103. Что такое Интернационал - I. Лекция Клетчатого по современной истории (№8)

https://youtu.be/LaCILbMKK6c

Други мои! дорогие ютуболюбы и ютуболюбки!

Сегодня мы начинаем цикл лекции, посвященный истории «Интернационала», тайной международной террористической организации, о которой мало что известно. Хотя, вроде бы, на поверхности довольно много сведений, а в тоталитарных государствах, контролирующихся этой организацией, даже вроде бы слишком много информации, потому что день и ночь в течение десятилетий обывателям капали на мозги вот историей, псевдоисториией вот этого «Интернационала». Ну, давайте разберемся, что там к чему.

Нетрудно догадаться, что курс этих лекций примыкает к нашим лекциям, посвященным истории происхождения самого понятия «коммунизм» и ранним этапам формирования коммунистической идеологии в Европе. Ну и конечно своеобразным таким преддверием к нашему этому курсу являются несколько лекций, четыре лекции Дим Димыча, который выполнил за нас неблагодарную работу, расчистил авгиевы конюшни, и показал, что и Маркс и Энгельс были прежде всего людьми служивыми, и поэтому не следует рассматривать их биографию — личную, творческую — как результат вот такого спонтанного развития событий, то есть, люди служивые, чо им приказывали, то они и делали. Поэтому нужно в контексте эпохи рассматривать их и творчество литературное, и их общественную деятельность, и научную деятельность, а отчасти даже и личную жизнь. Ну вот, понятно, что если мы рассказываем про историю первого Интернационала, то самым непосредственным образом она связана с деятельностью Маркса и Энгельса, и поэтому неизбежно эта так же будет лекция продолжением лекции об этих людях. Ну, Дим Димыч достаточно красочно рассказывает об их нравственном облике, о внутреннем мире богатом, ну, немножко, так сказать, добавим, немножко кое-что прорисуем.

ГЛАВА 1. МАРКС И ПРУДОН

Прежде всего хочется обратить внимание, что и Маркс и Энгельс были хамами. В самом прямом и точном смысле этого слова. Они были представителями вот такого среднего слоя немецкой культуры, из середины 19 века, Германия тогда была в культурном отношении страной отсталой, хотя очень-очень быстро развивающейся, и им не хватало просто вот элементарной бытовой культуры, и в том числе культуры ведения полемики, культуры деятельности в общественных организациях, и так далее, даже на, собственно, фоне, достаточно низком, общественной жизни Германии того времени они выделялись. И поэтому, конечно, очень комическое впечатление производят попытки в СССР поставить вот этих людей в центр духовной жизни, и сделать каким-то нравственным образцом. Это представители андеграунда, они никогда не были в достаточной степени культурными, уважаемыми, достопочтенными людьми, уважаемыми. Ну, для начала я хочу вам привести пример характеристики Карла Маркса, которую дал его соотечественник, он во время революции 1848 года мог вблизи наблюдать его деятельность, в дальнейшем он эмигрировал в Соединенные Штаты, где стал конгрессменом и министром внутренних дел, это Карл Шурц.

Он описывает деятельность Маркса в следующих словах:

«...мне никогда не приходилось видеть человека, который вел бы себя столь провокационно и нетерпимо. Ни одного мнения, отличающегося от его собственного, он не удостаивал даже снисходительного внимания. Всякого, кто противоречил ему, он обливал уничиэающим презрением, на каждый аргумент, который приходился ему не по душе, он отвечал либо с язвительным пренебрежением к невиданному невежеству, которое его забавляло, либо с оскорбительными измышлениями по поводу мотивов, которыми руководствовался тот, кто его выдвигал. Я отчетливо вспоминаю, с каким демонстративным пренебрежением он произносил слово «буржуа», и словом «буржуа» - для него синонимом проявления глубочайшего умственного и морального уродства - он клеймил каждого, кто осмеливался оспаривать его мнение. Было очевидно, что он не только не завоюет на свою сторону приверженцев, но оттолкнет многих из тех, кто мог бы быть его последователем».

Ну вот такой человек. И в связи с этим очень интересно посмотреть на взаимоотношения между Карлом Марксом и Пьером Жозефом Прудоном.

