095. Что такое коммунизм V. Лекция Клетчатого по современной истории (№6)

https://www.youtube.com/watch?v=3UfcdsU2ICQ

Други мои! Дорогие ютуботопы и ютуботопки!

Сегодня мы продолжаем наш цикл лекций о коммунизме, у нас уже пятая лекция, а коммунизм все еще до сих пор на горизонте. Но сегодня лекция будет очень важная, потому что сегодня мы как раз будем говорить о единственном настоящем коммунисте, которого всячески экранируют другие персонажи, это и Маркс с Энгельсом, и какие-то древние коммунисты, там разные Кампанеллы. Даже если брать его современников, там это и Пьер Леру, и Кабе, и много-много называется имен... на самом деле коммунист один. Это Шарль Фурье.

Ну — ситуация примерно напоминает следующее: предположим, вы читаете много авторов, и все эти авторы — они критикуют половую жизнь, которую ведут большинство людей. Они говорят — это безобразие, это насилие, это животные какие-то инстинкты, вызывает очень тяжелые последствия, венерические болезни, много всякого рода личных драм, связанных там с женитьбой, двоеженством, рождение детей — оно создает колоссальное количество проблем, и вот люди зудят-зудят-зудят, а где-то в середине или в конце намекают, или говорят в одном предложении, что знаете, есть другие формы, на самом деле, сексуальной жизни, справедливые, хорошие, чистые, светлые. Вот. Но о них ничего говорить не будем, но они есть, вы знайте. И наконец, вот там может быть через несколько лет, или даже десятилетий, вы видите позитивную программу человека, который является убежденным гомосексуалистом, и он в мельчайших подробностях описывает вот прекрасную альтернативу обычным формам сексуальной жизни. Вот в точности такая ситуация с коммунизмом. То есть — мы коммунистами называем людей, которые критикуют некоммунистические формы общественной жизни, людей, которые занимаются каким-то абстрактным философским разглагольствованием там, связанным с немецкой классической философией, приводят какие-то там формулы из политэкономических штудий, но конкретно — а вот как выглядит, и что это вот за строй, который нужно построить, который вот он замечательный и нужно там жить — они ничего не говорят. Об этом в ясной и четкой форме полностью сказал только один человек. Шарль Фурье. При этом, как я скажу в дальнейшем, он не был коммунистом, то есть это человек, который описал, допустим, гомосексуальный образ жизни, но сам он вообще был далек от любых форм сексуальной жизни, он был просто импотент. Кстати, Шарль Фурье и был импотентом. Никакой сексуальной жизни он не вел, ни явной, ни тайной, хотя много высказывался по этому поводу, и высказывал, в том числе, много достаточно оригинальных в кавычках «идей». Но перед тем как говорить о Шарле Фурье, я немножко остановлюсь на ваших замечаниях, которые вызвала моя предыдущая лекция. Ну, во-первых, меня поправили, что покровителем фабрики Оуэна был не герцог Йоркский, а герцог Кентский. Вот, я, значит, оговорился, и сейчас поправляюсь, спасибо вам за исправление. Второе было исправление тоже, я говорил о том как Николай Первый, будущий Николай Первый посещал фабрику Оуэна, и назвал его наследником, на что мне сказали, что тогда наследником он не был, наследником был Константин Павлович. Но на самом деле наследником Николай Павлович тогда был. Дело в том, что у Павла Первого сразу родились два сына. Сразу родились два сына, это Александр Первый, будущий царь Александр Первый и Константин Павлович. Между ними была разница в два года. Но через много-много-много лет родился и Николай Павлович. Между ним и старшими братьями была разница почти в двадцать лет. В эпоху, когда Николай Павлович посещал Англию, всем было ясно, что он является наследником престола, потому что у Александра Первого детей не было и быть не могло, у Константина Павловича были большие проблемы, связанные с его супругой, он был накануне развода, детей у них тоже не было, и, скорее всего, он, как и старший брат, не смог бы оставить наследника, поэтому дальнейшее развитие событий с точки зрения династической должно было быть таким: либо Константин умирает после Александра, либо занимает престол после его смерти, но царствует, скорее всего, недолго, потому что он уже был человек в возрасте, а престол занимает Николай. Ну, так, в принципе, и получилось, там был такой пересменок, путаница, в декабре 1825 года получилось, что Константину вообще не дали поцарствовать, но в любом случае Николай был наследником, его воспитывали как наследника, и себя он воспринимал как наследника. Ну, может быть, не ожидал, что взойдет на престол так быстро. И вот эта вся мифология, что Николай Первый вообще не готовился к царствованию, появился на троне случайно, и так далее, ну, это такой элемент этой вот антимонархической советской пропаганды. Вот. Поэтому, формально он не был цесаревичем, но фактически он был наследником, и его поездка в Англию — это была именно поездка наследника, и так его и принимали англичане.

Итак, Шарль Фурье.

ГЛАВА 10. СУМАСШЕДШИЙ БУХГАЛТЕР

Ну вот, у нас тут остался непочатый практически третий банан. (Достает третий банан). Немножечко мы только его отъели, думаю, сегодня мы его освоим не целиком, но значительную часть отъедим. Кстати, банан — это очень плохая примета на флоте, то есть, если человек попадает на корабль с бананом, то банан выбрасывают, его избивают, вообще могут убить. Ну, в классический период, то есть, восемнадцатый там, девятнадцатый век. Было такое поверье. Ну — почему так получилось, есть несколько причин, вот. Ну, мы просто отметим этот факт: табу на бананы. Их нельзя проносить на морское судно. Шарль Фурье родился в маленьком городке южной Франции, в Безансоне, и говорится, что он был сыном какого-то негоцианта. Сыном никакого негоцианта он не был, у его отца был магазин средней паршивости, и он работал маленьким мальчиком в этом магазине, помогая продавать товар отцу, что для сына негоцианта, то есть, оптового торговца, было немыслимым унижением. Бы. Он не закончил школу, не получил систематического образования, потом грянула революция, к этому времени у него был свой магазин колониальных товаров, этот магазин успешно разграбили, реквизировали. Он всю жизнь работал, работал клерком, бухгалтером в частных фирмах, государственных каких-то структурах, и какой-то был период — он не работал, потому что получил наследство умершего отца, но оно попало в руки сестрам, таким ушлым, деловым, они ему выплачивали какое-то время ренту вот, потом всё это закончилось, он считался в семье человеком не от мира сего, и он снова пошёл на службу, и последние годы уже жизни он просто работал за еду переписчиком, приписывал бумаги, его личная карьера вот таким образом не сложилась, хотя, работая вот в фирмах, он время от времени, ну, зарабатывал более-менее какие-то существенные деньги, иногда переезжал жить в Париж, иногда снова уезжал в провинцию, в общем, в жизни его ничего примечательного не было. У него не было, как я уже говорил, личной жизни, и вообще, не было каких-то вот жизненных таких эскапад, приключений, он был человеком очень скучным, никто никогда не видел его улыбающимся,

