карнавализмы все. Это одна сотая и одна тысячная даже литературной жизни. И более того, эта одна тысячная, она, как правило, вынужденная.
Почему Пушкин приписал, значит, сказку о Жар-птице, сказку о Коньке-Горбунке приписал какому-то Ершову там и под его фамилией это издал? Не потому что ему хотелось обмануть читателя. А потому что он был вынужден этим объективными обстоятельствами, связанными с цензурой, взаимоотношениями с Николаем I, с его денежными какими-то делами там. И для него это было неприятно, мучительно. И он, конечно, планировал там, может быть, через 10 лет, через 15 во всем признаться и восстановить вот эту нарушившуюся, естественную канву событий. Но он рано умер, этого не сделал. А последующие литературоведы в России были настолько глупы и ограничены, что они длительное время не понимали, в чем там дело.
Или, если мы возьмем Булгакова, который за Ильфа и Петрова написал «12 стульев» и «Золотой теленок», то, конечно, это было сделано не в целях там мистификации и дураченья читателя. А это было сделано с целью сохранить свою жизнь и с целью получить возможность высказаться и написать вот эти произведения, которые он очень хотел написать, которые вот из него росли. Ему было важно это сделать. И он это каким-то неимоверным сочетанием ума, воли, таланта, хитрости, наивности смог осуществить, и так, что про это люди догадались только там спустя десятилетия. А догадавшись, поняли смысл, масштаб замысла и увидели, что это не просто смешное, интересное, юмористическое, отчасти сатирическое произведение, а произведение такое же великое, как, например, «Мастер и Маргарита».
Когда появился «Бесконечный тупик», то первое, что сделали благодарные соотечественники, они сказали Галковскому в глаза, что никакого «Бесконечного тупика» нет, он врет, это фейк. А реально есть у него несколько статей, заметок, там, ну, на 10-15 страниц. А он чота там всем морочит голову, что какой-то там труд в 1000 страниц, посвященный русской философии, там о Розанове, Владимире Соловьеве, Чехове, Достоевском, что там описывается его биография и т.д. Ну бред какой-то. И про это стали вот писать и над ним смеяться. При этом одновременно печатая многочисленные отрывки и фрагменты из «Бесконечного тупика». Эти люди, которые печатали, они тоже думали, что их разыгрывают. А книга была давно написана, несколько лет назад. И она была опубликована там еще через много лет, потому что до этого ему не давали возможности ее издать, все отказывались издавать.
И первое издание «Бесконечного тупика», вот я, кстати, могу вам показать, я уверен, что многие из вас никогда этого не видели, оно выглядело вот так. Вот это первое издание. Оно вышло тиражом 500 экземпляров. Наверное, кто-то из вас видел второе издание такого синего цвета. И синего почему? Потому что просто белого вот не было у издателя. Не у издателя – у типографии. Кончилось для второго издания обложки этой.
И потом такое вот двухцветное двухтомное издание. Наверное, большинство из вас именно читало «Бесконечный тупик» в таком виде.
Вот эта книга вышла... Вот. Самиздат, Москва, 1997 год.
Тоже очень странная история этого издания.
Ну об этом, наверное, можно поговорить как-нибудь отдельно.
Но я хочу сказать о другом. Что вот за год до выхода этой книги появилась книга Юрия Полякова – известного советского, постсоветского писателя «Козленок в молоке», такая сатирическая повесть, описывающая какого-то проходимца, дурака и негодяя, который написал книгу якобы «Козленок в молоке», а на самом деле такой книги вообще не было, было только одно название и вокруг этого названия завертелся вот такой вихрь. Вот. Он стал очень известным, популярным, стал выступать, там, получил какие-то литературные премии и т.д. Вот такая, значит, олицетворенная фикция, такой поручик Киже.
Вот Поляков написал это, будучи уверенным, что «Бесконечный тупик» - это такая фикция. И ему казалось, что он таким образом высмеивал Галковского.
И скажу более того, что примерно в это же время появилось произведение Пелевина – такого мифического автора, которого никто никогда не видел – произведение, которое называется «Чапаев и Пустота», которое было воспринято на ура, объявлено каким-то шедевром литературным и т.д. О чем там говорится и откуда возникло это произведение? Дело в том, что Галковский в конце 80-х годов создал объединение «Динамические шашки», объединение людей, играющих в «Чапаевцев». «Чапаевцы» - это такая игра в шашки советская, значит, этими вот еще такими щелбанами там. Да? Вот все играли в пионерских лагерях. Вот он сделал такую игру – и там это был некоторый виртуальный театр. Там была у них своя система, иерархия, туда входили довольно известные люди тогда, интеллигенция тогдашняя. И потом это уже трансформировалось с развитием интернета в Утиное движение. То есть «Динамические шашки» - это структура, аффилированная в дальнейшем в Утиное движение.