Прудон был человеком старше на 9 лет, и в ранний период для Маркса он был человеком другого поколения, он был учителем. Прудон стал известен в 1840 году, когда написал работу «Собственность — это кража». На самом деле «собственность — это кража» — этот афоризм принадлежит Жану-пьеру Бриссо.

Который был английским шпионом и международным авантюристом, организатором «Общества друзей чернокожих», которое было направлено на организацию проанглийского восстания в Америке. Ну, во время Великой Французской революции он, как и прочие подобные деятели, в конце концов близко познакомился с доктором Гильотеном. Через несколько лет уже Маркс относится к Прудону неприязненно, и вот почему: он попытался его привлечь в свою организацию коммунистическую, написал ему письмо, где рассыпался в комплиментах, но потом добавил в конце следующую приписку:

«Я хочу вам открыть глаза на мистера Грюна из Парижа. Этот человек не более чем литературный мошенник, разновидность шарлатана, намеренного торговать современными идеями. Он пытается скрыть свою невежество за помпезными высокомерными фразами, но все что он делает лишь выставляет его на посмешище с его тарабарщиной. В своей книге «Французские социалисты» он имеет наглость выставлять себя наставником Прудона. Остерегайтесь этого паразита».

Но Прудом был в хороших, нормальных отношениях с этим человеком, и не видел ничего плохого в том, что он популяризирует его творчество, и он написал ответ Марксу, и сказал, что, ну, может быть, он занимается популяризаторством, может быть он не самостоятельный мыслитель какой-то, но... ну каждый зарабатывает хлеб как может, ну вот он только журналист зарабатывает хлеб таким образом, он не видит в этом ничего плохого. И дальше он приписал:

«Ради бога, после того, как мы отмели априори все догмы, давайте в свою очередь ни в коем случае не внедрять в народ догму другого рода. Я от всего сердца аплодирую вашей идее о том, чтобы открыто высказывать все мнения. Давайте вести порядочную и искреннюю полемику, давайте покажем миру пример просвещенной и дальновидной терпимости. И просто потому что мы во главе движения, давайте не делать из себя самих лидеров новой нетерпимости. Давайте никогда не считать никакой вопрос исчерпанным, и даже тогда, когда использовали своей последний аргумент, давайте начинать сначала, если необходимо, красноречием и иронией. На этих условиях я с радостью войду в вашу организацию, в противном случае — нет».