у него были проблемы с чувством юмора, что у французов бывает редко. С детства он рос таким вот ботаником, причем буквально, то есть, он у себя дома очень любил в комнате разводить растения, за ними ухаживал вот, выращивал, ну а в квартире, в доме все было как… такая холостяцкая обстановка, беспорядок, ну вот, за растениями он следил. В то же время можно сказать, что он был человек образованный, но эта образованность была такая подростковая: он очень любил читать научно-популярные журналы и газеты, делать из них многочисленные вырезки, эти вырезки размещать в папках. Вот, ну он был такой вот эрудит-подросток. И на самом деле это очень ему пригодилось в жизни, потому что, читая вот эти журналы, он впитал в себя как бы такую культурную ноосферу того времени, и у него была идеальное чутье относительно своих читателей, он понимал то, что читатели ожидают, и что они хотят услышать. А хотят они услышать вот такую структурированную белиберду оптимистическую о развитии науки, о географических открытиях, улучшении жизни, о прогрессе, и так далее, и так далее.

В этом смысле он напоминал... по своему уровню образования он напоминал, ну вот, например, Горького. Такой вот самоучка. Он конечно был страшно далек от науки настоящей, не понимал, что такое научное знание, что такое научная полемика, но это ему было и не нужно. Литературный дебют у него был достаточно поздно, в период Амьенского мира, если вы помните, в это же время был дебют и у Сен-Симона, Сен-Симон был его гораздо старше, но вместе с Оуэном вот эти три человека — Фурье, Сен-Симона и Оуэн — они принадлежат к старшему поколению вот таких утопистов девятнадцатого века. Он написал дурацкую совершенно статью, которая, тем не менее, была замечена, и она в целом показывает вот крайнюю схематичность мышления Фурье, и, собственно, тип его умозаключений. Он описал ситуацию в Европе, сказал, что в ближайшем будущем Австрия и Россия разделят между собой Прусское королевство, что, ну, логически вытекало из предыдущей ситуации, а до этого, как известно, Пруссия, Австрия и Россия разделили Польшу. Ну вот, Фурье подумал, и решил, что процесс продолжится дальше. Потом — он решил, что после раздела Пруссии Франция и Россия разделят Австрию вот, и на континенте останется всего две таких крупных державы. В результате борьбы Россия поглотит Францию, потому что Россия гораздо больше, ну и потом она справится с Англией, потому что в военном отношении на суше Англия ничего не противопоставит, не сможет противопоставить России. Ну, можно увидеть, что здесь такая русофобская страшилка, и скрытый реверанс в сторону Великобритании, что тогда было востребовано. Но в целом — эту статью забыли, и в дальнейшем Фурье вел жизнь такого классического графомана, он за свой счет выпускал все более толстые книги, они были очень безобразно написаны, с какой-то запутанной терминологией, со сложной структурой глав, с какими-то непонятными знаками, которые он там постоянно вводил в качестве специальных обозначений, и в конце концов это привело к тому, что он стал публиковать тексты, которые вообще невозможно читать, он специально перепутывал страницы, специально обрывал посередине какие-то там цитаты, делал скрытые намеки, у него, ну как вы уже наверное догадались, это был шизофреник, и в последние период у него сильно развилась мания преследования, ему казалось, что его гениальные работы воруют все, и прежде всего воруют успешные конкуренты, сен-симонисты и последователи Оуэна. Ну, я не буду вам показывать, как выглядели книги Фурье, я вам покажу книгу женщины-шизофреника, которую мне подарил Дмитрий Евгеньевич, а ему эту книгу подарил его знакомый врач, психиатр.

Вот там такая обложка специальная, вот она так раскладывается, здесь вот такие вот сложные схемы, и с этой стороны какие-то схемы, вот все очень многозначительно, очень важно, и объективно никакого смысла не имеет. Ну и вот книжка — она маленькая, но она, тем не менее, вот в двух отдельных каких-то

таких фрагментах, приложение, в приложении тоже какие-то вот эти, значит, схемы постоянные, сложные вот, ну просто вот прямо полет такой фантазии, ну вот это вот Фурье. И это затрудняет, а с другой стороны и маскирует его вот это учение коммунистическое, потому что у него реально нет ни одной книги, на которую можно ссылаться. То есть, реально Фурье, фурьеризм — это продукт деятельности его учеников, которые делали какие-то экстракты, они систематизировали все это, приводили более-менее в такой удобочитаемый вид. Поскольку он работал бухгалтером всю жизнь, и даже кассиром одно время, у него зацикленность, что тоже характерно для шизофреников, на цифрах, он все время... какие-то цифры-цифры-цифры у него, вот, ну там: люди при коммунизме будут жить 144 года в среднем. Вот почему 144? Ну, вот так вот. У них будет рост там 2 метра 39 сантиметров. Почему? Ну вот, вот так вот. И это, для такой неподготовленной публики того времени, еще в начальный период развития научно-фантастической литературы, отчасти работало, ну, люди думали — ну не может же он так просто, наверное она знает, он умный. То есть, это такой вот вид научного метода, такой гегелевской диалектики скрытой, которая дает вот такие умозаключения.

(Достает фляжку, отвинчивает крышечку).

Давайте выпьем с вами сегодня за диалектику, с ее помощью можно объяснить, как известно, все. В том числе и саму диалектику. (Пьет из фляжки).

Для Фурье была характерна социальная критика, но, поскольку это был человек больной, и у него была такая вот жажда постоянной систематизации, что, в общем, характерно и для нормальных французов — она имеет какой-то фантастический совершенно, бредовый характер. Ну, например, это его ранняя работа, кстати, некоторые ранние работы — на самом деле они написаны задним числом, потому что потом сам Фурье и Фурьеристы — они пытались удревнить вот развитие этой все теории, и не гнушались вот прямым подлогом. Ну вот, он написал книгу о шарлатанстве торговцев, где говорил, что на самом деле никаких торговцев не нужно, количество магазинов нужно сократить в десять раз, это паразиты, это ложные банкроты, все банкроты, все банкротства — это специальные операции ложные, он ссылался на свой опыт, он говорил — я же сам был в свое время торговцем, вот. Эта книга была опубликована в Лейпциге в 1807 году, но это надо еще доказать, она не сохранилась вот, была напечатана анонимно, но позже Фурье такие тексты выдавал на-гора тоннами. Вот он перечисляет там шестьдесят видов обмана покупателей, и, интересно — он там выводит, делает классификацию паразитов, я вам засчитаю чтобы вы поняли ход его мысли.