Вот и «Чапаев и Пустота» - вот это люди знали об этом движении, они взяли вот эту, так сказать, идею, совершенно ее не понимая. Потому что проблема Пелевина в чем? Не в том, что он что-то передразнивает. А в том, что он, передразнивая объекты, не понимает. И они ему неинтересны. У него в нескольких произведениях, в том числе в последнем произведении, есть как бы, якобы такая вот карикатура на Галковского под фамилией Галговский. Вот. Что он даже не выдумал, потому что вот история про Галговского – это история, которую рассказывал он сам.
Он, когда учился в университете, у них на философском факультете преподавал диалектическую логику какой-то человек из Дагестана, такой сын муллы, который по-русски говорил с акцентом и т.д. Вот. И чота там Галковский с места сказал, он на него там взъелся и говорит: «Как ваша фамилия?» Вот. А Галковский сказал: «Галковский». А он – язык плох, он говорит: «Как, Галговский?» И всех тогда сильно это развеселило.
Но дело не в этом. А в том, что Пелевину... Его, так сказать, группе людей, которая скрывается по этим, так сказать, господином Никто, который действительно в отличие от Галковского является господином Никто и заполняет пустым пузырем место действительно существующего русского писателя, очень известного, умного, оригинального и очень плодовитого.
Вот ему совершенно Галковский, Пелевину, неинтересен. Он не знает обстоятельства его жизни, он не знает его привычек, не знает его характера, не знает его взглядов. Он берет 2-3 какие-то черты, так вот, где-то в интернете, там, из третьих рук полученные. И на этой основе делает какой-то пасквиль. Ну, более-менее там в силу своих литературных способностей отчасти, может быть, и талантливый. Как может быть талантливой какая-то карикатура самая грубая. Но никакого интереса у него нет ни к литературе, ни к России, ни к русской литературе, ни к истории, ни, естественно, к Галковскому. Это такой человек-пузырь, такой пузырь, вакуумный.
То есть мы видим здесь опять закольцованный сюжет. Берут реального человека, интересного, очень талантливого, со своим мировоззрением, открытого, доброго и очень честного, который никогда не скрывался ни за какими псевдонимами, никогда не выступал в виде каких-то подставных фигур, там, хотя вот в ЖЖ, там целая мифология сразу появилась, что Галковский выступал там под 50, значит, этими аватарами, никами там... Никогда... Тот, кто знает Галковского, понимает, что это абсолютно невозможно, абсолютно. Он может это сделать в шутку, специально в виде какой-то игры, там, сразу же про это рассказать и т.д. Это да. Но реально он считает это нечестным. А это человек, который обладает способностью предсказывать события. И он не может ложно предсказывать события, потому что ложное предсказывание событий – это искажение реальности, вторжение креационизма такого вот в жизнь и нарушение божественного порядка вещей. Который Галковский очень чувствовал и всегда от этого страдал, потому что вот его взаимоотношения в семье, когда его, умного, трудолюбивого, трезвого, любящего человека, в течение десятилетий мучили и издевались над ним, непонятно за что, для него это было проявлением дьявольской природы и сущности, и такого извращения естественного движения вещей, событий. И он страшно боится любых форм деструкции. И он, например, не пьет не только потому, что ему просто не нравится это состояние лично – состояние опьянения, потери контроля, состояние такой расслабленности. Потому что он интеллектуал, для него главное – трезвость ума. Но и ему не нравится то, что это некоторое искажение – искажение правильного состояния. Что само по себе, конечно, ну в той или иной степени, естественно, является аномалией.
Разумеется, Галковский – это не эталон, абсолютный эталон там здорового, трезвого, нормального человека. Такого эталона и нет. У каждого человека есть свои какие-то проблемы и свои такие черточки. Вопрос – в какой степени.
Ну что еще можно сказать по поводу вот его книги? Конечно, вы ее прочтете сами. Уверяю вас, для вас это будет очень важным опытом. И книга читается на одном дыхании. Действительно, иногда кажется, что это полностью выдуманное такое вот художественное произведение.