Ну вот, тут принципиальная разница между двумя деятелями социализма, двумя, в общем-то такими демагогами, работающими на публику, на толпу, но Прудон — человек культурный, это француз, а Карл Маркс — это немец. И он действует очень прямолинейно, грубо, жестоко, коварно, ему кажется, что если вот речь идет о какой-то демагогии — ну вот, туши свет и вороти чего хочешь, и в этом смысле они, конечно... и тот и другой в этот период — они были фурьеристами, но фурьеризм Карла Маркса заключался вот в чем: он говорил, что в ближайшем будущем Тихий океан превратится в океан лимонада, Атлантический океан станет океаном кока-колы, Индийский океан станет океаном пепси-колы, а вот Северный Ледовитый океан станет океаном Боржоми. Но как достичь вот этого состояния прекрасного, что нужно сделать? А нужно взять рюкзак, наполненный динамичными шашками, и в шесть часов вечера в час пик на метро подъехать к Белорусскому вокзалу. Вот это программа фурьериста, немецкого фурьериста Карла Маркса. А программа фурьериста Прудона — ну, там все то же самое про океаны, а потом говорится — что нужно сделать? Ну нужно построить себе маленький домик в горах, где нет бомбежек. Это тоже трудно, это какое-то самопожертвование, ну вот в этом весь Прудон, и весь прудонизм, это человек, который пытается навеять людям такой сон золотой, он прекрасно понимает, что никакого вот этого океана там кока-колы не будет, жизнь человека страшна, ужасна, но у человека, особенно у простых людей должна быть какая-то мечта, какая-то фантазия, какое-то утешение, а религиозное утешение — оно уже буксует, потому что в период стимпанка, конечно, церковь разрушается со страшной силой, и первые, кто отваливаются от церкви — это именно простые жители города. Высшие классы — они там из каких-то философских соображений часто еще могут оставаться религиозными, крестьяне остаются в силу привычки, а вот городской класса уже в церковь не ходит, ему нужно дать что-то иное. И он вот дает вот это, и в чем-то он искренне верит в свои эти прожекты создания каких-то вот сельских коммун для рабочих, и так далее, но главное — он понимает, что нельзя допустить какой-то резни. То есть, «собственность — это кража», это вызывает, конечно, энтузиазм народа, они говорят «прекрасно, хорошо, замечательно», а что дальше? Дальше вот в период Великой Французской революции французы увидели, что дальше идет смерть. Поэтому это нужно всячески избежать, и нужно перевести вот эту энергию, локализовать на что-то позитивное, или, по крайней мере, нейтральное, то есть, сначала добиться вот этой демагогией внимания общества, простого народа, чтобы народ слушал, чтобы добиться у него авторитета, а потом вот вывести на более-менее безопасный уровень, может быть даже и с баррикадами, может быть даже с забастовками, с какими-то волнениями, но в конечном счете без тотального террора. Вот для Карла Маркса никаких ограничений здесь не существовало, ни в личных отношениях, ни, тем более, в политической практике. Почему это происходило? Ну, в той или иной степени, конечно — я уже говорил — это влияние культуры, влияние личных темпераментов, в том числе индивидуальных, ну — разные люди, да? Один добрый, а второй злой. Но есть более важная причина. Дело в том, что любой демагог в период стимпанка — он неизбежно находился в тех или иных взаимоотношениях с местной полицией, тайной полицией, политической полицией. Так же, как уголовник, если это был не простой воришка, а человек, который занимался так называемой организованной преступностью — он, в той или иной степени был вынужден, и сейчас вынужден, каким-то образом контактировать с полицией, сотрудничать, и так далее, и так далее. Но Прудон контактировал со своей полицией, французской, он был французом и контролировался французской полицией, и нельзя сказать, что он был каким-то стукачом, и так далее. Это было действительно сотрудничество, полиция понимала, что такого рода люди нужны, и они должны в той или иной степени выходить за рамки такой вот обычной социальной этой жизни, а с другой стороны — сам Прудон понимал, что, нк, «если мы не будем кормить свою тайную полицию, будем кормить тайную полицию другого государства». И вот эти все революционные действия, преобразования — они ни в коей мере не должны использоваться иностранными государствами и вызывать общенациональные кризисы. А вот Карл Маркс — он работал на разведку… прежде всего на разведку другого государства, не Германии, а Великобритании. И ему было не жалко. Не жалко ни немецких рабочих, ни тем более французских там, и прочих. А до английских рабочих его просто не допускали, о чем бы скажем ниже.

И вот посмотрите на картину Густава Курбе, который изображает Прудона. Вот вы видите такого интеллигентного человека, доброго, мягкого, с бородой, и рядом с ним детишки его. Такой семейный человек. Это революционер, который сказал, что собственность — это кража, но одновременно это человек, который многое сделал для социального развития своей родины. И интересно, что вот этот образ такого патриархального отца семейства использовался, начал использоваться в СССР в 30-е годы и дальше, когда вот Ленина изображали там с кошечкой,

добрый, с детьми, «Ленин в сокольниках», и так далее.

Но по своей сути Ленин — во-первых, у него не было детей, и не могло быть детей,

а во-вторых — он был злой.

Жестокий человек. И вот максимально его личность, внутренний мир показывает вот эта вот фотография, где он идет краснорожий, пьяный, рядом с какими-то матросами, какими-то международными авантюристами в шляпах.

Вот это вот и есть Ленин, типичный марксист.

Прудон — сейчас, конечно, он забыт, его взгляды, его мысли — они устарели, но в свое время он сыграл очень большую роль, и роль позитивную, я приведу только один пример. Все вы знаете знаменитый роман Льва Николаевич Толстого «Война и мир». «Война и мир» — это название одного из произведений Прудона, которое он написал в начале 60-х годов, он встречался с Львом Толстым в Париже, они беседовали, он Толстому очень понравился, и он через несколько лет вот выпустил «Войну и мир», конечно, заимствовав название у Прудона. И во взглядах Толстого есть многое от Прудона, что он сам и признавал.