Во-первых, первый вид паразитов — это домашние паразиты. Это — первое — женщины, второе — дети. И третье — прислуга. (Смех за кадром). Вот, супруга Дмитрия Евгеньевича хихикает, (сам смеется) почему-то. Второе: социальные паразиты. Это военные, сборщики налогов, фабриканты, торговцы — ну, как я уже говорил, девять десятых магазинов и торговцев с точки зрения Фурье не нужны — и почему-то транспортники, то есть, люди, которые занимаются перевозками. А еще есть дополнительные паразиты, это люди, которые справляют праздники, юристы — обратите внимание, у Сен-Симона тоже юристы, это очень невыносимый такой вид деятельности людей, он считал, что всех юристов нужно физически уничтожить вот, и — лентяи-рабочие. Вот это вот дополнительные паразиты. И, наконец, двенадцатый, особый вид паразитов — это отщепенцы. Воры, проститутки, нищие, и так далее. То есть, это те, кто считается вообще паразитами, обычными людьми. Ну вот, такой вот фантастический гротеск вот этого социального обличительства, который не вызывает ничего, кроме хохота, но в начале девятнадцатого века, ну, в той или иной степени это «канало», потому что нравы были достаточно грубые, но тут уже, тем не менее, достаточно очевидно, видно, что у человека не все дома. Он довольно много писал о кооперации, при этом, естественно, ломился в открытую дверь, потому что виды кооперативной деятельности в Европе, даже средневековой, были достаточно развиты, но он доводил это до абсурда, есть известная его максима о яблоке, естественно, им придуманная. Что вот он сидел в одном из дорогих ресторанов, и увидел, что люди едят яблоко, которое стоит пятнадцать су, а вот в провинции сто таких яблок стоит четырнадцать су, и он сказал, что этого натолкнуло на идею такой кооперации, и уничтожения посредников-поставщиков, торговли, и он насчитал вот таких четыре яблока: первое яблоко — это было яблоко, которая съела Ева, второе яблоко — это яблоко, которое Парис подарил Афродите, а третье яблоко — это яблоко Ньютона. Это традиционное вообще общее место во всей французской утопической литературе, потому что она оплачивалась, вы понимаете, англичанами, а англичане — для них Ньютон — он был такой государствообразующий гений всех времен и народов, они его постоянно пиарили, хотя, в какой степени Ньютон сам додумался до своих основных достижений — это вопрос достаточно спорный, существует известная полемика с Лейбницем, и так далее, и так далее. И, наконец, четвертое яблоко — это яблоко Фурье, которое открыло ему новые законы вот такой социальной гармонии. Вот свою вот эту утопию он называл «гармонией», вы это слово, наверное, слышали, когда я рассказывал про Оуэна и о его экспериментах в Соединенных Штатах. И жители вот этого нового общества — они, естественно, носят название гармонистов, или гармонийцев. Гармонийцев. Ну, можно почитать его высказывания относительно кооперации, они все анекдотичны, он на конкретных примерах пытается доказать абсолютную пользу кооперации, а кооперация, естественно, она иногда действительно выгодна, а очень часто — нет. Он, например, говорил, что — а чо вот, в Париже эти, значит, крестьянки — они продают молоко в кувшинах, приезжают у себя там, значит, из своей сельской местности в Париж, тратят много времени, им нужно скинуться, купить гигантскую бочку, запрячь гигантскую телегу вот эту волами, и пускай вот, значит, в эту бочку, они туда сливают молоко, а потом получают выручку вот. Но — понятно, что если так сделать, молоко сразу скиснет, и ясно, что молоко просто... один кувшин молока не, так сказать, стерильного, молока заразной коровы — заразит всю эту огромную бочку, и, естественно, у всех этих торговок молоком есть свои клиенты, которые длительное время именно у них покупает молоко, и, в конце концов, этим торговкам просто интересно ездить в город, потому что это самая яркая и интересная часть их жизни, их крестьянского труда, они там общаются друг с другом, общаются с покупателями на рынке, получают за это деньги, им весело, хорошо, и так далее, все это Фурье вот отметает и не замечает. И еще более смешно он говорит по поводу вина, что вот вино — тоже нужно кооперироваться, в какие-то гигантские чаны там сливать, то есть, соответственно, все сорта вина мешаются, потому что даже на одном винограднике, там с одного края, с другого — вино разное, и у всех крестьян, опять, виноделов есть свои какие-то секреты, своя клиентура, и, естественно, ну — Фурье должен был бы это знать, потому что он выходец из южной Франции, где вино, собственно вот, используют в качестве воды, да? И, что интересно — он покупал, естественно, сам вино в Париже у своего торговца, которого хорошо знал, и который ему там на протяжении многих лет сбывал кувшинчики своего хорошего вина. А с другой стороны, такого рода кооперация — она действительно осмысленна и она выгодна, например, при варении пива. Пивоварни кооперативные — там все очень, действительно, хорошо, выгодно. Выгодно при сыроварении тоже, ну, не всегда, но часто это приносит пользу, и это все, естественно, происходит совершенно вне каких-то мыслей там Фурье, и каких-то агитаций, ну — по поводу кооперации, конечно, была литература, было ясно, что более крупное производство — оно в целом более выгодно, но более выгодным, как правило, является частное производство более крупное, а вот кооперативное производство — оно вызывает постоянные дрязги, какие-то скандалы, несогласованность, там нет единого хозяина, поэтому оно не гибкое... вот, ну и так далее, и так далее, все это в общем-то известно, но любопытно, что если читать вот эти умозаключения Фурье, то это все читается именно как агитация против кооперации. То есть, он достигает диаметрально противоположного результата, с точки зрения сегодняшнего читателя.