Я уже говорил ранее, что это произведение достаточно сложное и многоплановое. Может показаться, что это произведение о вот таком извращении человеческого естества, о злобе и ненависти. Но на самом деле это книга о любви, о любви. И о любви не даже любви самого Дмитрия Евгеньевича к своим несчастным, слепым, слепым родным, которые не знают, не понимают, кто он, и даже действуют во вред себе, даже с точки зрения чисто утилитарной, шкурной. Потому что никаких проблем как бы во взаимоотношении с ним нет и быть не может. Они все свои проблемы могут решить мгновенно, потому что человек заранее готов все их решить. И он может их решить. А он не может их решить, потому что их разум искажен. А это любовь вот именно этих людей друг к другу. Любовь матери, жестокой, упрямой, ограниченной, фанатичной, очень деспотичной. Любовь совершенно безумная, вот, сестры, которая в детстве, имея предрасположенность психическую, она еще получила тяжелую травму, связанную с тяжелой семейной жизнью, с алкоголизмом своего отца, его ранней смертью, чудовищными скандалами в семье и т.д. И она, если Дмитрий Евгеньевич смог это всё пережить, переварить в себе, и еще и многое другое, то этот человек оказался слабым, зависимым, он ничего этого сделать не смог и он погиб как личность.
Но и у матери, и у сестры есть исключительная любовь. Не только исключительная ненависть к своему брату, но и исключительная любовь к себе. И Дмитрий Евгеньевич мне сказал... К себе – то есть друг к другу. Дмитрий Евгеньевич мне сказал, что, если бы он снимал фильм об этом, а фильм можно снять – и очень интересный, то в центре повествования, конечно, должен был быть не Дмитрий Евгеньевич, это периферийная фигура, не так интересна. Понимаете? Она может быть важной и т.д., но это не придает цельности и драматургической законченности сюжету. А вот это именно любовь двух людей друг к другу исключительная, несмотря ни на что, приводящая к постоянным скандалам, обвинениям, взаимному соперничеству. Но тем не менее люди всю жизнь прожили друг с другом, они друг о друге всю жизнь заботились, они друг друга любят и они единая семья, единый организм. И для них они сами являются альфой и омегой. У них нет ни друзей, ни знакомых, ни родственников, никого. Только вот у матери есть ее дочь, а у дочери есть ее мать. И при этом мать исковеркала жизнь дочери – она осталась одинокой. А дочь – она... Страшные испытания, просто страшные испытания принесла вот матери. Мать их вынесла, вытерпела. И они вдвоем живут. И по-своему они счастливы, и по-своему они гармоничны. И вот это действительно сюжет. Сюжет с большой буквы. Для серьезного, важного произведения. И с точки зрения драматургии, и с точки зрения там актерской игры. Это, конечно, произведение для таково вот Мастера.
Но я бы хотел сказать не об этом. Я бы хотел сказать о другом слое, более о таком серьезном, мощном и касающемся всех нас. Потому что вот это произведение – это обвинение великого человека народу, среди которого он живет, государству, в котором он живет. То есть обвинение всем нам. Вот мы вот и есть – эта коллективная мать и коллективная сестра, которые не заметили этого человека, попытались его втоптать в грязь, а потом воспользовались плодами его ума, интеллекта, не понимая, что он их одарил, он одарил ими нас благодаря своей исключительной воле, терпению, любви к нам и одновременно глубочайшему презрению.
Это человек, который обладает какой-то сатанинской необыкновенной формой колоссального, абсолютного, тотального интеллектуального и нравственного превосходства над окружающими. В какой-то степени благодаря тому, что он действительно был исключительно одарен и сейчас исключительно одарен, хотя, конечно, пик его интеллектуальной деятельности уже закончился. Вот. Но Галковский, он был и в 5 лет, и в 7 лет, и в 9 лет, он был на несколько лет старше своих сверстников, умнее. Да? То есть он был вундеркиндом в самом прямом и точном смысле этого слова. И при этом человеком исключительно нормальным, добрым, веселым, несмотря ни на что. Очень позитивно настроенным. Но главное, что вот этот человек жил в страшном, аномальном, чудовищном мире, мире семьи – ужасном, отвратительном - и мире государства – не менее ужасном и не менее отвратительном.
И он всегда бесконечно превосходил окружающих, начиная от своей семьи. Потому что кто был его папа? Умный симпатичный человек, но алкоголик. И маленький Дима и в 11 лет, и в 12 лет это прекрасно знал. Мать – издерганная, ограниченная, жестокая, несправедливая, не понимающая, что происходит, тоже. И Дима всё это видел и всё это понимал. Он любил, естественно, своих родителей. И сейчас любит. И не может выйти из этой парадигмы, естественно, как любой ребенок и взрослый человек, который когда-то был ребенком и помнит это. Но разрыв.