Ну вот, Карл Маркс — он был взбешен ответом Прудона, конечно, не о каком примирении не могло быть и речи, он понял, что Прудон — умный человек, и он считает его дураком и таким разводилой, кем он и являлся на самом деле, и после этого разоблачения он затаил к Прудону такую ненависть, и сразу же после выпуска его очень известной работы «Философия нищеты» выпустил книгу «Нищета философии», которая была направлена лично против Прудона, где он критиковал его экономические идеи с позиций Рикардо, может быть и справедливо, но там было много всякого рода таких подковырок, каких-то издевательств, и это было уже в предисловии, где он сказал, что вот Прудон в Германии считается знаменитым французским экономистом, а во Франции его считают знаменитым немецким философом, а я вот, поскольку я хорошо знаю французскую культуру и немецкую — хочу вывести его на чистую воду. Ни на какую воду он его, естественно, не вывел, поскольку книга «Философия нищеты» — она выдержала сразу несколько изданий, стала бестселлером и послужила одним из элементов вот разогрева общества перед Великой Европейской революцией 1848 года, который можно назвать вот Всемирной революцией. А книгу Карла Маркса, естественно, никто не заметил, хотя сам Прудон ее прочитал. И Маркс специально написал ее на французском языке, чтобы ее прочитал Прудон. Ну, Прудон ее прочитал, остался экземпляр этой книги с его пометками, там написано «чушь, галиматья, плагиат, грубо» там, «некультурно» там, и так далее, ну, много нелицеприятных каких-то заметок, но он ему публично не ответил, и правильно сделал, потому что это был такой типичный троллинг. И отвечать на такого рода литературу — ну, это себя не уважать. И естественно, эту книгу никто мне не читал, она не пользовалась никакой популярностью, и при жизни Маркса она больше не переиздавалась, как и подавляющее большинство его вот этих памфлетов, пасквилей, многие из которых он вообще ни разу не издавал, ну вот облегчил душу, написал, успокоился, потом думает — а, издавать не буду! То, что издавали — уже в советское время там, или в начале 20 века... в целом — это такой вот, знаете, инженер жежист, которые там пишет какую-то свою эту галиматью в блоге, пользуются может быть какой-то скандальной популярностью, но все это очень быстро забывается и смывается временем навсегда. В сущности, до своей книги «капитал» которую он написал в 1867 году, Маркс был мало кому известен. У него есть две работы, которые были популярны, которые несколько раз переиздавались, и которые произвели большое впечатление, первая - это «Манифест коммунистической партии», которая вышла вот буквально накануне вот этой Всемирной революции 1848 года, а вторая книга, брошюра — это «Гражданская война во Франции», она была выпущена в 1871 году после Парижской коммуны, о ней мы поговорим позже, но она ничего уже не добавила к славе Маркса на территории Германии, потому что на территории Германии он уже был автором «Капитала».