Вот Фурье, конечно, и до идеи этой кооперации — он уже дошел через журналы. То есть, он прочитал какие-то статьи, они ему показались дельными, и он стал их транслировать. В Фурье не было абсолютно никаких таких задержек, внутреннего цензора, он писал все, что ему приходило в голову, использовал какую-то информацию, которую он черпал в научно-популярной литературе совершенно некритически, ну, там — где-то прочитал в детстве, что зебры — они вот похожи на лошадей, очень выносливые, и было бы хорошо их использовать в сельском хозяйстве, вот он там пишет, что при коммунизме все будут ездить на зебрах, и так далее, хотя — реально, ну, это абсурд, потому что все попытки одомашнить зебру — они практически ничего не увенчались. Ну, такой зверь, что вот его не одомашнить, хотя внешне он очень похож на лошадь. Конечно, вот эта ориентация на журналы, это прежде всего ориентация на журналы французские, французский менталитет, и это чувствуется у Фурье, ну, во-первых, вся эта страсть к подсчетам, это черта французов, нации математиков, и он также уделял очень большое внимание — как француз, хотя для него это была, на самом деле, terra incognita — уделял личной жизни. Он написал книжку, которая называется «Новый мир любви», написал там такое, что ее смогли опубликовать только через сто пятьдесят лет. Он подошел к любви как математик, да? То есть там тройничок, четверничок, значит, два пола вместе, по отдельности, он описал все виды там любви, и сказал, что они, в принципе, все приемлемы, замечательно, он их классифицировал там, и в обществе будущего все будут так кувыркаться как хотят. Что, конечно, французам было очень приятно читать. Как француз он уделял огромное внимание теме кулинарии. В обществе будущего огромное значение будет уделяться еде, огромное внимание, и повара будут очень важными людьми, фактически очень крупными сановниками, министрами, именно повара будут заниматься, в том числе, и образованием людей, искусствами, потому что, если людей хорошо, вкусно кормить, то у них смягчаются нравы, у них утончается вкус, они начинают писать стихи, рисовать, и так далее, ну и вот, в обществе будущего, Фурье — он пишет, что самый простой житель его утопии — он будет питаться лучше, чем сейчас питаются французские короли, к его услугам будет до десяти блюд каждый день, а такие высокопоставленные члены утопии — они будут иметь по тридцать видов блюд, и питаться они, конечно, будут, в основном, чем? Бланманже, пирожными, мороженым вот, вот такого рода продукты, ну, конечно, там и мясо, и все остальное, но особенно вот он налегал на, значит, десерты: эклеры какие-то там, и так далее, что, конечно, очень нравилось французам. Интересно, что Фурье — это такая черта национальная, он считал, что вот женщины — они не уделяют должного внимания еде, за столом отвлекаются, болтают, и поэтому нужно именно сажать женщин рядом с привлекательными мужчинами молодыми, которые должны их забавлять приятным разговором, и в процессе вот этой беседы с мужчинами женщины будут оживляться, и вот пирожные уминать там одно за другим, и таким образом, в общем-то, тоже приучаться вот к высокому миру французской кулинарии.

Ну вот, это решение, это такие вот проблемы будут, согласно Фурье, при коммунизме, да? То есть — жратвы будет от пуза, любой, но некоторые не смогут есть так много, поэтому нужны специальные такие, мягкие, мягкие способы побуждать их есть больше. Надо сказать, что поскольку это базисная, основная книга, по которой — вне зависимости от того, что конкретно говорили населению — и жили люди, которые создали СССР, там все осуществляется вот... осуществлялось в СССР буквально. Вот вы вспомните, что, например, в СССР был культ мороженого. Говорилось, что самое лучшее в мире мороженое в СССР, и так далее, и так далее... это — от Фурье. А если вы помните, в Советском Союзе был культ рыбы, рыбные дни, что надо вот есть больше рыбы, и так далее, это тоже Фурье, Фурье говорил, что рыба — ее просто неправильно ловят, если правильно ловить, то можно в двадцать раз больше этой рыбы вылавливать, и в обществе будущего будет вот огромное количество блюд рыбных. Если внимательно почитать этот бред, то у вас волосы встанут дыбом. Он в ближайших подробностях описывает, при всем том, что весь его этот мир коммунистического рая — он не имеет ничего общего с адом Советского Союза — вот все вот эти точки — они в Советском Союзе были осуществлены. Он говорил о том, что надо прорыть каналы, каналы Панамский, канал Суэцкий, потом они были прорыты, и прорыты как раз французами, ну, с Панамским там немножко они споткнулись, но все равно — идея французская. И, как мы помним, Сен-Симон начал свою провокационную деятельность с того, что предложил прорыть Панамский канал. Это не случайно. Об этом я скажу в дальнейшем, когда остановлюсь на истории не самого Сен-Симона, а сен-симонистов, и не самого Фурье, а фурьеристов. Как вы понимаете, сам Фурье и сам Сен-Симон — они не были сен-симонистами и фурьеристами. Фурье говорил, что нужно построить Беломоро-Балтийский канал, и нужно построить канал между Волгой и Доном. И нужно построить Каракумский канал. Вот все это было скрупулезно более чем через сто лет осуществлено. Поэтому, вот эти фантазии Фурье — они очень важны, их нужно ввести в изучение реально в средних школах русских, и как раз в России должны очень хорошо знать Фурье, а его не знают практически совсем.

Пойдем дальше. Для Фурье был характерен прозелитизм, он всю жизнь пытался осуществить свои идеи на практике, вел агитацию, ну, так, как он считал возможным это делать, и, то есть, он печатал свои произведения, потом в Париже расклеивал афиши, где говорил, что каждый день с двенадцати часов до часа примерно его можно застать по такому-то адресу, и поэтому, если какой-нибудь меценат хочет ему выделить, там, десять миллионов долларов — на наши деньги — на осуществление идей, то он его ждет, и вот он в течение, по городской легенде, в течение десяти лет каждый день в одно и то же время ждал мецената, но так вот он его и не дождался. ну, скорее всего, такого не было уж, но, действительно, это характерно для Фурье, И вот такое упорство постоянное — оно, конечно, стало давать какие-то плоды. Вот в 1816 году у него появился первый ученик, некий Жюст Мейрон из родного Безансона, он стал восторженным почитателем, стал основывать кружок таких же почитателей вокруг себя, это был молодой человек, и что характерно, человек совершенно глухой. Поэтому, когда он встречался с Фурье — они переписывались, так сказать, там вот. В письменном виде общались так сказать, так, «по интернету».

Если вы слышали о Фурье, то вы, скорее всего, слышали несколько таких смешных вещей, связанных с его идеями, ну, он сказал, что в обществе будущего будут антикиты, антильвы, антильвы будут защищать путешественников, антикиты будут гужевым транспортом, они будут перемещать суда на большие расстояния... он сказал, что развитие вот его учения — оно вызовет само по себе изменение климата, да? То есть, ну вот, допустим, в Советском Союзе сделали систему колхозов, и климат сразу изменился, потеплел, потому что колхозы — они вот развивают интенсивное сельское хозяйство, занимаются озеленением, ну, он так, пропускал какие-то промежуточные ступени, отчего это произойдет, но говорил, что климат резко потеплеет, северное сияние станет постоянным, оно гигантским таким нимбом окружит всю планету, и даже за полярным кругом можно будет выращивать какие-то теплолюбивые культуры, а уж на юге будет совсем хорошо, причем вот на крайнем юге, где очень жарко — наоборот, климат станет попрохладней. В обществе будущего люди смогут жить в воде. Они смогут есть не только руками, но и ногами, потому что ноги у них разовьются, и это, конечно, будет удобно, ну, представьте себе — тридцать блюд там, только руками, а если есть ногами еще, загребать, то есть, — проблему можно легко решить.