Или потом он работал, после окончания школы работал на заводе. Понимаете? То есть человек с таким мировосприятием, человек античной культуры со стремлением к философии и к литературе – вот там завод Лихачева. И люди, с которыми он общался, и как он с ними общался и кем он их считал. Там не было никакой злобы, ненависти – было сочувствие, симпатия даже какие-то положительные чувства. Но он всегда четко понимал, кто перед ним. И я вас уверяю, Галковский – он очень четко всегда понимал и в 90-е годы, и в нулевые, и в 10-е, кто перед ним, какое общество перед ним находится, что люди могут воспринять из того, что он говорит, а что они воспримут лет через 50.
И вот эта черта абсолютного превосходства – она вроде бы такая дореволюционная, дворянская, черта, наверное, передавшаяся ему от отца. Но на самом деле это не так. Маленький Дима – он действительно был очень похож на отца – молодого отца, молодого отца, прекрасного отца, талантливого, открытого, доброго, наивного, честного, порядочного, очень тонко чувствующего и в то же время человека слабого. Вот. На отца слабого он, наверное, походил в детстве раннем, потому что все дети слабые. Но когда Дима стал подростком, а потом юношей, он стал другим человеком.
Он мне рассказывал историю, когда он окончательно разорвал с матерью. Он ее продолжал любить, он ее любит сейчас. И очень страдает от того, что не может хоть в какой-то мере получить любовь от нее и почувствовать себя сыном и отцом ее внуков. Но после вот этого момента никакого личностного контакта, общения, диалога быть не могло. Мог быть только монолог. Вот Дмитрию было 19 лет. Он работал на заводе Лихачева и по тем временам хорошо зарабатывал как рабочий. Он зарабатывал где-то ну больше 140 рублей в месяц. Это было много для того времени. И вполне хватало для того, чтобы, например, снимать однокомнатную квартиру, и еще много там оставалось бы. Вот, он подошел к матери и сказал, что я хочу жить один, помоги мне, я всё оплачу там. На что ему мать ответила... Она ему сказала: «Сиди, мудак, не рыпайся, я тебя положу в Кащенко! Ты сумасшедший! Ты сумасшедший! Сидим! Ходи на завод, работай там!»
(Из-за брака по звуку приводим также черновой дубль этого эпизода.)
Вот. А мать, она сказала: «Сиди, мудак, блядь! Ты шизофреник! Куда ты идешь-то?! Я тебя положу сейчас в больницу вообще. Сиди тут! Будет он квартиру снимать!»
Потому что у отца Дмитрия были проблемы, была знакомая врач-психиатр. Да? Вот. И она помогла ему оформить, значит, справку, чтобы он не шел в армию, готовился в университет и т.д. А мать, она ненавидела отца, и у нее была постоянно присказка, что я тебя положу, сиди там, шизофреник. А реально отец – он не был... Он пил, скорее. Ну, что-то там у него было какое-то расстройство, связанное там с любовной историей в молодости. И Дмитрий Евгеньевич про это рассказывал. Но больше так, скорее придуривался. Как человек такой, склонный к актерству. Несостоявшийся актер. Вот, ну например, он таким образом вне очереди там квартиру получил и т.д. Ну, на таком уровне. Вот.
А если брать самого Дмитрия Евгеньевича, у него никогда никаких проблем с психикой вообще не было. Даже на удивление. Он очень много вынес. И были большие душевные, духовные травмы. Но все эти травмы здорового человека... И травмы, который здоровый человек нашел в себе силы самоизлечить. Да? То есть, например, у человека депрессивное состояние, упадок, он плачет. А почему? У него умер только что близкий человек. Это нормальная реакция. Но прошло полгода, раны заросли, он встал, пошел дальше. Стиснул зубы – и всё это, так сказать, в себе преодолел, не сломался. Вот такой был, значит, Дмитрий Евгеньевич.
И кому его мать вот в этот момент всё это говорила? Ей казалось, что она говорила такому же человеку, как отец. То есть слабому, человеку, от нее зависимому, человеку спившемуся, с которым можно вот... Он там сопротивляется, то, что там были драки и всё, что угодно. Но, конечно, мать извела отца. И вот она так же стала прессовать сына, думая, что ее сын – это такой отец №2, муж. И в этом она очень сильно заблуждалась, потому что Дмитрий Евгеньевич, он действительно очень напоминал своего отца, но на 50%, генетика. А 50% - у него были гены мамины, очень жестокого, отчасти страшного человека с несгибаемой волей, с которой невозможно ничего сделать, просто невозможно. Не буду приводить примеры, но там много чего было, в общем-то, жути такой.