И, в этой связи, конечно, Маркс — он очень много комплексовал, и отсюда его такая глубокая неприязнь к Фердинанду Лассалю, хотя сам Лассаль всегда относился к Марксу с большой симпатией и уважением. Маркс в молодом возрасте защитил диссертацию, посвященную творчеству Эпикура. Ну, она мынаписана, свидетельствует о том, что, наверное, он занимался этим предметом, но там, собственно, ничего нету интересного и она была защищена в Венском университете, который славился тем, что за небольшую сумму денег там можно было очень быстро защититься, и он защитился. А вот Лассаль — он написал позднее — Лассаль был моложе Маркса — он написал большую книгу о философии Гераклита в двух томах, и она свидетельствовала о очень такой серьёзной проработке вопроса, ничего, конечно, такого особенно сверхоригинального там ни было, но она верифицировала вот Лассаля как такого серьезного интеллектуала того времени, и эту книгу оценили, она получила большую известность. То же самое касается социальной практики Лассаля, потому что Лассаль умел располагать к себе людей, мог создавать какие-т о социальные объединения, и, в конце концов, именно он стал главой, первым организатором массовой социал-демократической партии, социалистической партии в Германии. Особенно эта конкуренция была болезненна, потому что и Маркс и Лассаль были эмансипированными евреями, ну, Лассаль в большей степени, Маркс в меньшей, поскольку Маркс в меньшей, то он всячески дразнил Лассаля евреем, как Дим Димыч нам там рассказывал, вот. Но при этом он, конечно, сам понимал... постоянно себя с ним сравнивал, тем более, что женщиной Лассаля, фактически женой, с которой он не был расписан была графиня Гатсфельд, «красная графиня», которая, кроме всего прочего, была очень богатой, хотя и была старше его по возрасту. А вот Карл Маркс был супругом Женни фон Вестфален, которая тоже принадлежала к немецкому аристократическому роду, она была, в отличие от Гатсфельд, ненамного его старше, там на четыре года, по-моему, но она была бедная. То есть, они там получили какое-то небольшое приданое, сразу его проели, и все. А Лассаль получил очень большие средства. И вот эта Гатсфельд — она, конечно, вызывала очень большую ревность у Маркса, тем более, что жена Маркса — она в конце концов переболел оспой, и стала уродливой. То есть, нет ее фотографии после вот этой болезни. Ну, у нее все лицо — оно просто превратилась в какую-то такую изуродованную маску, оспа — она страшно уродует кожу. И поэтому лично перед Карлом Марксом вот где-то в конце 50-х годов встала… ему уже было 40 лет, и он должен был написать, как говорят немцы, «хауптверк», главное произведение, серьезное, которое составило бы ему имя, дало бы серьезный вес, и как ученому, и так далее. Ну, он попытался написать книгу, которая называется «Критика политической экономии», ее очень ждали его друзья, они все оказались потом очень разочарованы, потому что получилась небольшая — это был только первый выпуск — и очень скучная. При этом там не было фактов экономической жизни, не было экономической статистики, а умозаключения представляли собой бессмысленную тавтологию. Поэтому вот это был человек такой как бы полубанкрот, он был полубанкрот, и кроме того, после вот этой истории с коммунистическим заговором в Кельне в начале 50-х годов он порвал отношения с коммунистами, он не входил ни в какую из коммунистических организаций, был таким частным лицом, ну, писал какие-то статьи, памфлеты, вот именно в этот период он написал свой памфлет против Карла Фогта. И об этом тоже Дим Димыч довольно подробно рассказывал, но я хочу обратить внимание еще на один момент. Фогт, как правильно было сказано в лекциях Дим Димыча, был таким немецким ученым, гелертером, он анализировал ситуацию, и называл вещи своими именами. В своей книге, направленной против Карла Маркса, и которая защищала его от обвинения в шпионаже в пользу Франции, Фогт привел воспоминания своего товарища о взаимоотношениях с Марксом. Письмо. И в этом письме вот этот человек говорит, что он общался с Марксом накоротке, и они вместе пили, Маркс был подшофе, язык была развязан, хотя он не терял нити повествования, и конечно, ничего особенного не сказал, но стал достаточно ясен общий его вот взгляд на мир. Маркс очень плохо относился к коммунистам, последователям его каких-то мыслей, он очень презрительно о них отзывался, еще более презрительно он отзывался вообще о рабочем классе, о бюргерах, о буржуа, и никого не ставил ни в грош. Но при этом он с действительным уважением говорил только об одной группе людей — об английских аристократах-консерваторах. И действительно, эта точка зрения — она находит свое подтверждение в произведениях Маркса, если там посмотреть его высказывания об аристократах, и не только английских — там всегда очень аккуратно подбираются выражения. Хотя Маркс не стеснялся в выражениях. Вот вы посмотрите, например, его высказывания по поводу Фердинанда фон Вестфалена, родственника. Ну, вроде бы, он должен был от него откреститься, облить грязью... нет, он довольно сдержанно о нем говорит, хотя это реакционный вот министр внутренних дел Пруссии, полицейского государства. И вот этот собеседник Маркса и товарищ Фогта — он сделал вывод, что, вероятно, Карл Маркс хочет при помощи вот этой социальной демагогии захватить власть, и отстранить от управления вот эту аристократию, то есть, он хочет сам стать аристократом, таким вот диктатором властным, и вот руководить страной. То есть, у него сложилось впечатление, что Карл Маркс видит в них конкурентов, но конкурентов достойных, и этих конкурентов он хочет устранить с помощью распропагандированной черни. Но на мой взгляд здесь вот и товарищ Фогта и сам Фогт — они ошибаются, они слишком наивно подходят к ситуации, потому что, если это было бы так, по жить Марксу в Англии было бы... не то что тяжело, а просто его жизнь была бы очень короткой. А он жил там долго, и жил хорошо, оставил потомство... В этой связи можно процитировать письмо Лассаля Бисмарку. Лассаль тоже очень хорошо относился к аристократии.