Ну и очень известный такой эпизод, который часто тоже приводят в связи с Фурье — он сказал, что со временем, по мере развития коммунистического общества, общества гармонии, вода в океанах перестанет быть соленой, она станет сладкой, и ее можно будет пить, как лимонад. Ну — к теме лимонада мы еще вернемся, это, на самом деле, важная тема, которая, в общем-то, все и объясняет. Но это тема уже другой лекции.

В какой степени Фурье во все это верил? И вот здесь исследователи творчества Фурье — они совершают очень грубую ошибку, очень грубую. Они считают, что Фурье все это писал искренне. А он изначально знал, что все это ложь. У Фурье была идея-фикс, идея, свойственная маньякам, он и был маньяк. Это идея заключалась в создании фаланстера. Однажды он во время своих командировок попал в швейцарскую гостиницу, сделанную для богатых туристов, и его поразил сам тип жизни в этой гостинице, фактически в небольшом дворце, где прислуга, где все появляется само собой, где прекрасная природа, и человек вот, он предоставлен как бы сам себе, он живет фактически как король. И он решил, что так будут жить все. То есть, весь мир надо разделить на вот эти вот гостиницы, которые он назвал фаланстерами, а жителей этих гостиниц он назвал фалангой. Он точно высчитал, сколько в каждой фаланге будет разных типов жителей, вот вы можете посмотреть

состав типовой фаланги. Каждая фаланга разделяется на шестнадцать триб и тридцать два хора, все очень четко регламентировано по возрастам, они делятся на крылышки, крылья, центр, переходы, дополнения, ну вот, например, самые младшие — дети, они делятся на сосунков, возраст до одного года, на карапузов, до двух лет, и на шалунов, значит, это до трех лет. Потом это малыши и малышки, они уже входят, значит, в непосредственно вот трибы и хоры, это до четырех с половиной лет, потом херувимы и херувимки, потом серафимы и серафимки, лицеисты, гимназисты юнцы и юницы, юноши и девушки, дальше-дальше-дальше, потом богатыри и богатырки, мужественники и мужествененницы, так далее, благоразумнцы, почтенцы, досточтимцы, патриархи, и, в конце концов, больные, немощные, отсутствующие, вот они все разделены по группам, всего в фаланге должно быть тысяча шестьсот двадцать человек, не больше и не меньше. Он считал, какую площадь должна занимать фаланга, где должны быть расположены помещения, какое количество ступеней должно быть в помещениях, количество окон, какими видами сельского хозяйства заниматься, все это конкретно им регламентировалось и доставляло ему наслаждение, он видел вот эти вот фаланстеры, как они возникнут, они покроют весь земной шар, он говорил, что первую фалангу — ее построить трудно, нужно собрать деньги там, нужно там два миллиона франков на это, на первый фаланстер, но дело выгодное. Выгодное. И начнется необратимый процесс, поэтому через пять лет уже на земном шаре будет 2 985 984 фаланги. Работать в фаланстерах будут в охотку, два-три раза в неделю, по два-три часа, все фаланги будут расположены в тёплом средиземноморском климате, властей как таковых не будет, границ не будет, столицей мира будет Константинополь, фактически это будет монархия, и руководители вот этих объединений фаланстеров будут называться калифами и великими князьями, их будет два миллиона. А главой мира будет омниарх, ну, вы понимаете, кто. То есть, реально будет феодальная лестница, но она будет такая условная, символическая, как в масонстве, то есть, реально особой власти не будет в фаланстерах, потому что она будет не нужна, все будет само собой возникать. Возникнет новый язык мира, на основе криков животных. То есть, люди будут лаять, мяукать там, и таким образом общаться друг с другом, друг друга хорошо понимать. Работать будут сеансами, то есть там один день человек пашет, другой день пишет там...

Он много писал по поводу того, кто чего получит в фаланстерах, да. Ну что, например, в фаланстерах могут получить старики, которым уже особо ничего не надо? А они получат секс с несовершеннолетними, вот. Ну и так далее. Но, конечно, упор он делал на молодёжь. Молодёжь. И богатым людям, которые выделили средства на строительство фаланстеров, будут выданы купоны сообразно их взносам, и в том числе они будут гарантированы даже от стихийных бедствий, потому что само по себе создание фаланстера означает изменение климата, и не будет ни ураганов, ни наводнений, ни землетрясений, это очень выгодное вложение. Бедняки получат бесплатно в фаланстерах ватники, инструмент, будут харчеваться за казенный счет и посещать театры. Вот обратите внимание, это тоже чудовищная вещь, ведь в ГУЛАГах, в советских лагерях, в ГУЛАГе — там везде была художественная самодеятельность. И в Воркуте, в Магадане — везде были театры. Где, в том числе, выступали профессиональные актеры, которых арестовали. Причем, часто арестовывали уже по заказу, там из Магадана шел заказ, вот построили здание театра, а вот артистов нет, ну и художественная самодеятельность там, библиотечки и так далее. То есть — Фурье писал, что в обществе будущего будет тридцать семь миллионов оперных певцов, тридцать семь миллионов поэтов, и так далее, и так далее. В каждом фаланстере будет свой оперный театр, аналогичный главному оперному театру в Париже, и там будут петь замечательные артисты.