И если там, к примеру, у его матери отец сидел в тюрьме, то это не только сидел в тюрьме ее отец, но и дедушка Дмитрия Евгеньевича. И если брат старший матери был вором-рецидивистом, то тоже вором-рецидивистом был дядя Дмитрия Евгеньевича. Если двоюродные братья матери там просто синие от наколок, просто мокрушечники страшные, вообще уже совсем люди инфернальные, то это тоже были родственники Дмитрия Евгеньевича.
И когда он услышал то, что ему сказала мать, у него глаза налились кровью и он решил ее тут же задушить, на месте, просто вот насмерть. Но потом подумал и решил, что надо потерпеть. Потерпеть, пройти через это, но никогда это не забывать. И он никогда это не забывал.
У советского фантаста Кира Булычева есть замечательный рассказ, который он потом переработал в повесть, «Перевал». Сюжет вы многие, наверное, знаете, но я позволю себе напомнить. Это далекое будущее. Звездолет землян попадает в аварию. Срочно совершает экстренную посадку на планету. В звездолете страшный какой-то всплеск радиации, и все спешно, в чем мать родила, там выбегают, куда-то бегут по плоскогорью заснеженному, по какому-то леднику спускаются вниз, убегают на дальнее расстояние от этого звездолета. А потом обратно туда прийти уже не могут. Хотя радиация скоро заканчивается там после полураспада всех этих радиоактивных материалов. Потому что они не могут подняться вверх по этому леднику, климат тяжелый, разряженный воздух. И у них начинается жизнь вот в каких-то джунглях. Они умирают от эпидемических болезней. Ведут вот коллективное хозяйство, делают какую-то деревню там, как в произведениях Жюля Верна. И у них начинают рождаться дети. И они пытаются этим детям сохранить остатки культуры земной, преподают им без компьютеров, без техники, передают какие-то обрывки знаний. И воспитывают из них людей. И вот вырастает это поколение, которое в целом является землянами, но отчасти уже жителями этой планеты – со своей иммунной системой, с органичным принятием всей местной фауны, флоры, которая для них родная, которая может, так сказать, позволять им к ней приспосабливаться. И вот эти люди – они в конце концов возвращаются на этот звездолет, они доходят через этот вот перевал – и становятся снова людьми.
Понятно, что это произведение – это произведение о советской власти. То есть для того, чтобы люди снова стали русскими, им надо было стать советскими. И вот Галковский – это вот и есть наиболее яркий представитель этого поколения, которое позволило ему переломить и перемолоть любые вот эти попытки какие-то, на самом деле нелепые и детские, его остановиться. Его остановить было невозможно. Потому что он взял от своего несчастного отца, человека русской культуры, дореволюционной, взял всё, что можно, весь его интеллект, всю его доброту, всю его склонность к прекрасному, все его таланты – их было так много, что он их всех не смог в себя впитать, но многое и основное он взял. И он взял чудовищный советский страшный характер матери, который позволил ему быть защищенным в этом мире. С ним никто не мог ничего поделать. Он всё перемолол, всё обошел, всех раскидал, разметал, даже не замечая, потому что он плоть от плоти советского мира. Понимаете? Это человек с мозгами человека, и мозгами очень тонко организованными, но одновременно с панцирем, клешнями, хвостом такого ящера советского. И отчего он страдает и мучается. И, может быть, в этом смысле вот его эта книга и есть покаяние. Когда вот этот ящер – он садится, начинает плакать. Ему хочется быть человеком, он хочет быть человеком, он хочет, чтобы его дети стали настоящими людьми, а не были такими зверями, они относились бы к своим родителям по-человечески.
Потому что можно, конечно, говорить, что любовь Дмитрия Евгеньевича к своей семье, к детям, любовь его, уже немолодого человека, чувствующего, что он скоро уйдет, конечно, хотелось бы, чтобы это было не так скоро, но это будет, чтобы его семья была защищена от этой страшной агрессии. И любовь к новой семье – она не дала ему возможность до конца вытерпеть вот эти чудовищные издевательства семьи старой. Но все равно то, что он сделал, это неправильно. Это безвыходная ситуация. Он, наверное, должен был так поступить. Но этот поступок принес ему горе и страдания внутренние. Он не считает, что это победа. Победы здесь никакой нет. Нельзя выиграть в гражданской войне. Человек попал в больницу, ему ампутировали руку. Всё замечательно, хорошо зажило. Выписывают: «Вы здоровы». Дальше всё... А руки нет.