Так вот, вернемся к теме, в какой степени Фурье во все это верил. Для него идеей-фикс было создание фаланстера, то есть, получение денег от мецената, и на основании этих денег строительство самого фаланстера, то есть вечного двигателя, а дальше все пойдет само собой. И дальше, на самом деле, он не рассматривал общество. Он был шизофреником, который решил, что для осуществления строительства вечного двигателя надо работать с клиентурой, надо развить бешеную рекламу, чтобы получить деньги на строительство вечного двигателя, и поэтому всем классам населения нужно расписать, как хорошо будет жить после изобретения вечного двигателя. При этом — это не имеет никакого отношения к реальности, понимаете? То есть, там, где человек психически нормальный — он бы пытался ну хоть немножко как-то согласовать вот это новое общество, его описание, с реальностью — этот человек, он, поскольку он не понимал, что такое мера — он просто ляпал там вот, понимаете, «кладите больше заварки». Всем, как Жириновский в период первой своей этой пропагандистской кампании, когда он собрал, собственно, все голоса в Российской Федерации, и ему там отрезали, чтоб просто в государственную думу попали и другие люди. Потому что он говорил — а что надо? Вот, значит, каждому мужику — по бутылке водки. А каждой бабе — по мужику. Он говорил — ну как вот, смотрите — у нас женщины, очень много одиноких женщин, это проблема большая, вот. Я хочу сделать так, чтобы, когда я приду к власти, когда вы за меня проголосуете, чтобы не было у нас одиноких женщин, чтоб у всех были мужья, чтобы были дети там, и так далее. И, соответственно, мужчинам уже, он естественно, их не заманивал прелестями семейной жизни, а он говорил уже о другом. Он говорил, что нет дешевой водки, реально вот человеку невозможно, так сказать, выпить, это безобразие. Вот это вот сухой закон какой-то придумали дурацкий вот, до этого втридорога... каждый человек после работы, мужчина, должен прийти и купить спокойно бутылку водки и выпить ее, и так далее. Вот в какой степени это была действительно программа Жириновского? (Смеется). Абсолютного в никакой, да? Но Жириновский был и является человеком психически, в общем-то, нормальным, и это просто была лицемерная такая пропагандистская кампания, а вот у Фурье — у него никаких не было ограничений. И как он работал с этими потенциальными богатыми меценатами? Ну вот так, что вот — ну дай миллион, ну у тебя же много, ну дай мне миллион, миллион дай, ну дай мне миллион, пожалуйста, всего один миллион франков, не так много, ну дай, а там все будет очень хорошо, замечательно, мы тебе дадим купон, а по купонам то будешь получать... вы знаете, что... мы фаланстеры — они за один год решат вопрос с государственным долгом Англии только из-за яиц! У нас там настолько будет увеличение куриных яиц производства, что продавая эти яйца мы решим вопрос с государственным долгом Англии! Мы сделаем океаны, где будет лимонад! И вот он... ну, он конечно, он во все это не верил, для него это была форма работы с клиентами. Для него — для кого? Для шизофреника. Он считал, что вот это действует. Ну надо же какую-то делать рекламу, ну вот он рекламу и делает. Он умный! Он вот, значит, действует по, так сказать, рациональному плану! И действительно, он по плану действовал, и — поскольку он развивал колоссальную энергию, поскольку он каждому человеку в очень грубой, какой-то фантастической форме говорил о каких-то его сокровенных желаниях, ну действительно — он там говорит рабочему вот работать два часа в неделю там, петь в оперном театре там, понимаете — и по закону больших чисел а кто-то думает: ну а чо-то в этом как-то, наверное, и есть... черт его знает! И чего-нибудь как-то так еще много говорит, с цифрами какими-то. Но он, повторяю, ни во что это не верил, это видно, если прочитать, вдумчиво прочитать все, что он написал. Он, например, говорил, что люди по своей природе тщеславны. Поэтому нужно создать колоссальное количество наград. Там из дерева, из бумаги там, какие-то торжественные чтобы были какие-то эти титулы, флаги, барабаны, и все это вот людям, так сказать, давать, что это ничего не нужно, и так далее, но это обезьяны. Разумная обезьяна, она любит побрякушки, усыпьте ее этими побрякушками! И мы в советское время видели,

во что выродилась система наград, система орденов, да? Когда вот выходил Брежнев, там, значит, у него все это вот,

в северной Корее там, посмотрите, да — это вот все идеи Фурье. Фурье. И Фурье первый разработал законченную систему пионерских лагерей, и вот этих пионерских организаций, а до этого систему скаутов — это все Фурье. Он писал, что в фаланстерах все дети — они будут разбиты на отряды в зависимости от своих склонностей. Ну например, дети-грязнули. Вот, говорит, есть такие дети — они как свиньи, они копаются в этой грязи там, и так далее, что с ними делать, отмывать их? Не надо! Не надо их отмывать, из них нужно сделать специальный отряд говночистов!

(Смех за кадром. Лектор изумленно смотрит в ту сторону, откуда звучал смех). Я вынужден сделать замечание супруге Дмитрия Евгеньевича, потому что она… сложнейшую лекцию она, так сказать, своим хохотом превращает в фарс! (Сам тоже смеется).

Вот. Он назвал вот это объединение говночистов ордой, которая будет руководится ханами, ну — это реверанс в сторону России, то есть, фаланстеры покроют весь земной шар, но, с точки зрения француза, чем будут заниматься русские, да? Поскребите русского, увидите татарина значит вот, Чингиз-хана там, вот русские-грязнули — они будут... и детям будет очень нравиться, они будут чистить канализацию, выносить параши, и их нужно усыпать орденами за это, там, допустим — «мастер какашки первой степени»! «Великий говночист»! И выдавать им из жести или из бумаги специальные награды для этого. А с другой стороны, есть чистые дети, хорошие, ну, французские, например, да? Для них другие, они будут играть на арфах, например, там еще чем-то заниматься. Вот такая, так сказать, идея, то есть, но... при этом, вы понимаете, что, естественно, у самого Фурье никогда никаких детей не было, и детей он ненавидел. Вот. Ну, вот это отношение, и к взрослым тоже, как к детям — это основа пропаганды Фурье, то есть, он ни во что это не верил, ему нужно было как шизофренику утилизовать, так сказать, вот эти какие-то смутные желания, мечтания людей, и он их вот всем обещал в какой-то варварской форме, но делал это постоянно, как граммофон такой. И за счет этой массовости он остановился постепенно успешным. Потому что сначала у него появился один ученик, вот. Сначала глухонемой, ну да, а кто еще мог, кто еще мог там с ним? Не глухонемой, глухой. Он там уже взрослым человеком после болезни оглох, говорить он мог. Потом появился такой молодой человек Консидеран, который был ему предан, он видел в нем великого человека, это уже такой содержательный ученик, человек небесталанный, появились другие ученики, это стало уже развиваться в рамках уже не какой-то отдельной провинции, а Франции, постепенно ученики появились и за рубежом, и появились меценаты. То есть, в конце концов, ему... конечно вот интерес к Фурье — он стал возникать параллельно развитию деятельности Оуэна, потому что проанглийские пропагандисты во Франции — они видели в Фурье человека, который развивает идеи Оуэна, они стали делать ему какую-то рекламу, подбрасывать там небольшие какие-то деньги, печатать его произведения за границей, и в конце правления Бурбонов, старшей ветви Бурбонов, Карла Десятого, уже все было перенасыщено вот этими революционными идеями преобразования общества, которое вот должно начаться прямо вот со дня на день, надо только сбросить старый режим, а когда пришел к власти в 1830 году Луи-Филипп, то идеи Фурье стали достаточно уже модными, и на этом фоне появились реальные меценаты, один из меценатов пожертвовал ему большую территорию и дал какое-то количество денег, часть денег собрали по подписке. И Фурье решил построить действительно фаланстер во французской провинции, первый фаланстер. При этом Фурье никогда не был революционером, никогда. Он вообще не понимал даже, а что такое вот эта революция, революционеры, он постоянно работал с электоратом, вся его критика социальная — она была изначально абсурдная, ну, понимаете — он писал, что французские крестьяне пекут хлеб так редко, что вынуждены его потом разрубать топорами, и в течение суток вымачивать в воде. То есть, этот человек ни разу в жизни не видел вообще сухаря. Вот. И не понимал, что самый черствый хлеб — его не надо разрубать топором, его можно там, ну, в крайнем случае, молотком там разбить. А размочить в воде — это одна минута. Ну вот у него вот эта вот социальная демагогия — она вот на таком уровне. И — что он сделал? Он вот этому реакционному правительству, которое должны были свергнуть вот эти революционеры 1830 года — он послал очередной прожект относительно строительства фаланстера, и министр, которому он написал письмо, реакционный министр, вежливо написал, что — ну, идея хорошая, мы ее рассмотрим, но, к сожалению, только вот через неделю, потому что сейчас форс-мажор. И когда... ну, во-первых, сам этот ответ, естественно, в воспаленном мозгу Фурье был огромным успехом. А потом он узнал, что действительно у правительства огромные проблемы там, начались беспорядки и революция, и он этим был окрылен, но не потому, что началась революция, а потому, что он подумал, что это не отписка, а министр ему написал правду, и сейчас правительственные войска — они разберутся с этими смутьянами и государство выделит деньги на строительство фаланстера. А когда революция победила — он тут же стал писать новым этим министрам, премьер-министру, эти же письма, и как он их мотивировал? Он говорил, что надо построить фаланстер, потому что чернь — она сейчас вот разгулена, она занимается какой-то ерундой, а вот в фаланстере можно канализировать вот эти, так сказать, разрушительные тенденции и направить их на благо общества, чтоб больше никаких революций и беспорядков не было. Вот его взгляды. При этом он не был и реакционером, ему просто нужно было построить вечный двигатель. Вот. При этом он шел на какие-то компромиссы, ну, например, он говорил, что перед тем, как будут фаланстеры — надо просто сделать колхозы. И вот если у него гармонизм — высшая фаза коммунизма, гармонизм, то это вот социентизм, так называемый. Точнее, социантизм. Социантизм, то есть, слова «социализм» еще не было, оно возникло позже, ну, это вот, социантизм — первая фаза коммунизма, то есть, надо делать фаланстеры просто в реально существующих деревнях, обобществлять скот там, и так далее, вот. Что, соответственно, тоже было сделано. И когда появился меценат, он сказал что ну два миллиона франков как-то это... в несколько раз меньше. Он говорил — хорошо, мы сделаем фаланстер в половинном объеме там, демо-версию там, и так далее, но вы только деньги дайте, все будет сделано.. То есть, у него была такая практическая какая-то вот сметка, и ему дали эти деньги на фаланстер. Вот. При этом он сначала запросил пятнадцать миллионов франков, ну сошлись на 350 000, все равно это... для нищего Фурье это было много, это была запредельная какая-то сумма. И ему дали 500 гектаров земли в безвозмездное пользование, для его фаланстера. Ну он развил там бурную деятельность, у него уже была группа учеников, помощников. Ну — как вы понимаете, результаты этого были более чем плачевны. (Покуривает трубочку).

Первым делом в фаланстере построили огромный свинарник, который был сделан как такая крепость вообще, и даже гвардейские конюшни — они могли только мечтать о таком помещении, ну, в принципе вот — «манеж», знаете вот, у Красной Площади. А при этом жителям фаланстера — ну, временно, пока, — построили холодные, сырые какие-то халупы. Еще более интересно, что в свинарнике забыли сделать двери. Поэтому — два раза в день свиней на блоках поднимали через окна и опускали, чтобы они могли выходить из свинарника там, на природе чего-то жрать там, и потом, значит, обратно заходить в теплое помещение. Весь этот фарс продолжался там в общей сложности около года, Фурье, естественно, как тоже было положено, написал, что в колхозе вредители, они пробрались, это конкуренты, они специально занялись саботажем, вредительством, он четко расписал все их ошибки, что все эти ошибки сделаны не по его воле, а вот сделали другие люди, что тоже, как вы понимаете, было потом тиражировано в Советском Союзе. Кулаки, значит, пробрались в правление колхоза, задушили там значит это, свиней, подожгли коровник, организовали засуху там, и так далее, и так далее. Но, как это ни парадоксально, вот в той шумихе, которая была поднята вокруг фаланстеров — никто этого не заметил, заметили только факт того, что фаланстер строится, это вызвало большой энтузиазм. А то, что дело не выгорело и лопнуло — ну, так, вскользь чо-то сказали, какие-то трудности, это ни в коей степени не остановило процесс, и в дальнейшем такие фаланстеры строились в других регионах, других странах, в Америке было много экспериментов, в частности, колония «Реюнион», все они заканчивались, естественно, крахом, потому что там вообще никакой экономической модели не было, и, кстати, первая колония, действующая за пределами Франции, была сделана в Румынии, и ее сделали из цыган. Вот. Ну и она просуществовала, конечно, там где-то полгода. (Курит трубочку).