Гражданская война – это членовредительство. Там невозможно победить. Там можно выжить, если отсечь от себя часть себя же. Поэтому, конечно, вот эта книга, вот эта история – это поражение Галковского. Может быть, единственное его поражение в жизни. Везде, везде он победил. Здесь он не смог победить. Это было выше его сил.
Ну вот, наверное, на этом я и закончу. В конце я хочу включить небольшой фрагмент от предыдущей лекции. Дело в том, что был первый вариант лекции. Он, к сожалению, не получился, потому что произошла расфокусировка – там брак по изображению. И там говорилось всё немного иначе, может быть, где-то более откровенно, где-то менее точно. Но там была концовка, которую, я думаю, невозможно сыграть заново так же. Поэтому я ее включаю в качестве дополнения вот к этому варианту лекции.
Еще раз хочу вам напомнить адрес издательства, по которому можно заказать эту книгу. Советую это вам сделать, этот текст. Он важный, многоплановый. И гораздо более глубокий, чем может показаться на первый взгляд. Ну по крайней мере так кажется мне. И конечно, так, наверное, казалось автору, который собрал эти письма и который сделал подробное послесловие.
Ну о каких-то конкретных нюансах, связанных там с биографией и т.д., я ничего сознательно не говорю. Не хочу спойлерить. Почитайте. Это действительно очень странная и фантасмагорическая история.
Ну что же, до свидания! До новых встреч!
Тут было еще у нас некоторое такое... Антураж, некоторое оформление всего этого. Да? Но так вот получилось, что практически все вот эти объекты, они были использованы в первой версии, вот. Но тем не менее, наверное, напоследок, может быть, что-нибудь так вот... Напоследок... На бис сделаем.
Черт. Раскололся.
Ну, не всё получается, к сожалению. Тяжелая эта вещь – съемки. Но постепенно войдем в ритм. Вы, кстати, учтите, что реально-то усилия двойные – и у меня, и у Наташи. Мы реально две огромных лекции сделали, причем очень такие – на нерве. Поэтому, конечно, Патреон Патреоном, но Ютуб никто не отменял, ребята. Донат...
Между прочим, Наташа – она решила, что вот эта расфокусировка произошла по ее вине, она не включила там автоматический фокус. Она ревела тут два часа. Я уж там перед ней плясал там. Только хороший донат может вернуть Наташеньке хорошее настроение. Так что... Судьба нашей семейной жизни в значительной степени в ваших руках.
Ну ладно, не буду вас грузить. Сейчас небольшое, малюсенькое такое будет послесловьице из предыдущей части. И до новых встреч! Что касается меня, то с меня следующая будет лекция – вот я к ней готовлюсь интенсивно – это лекция про Джорджа Оруэлла. До новых встреч!
(Постскриптум. Подростком я смотрел экранизацию рассказа Чехова «О вреде табака». Был поздний вечер. Отец пришел домой, как всегда, пьяный и сказал: «Я играл эту сценку в школьном театре. Тогда она мне казалась очень смешной». Сказав это, отец заплакал.)
Ну что же. За новую книжку Дмитрия Евгеньевича! За нашу новую встречу... с его творчеством!
Надо вам заметить, пьянею от одной рюмки. И от этого становится хорошо на душе и в то же время так грустно, что и высказать не могу. Вспоминаются почему-то молодые годы, и хочется к чему-то бежать. Если бы вы знали, как хочется бежать, бросить всё и бежать без оглядки. Куда? Все равно куда. Лишь бы бежать от этой дрянной, пошлой, дешевенькой жизни, превратившей меня в старого жалкого дурака. В старого жалкого идиота! Бежать от глупой, мелкой, злой жены, которая мучала меня всю жизнь! Бежать от кухни, занятых денег, всех этих пустяков и пошлостей! Остановиться где-нибудь далеко в поле, стоять столбом, глупым пугалом под широким небом и смотреть всю ночь! Там стоит тихий ясный месяц. И забыть-забыть. Как бы я хотел ничего не помнить! Я выше и чище этого! Был когда-то умен, учился в университете, считал себя человеком. Теперь не нужно мне ничего. Ничего, кроме покоя. Кроме покоя!
Всё.
До новых встреч, ребята!