Что еще сказать по этому поводу. Поскольку у Фурье и его последователей появились деньги, — а деньги дали не непосредственно какие-то государственные власти или меценаты, а дали сен-симонисты — фурьеристы стали выпускать свой журнал. Постепенно развилась очень бурная деятельность такая рекламная, то есть, стали продавать бюсты Фурье, календарики с ним и прочие какие-то сувениры там, естественно, литературу, и все это, уже поставленное на промышленную основу, стало приносить даже доход, но это уже в основном было после смерти Фурье, который умер в 1837 году. Фурье привлекали к сотрудничеству в фурьеристской прессе, это было очень трудно сделать, он совершенно не понимал, что такое редактура, что такое интересно написанная короткая статья или заметка, он посылал в редакции какие-то фолианты, писал, что в редакции пробрались вредители, которые затыкают ему рот, то есть, с ним иметь каких-то конкретно непосредственных дел было невозможно, и он очень вовремя умер, потому что он фурьеристам сильно мешал. И после смерти Сен-Симона, это 1825 год, сен-симонисты — они в значительной степени стали использовать идеи Фурье, заимствовать что-то у него, и, ну, оказывать им финансовую помощь, а сами фурьеристы — они, соответственно, тоже смотрели в сторону учеников Сен-Симона, и после смерти Фурье фактически два этих течения объединились в нечто единое, то есть, сен-симонисты и фурьеристы — это там много было местных каких-то направлений, вот они слились в единое целое, и вот тогда и возник коммунизм именно как течение, потому что сам Фурье, повторяю, никаким коммунистом не был, тем более не был коммунистом Сен-Симон, который вообще был подставной фигурой. Фурье подставной фигурой не был, он писал сам свои произведения, но в читабельный вид произведения Фурье, как вы догадываетесь, приводили ученики, и, допустим, первое его вот такое более-менее связное произведение, которое было опубликовано накануне переворота тридцатого года «Новый промышленный и общественный мир» — оно было отредактировано и значительной степени написано молодым Пьером Прудоном, который потом отошел и от фурьеризма и от сен-симонизма. Он в дальнейшем писал по поводу Фурье:

«Это самая крупная мистификация нашего столетия. Невзирая на огромное количество работ, вышедших из-под пера этого сумасшедшего, я утверждаю, что нет ни теории, ни науки, ни системы Фурье. Я приглашаю Консидерана и всю его школу процитировать мне хоть три положения этой столь восхваляемой науки, которые находились бы в логической связи между собой».

Ну вот так оно все и было. И особенно важно, что это написал человек, который, собственно, и был одним из авторов более-менее связного фурьеристского текста.

Фурье незадолго до смерти написал книгу «Ложная индустрия», направленную против сен-симонистов, это вот та книга, о которой я говорил в начале лекции, где специально перепутаны страницы, переставлены абзацы, и так далее, это уже такой плод безумия... ну вот он там громил сен-симонистов как конкурентов, а еще раньше, в 1831 году, он написал книгу о шарлатанстве Оуэна и Сен-Симона. Сам он лично был вот недоговороспособен, и целиком зациклен вот на идее этого вечного двигателя.

Что можно сказать в конце?

Фурье — это подлинный основоположник коммунизма, и больше никаких коммунистов нет. Коммунисты — это Фурье, Фурье — это коммунисты. Причем, он основоположник не только коммунистической картинки, но и основных сюжетов реального социализма. Картинка, нарисованная им, слишком яркая и контрастная, потому что она написана шизофреником. Поэтому в марксизме она экранируется либо методом еврейского бутерброда, когда, знаете, огромный кусок хлеба черствого, а в конце маленький кружок колбаски, человек до колбаски идет-идет-идет, уже наелся, есть ему не хочется, колбаска — она остается дальше. заменяется позитив критикой капитализма, критикой там военной диктатуры, критикой еще, того-сего, пятого-десятого, а позитив — он как бы не виден. Либо эта картинка — она используется для «космооперы» в дальнейшем. То есть — как вот по комиксам потом снимается художественный фильм, то есть, это элемент некоторой молодежной культуры, о которой мы поговорим в следующий раз. И вот когда идеи Фурье стали элементом молодежной культуры — в этот момент появился социализм, как уже законченное социальное течение, появились уже и коммунисты. Вот кто такие коммунисты — мы поговорим с вами в следующий раз. Коммунистами стали фурьеристы и сен-симонисты, которые стали жить как коммунисты, а сам Фурье — он совершил такую же ошибку, как и его фактически одногодок Оуэн. Он получил деньги на строительство фаланстера, это отлично, но зачем он его стал строить? Ну, это безумие, он должен был потратить эти деньги на женщин, вино, пирожные, и так далее, в этом суть коммунистическое учения. Василий Розанов сказал, что главная задача социал-демократа — это угвоздиться кому-нибудь на содержание. Старой барыне, богатому промышленнику, еще кому-то. Это не зарабатывание денег, это проедание денег. А вот как коммунистические деньги появлялись у коммунистов, и как они проедались — мы с вами поговорим в следующий раз.

В заключение я еще раз остановлюсь на основном впечатлении от произведений Фурье. Кажется, что это написал инопланетянин, который высчитал, что есть земляне, они дышат кислородом, у них половое размножение, и вот он построил свою пропаганду, рассчитанную, как ему кажется, на землян. И в общем — все сделано правильно, но это сделано в виде такого грубого пропагандистского клише, что выглядит как какая-то фантастическая пародия, это такая пластинка на советско-германском фронте в 1942 году, где там говорят: «русский Ванька, у тебя будет водка и балалайка, убивай комиссара, переходи на нашу сторону», ну, в общем, все правильно, и как-то предложение, наверное, как-то оно для какой-то части обезумевших там от бомбежек, от артиллерийских обстрелов, несчастных там красноармейцев, находящихся в окружении, как-то все это в общем-то и приемлемо, но — сама эта форма не то чтобы настораживает, а превращает все в элемент как раз не пропаганды, а, скорее, издевательства. Вот, людей убивают, и над ними так вот издеваются. Причем, естественно, ни у немецких пропагандистов, которые это писали, которые совершенно не понимали психологию советского человека, они ориентировались на стереотипы тридцатилетней давности, и тем более у Фурье никакой идеи сознательного издевательства не было, но он создал «пластинку». Ему удалось создать пластинку, которая оторвана полностью от какого-то контекста, и которую можно использовать в любую эпоху, немножко переставив там слова в трёх предложениях из ста двадцати.

Хорошо.

Мы с вами, я считаю, очень сегодня продвинулись, осталась последняя лекция. Вот. Ну...(Съедает часть третьего банана). Конечно, многое осталось за кадром, и эта тема покрыта таким огромным количеством аберраций, что трудно через это прорваться, приходится очень многое упрощать, но — я длительное время занимался этой темой, то, что я сейчас говорю — плод моих очень многолетних размышлений на эту тему, поэтому в этом есть, на мой взгляд, рациональное зерно.

Большое спасибо за внимание, до новых встреч!

На экране текст:

Если Вам понравился этот ролик, Вы можете

принять участие в проекте, переведя любые

средства на следующие счета:

• Сбербанк: 4276 3801 3665 0335

• Paypal: https://www.paypal.me/galkovsky

• Яндекс.Деньги: 410017215606874

Вы можете также поддержать канал на патреоне:

https://www.patreon.com/galkovsky

Все средства, полученные таким образом,

расходуются на развитие нашего ютуб-канала.

Спасибо за внимание!