«В июне 1863 года, после образования Всеобщего германского рабочего союза, Лассаль написал Бисмарку письмо, где сообщает, что обладает абсолютной властью над членами своей организации и говорит что «вам, видимо, придется мне позавидовать в этом». Но эта миниатюра совершенно вас убедит, насколько верно то, что рабочий класс инстинктивно привержен диктатуре, если его предварительно правильно убедить в том, что это делается в его интересах, и настолько, что он будет готов, как я уже говорил, несмотря на всю республиканскую риторику, а возможно именно на этом основании увидеть в короне естественного носителя общественной диктатуры в сравнении с эгоизмом буржуазного общества. Рабочие требуют не буржуазной монархии вроде монархии Луи-Филиппа во Франции, а монархии, которая по-прежнему состоит из первоначально замешанного теста, и держит руку на эфесе шпаги».

Вот эта мысль Лассаля — она глубоко верна. И таких же воззрений придерживались и западно-европейские аристократы в то время. Конечно, рабочие, уже в силу самого цикла промышленного производства — это прежде всего солдаты, управляемые своими офицерами, то есть мастерами. Они приучаются к жёсткой производственной дисциплине, и никакой конкуренции именно внутри фабрик не существует. Она существует между фабриками, между разными фирмами, а внутри там все напоминает казармы. И поэтому рабочие, уже в силу того, что они рабочие — они, конечно, склонны и диктатуре, и в дальнейшем эта диктатура пролетариата — она действительно оказалась очень жизнеспособной формой государственного устройства. Единственн о, что политические демагогии — они говорили, что диктатура пролетариата — это диктатура, где вот сам пролетариат осуществляет диктатуру, но это абсурд, потому что диктатуру кто осуществляет? Диктатор. А диктатора должны поддерживать широкие слои населения. Какие? Рабочие. И Лассаль говорил, что вот эта диктатура — это будет диктатура прусского государства, где диктатором будет король Пруссии. Поэтому король Пруссии должен поддерживать рабочее движение, Бисмарк был с ним согласен. Но при этом Бисмарк, будучи аристократом и представителем высшей немецкой аристократии, самого короля, а потом уже императора — он прекрасно понимал, что это опасные игры. И когда он уже был глубоким стариком, и его там в немецком Рейхстаге спрашивали о его контактах с Лассалем — он говорил что «Ну, знаете, я общался с этим молодым человеком, он был, конечно, очень умный, и мне было очень приятно с ним беседовать. Вот. Я до сих пор вспоминаю с большим интересом эти беседы, они были очень откровенные, длились помногу часов... ну мы с ним я уже не очень помню, о чем мы там говорили, помню, мы обсуждали будущее устройство единой Германии, и мы говорили о династии, которая будет управлять этим государством, и у меня сложилось такое впечатление, что вот этот молодой человек — он считал, что фамилия вот будущих правителей Германии, будущих монархов, будет «Лассаль».

И Лассаль — он получил деньги, создал рабочую партию, а потом он в возрасте 39 лет был застрелен на дуэли. О чем Дим Димыч, как вы помните, подробно рассказывает. И рассказывает о многих странностях этого происшествия. Вот Карл Маркс — он никогда таких ошибок не совершал. Он прекрасно понимал, что Великобританией должны управлять вовсе не Марксы. Вот. А Маркс, как бастард шотландских аристократов, должен знать свое место и верно служить своим хозяевам. Поэтому, относясь с огромным уважением к английской аристократии, он ни в коей мере не пытался там их разводить, потому что понимал, что это означает смерть.

Немножко мы много сказали, может быть, о всех этих вещах, о Прудоне, о Лассале, о Марксе, но этот момент, на самом деле, достаточно важный.

В какой степени Прудон верил в свои вот эти такие полуфурьеристские мечтания о рабочей кооперации, о жизни рабочих в деревне? Я думаю, в определенной степени он, конечно, верил, или хотя бы хотел верить в это, и частично даже ему что-то там удавалось, потому что социалочка — она конечно постепенно развивалась по мере развития капитализма, даже в эпоху стимпанка. А вот Маркс — он никогда ни во что это не верил. В ранней молодости его поразил фурьеризм как форма жизни молодой аристократии, мажоров, в том числе мажоров английских. И в этом смысле, конечно, он стал фурьеристом, но он прекрасно понимал, что это, ну, просто такая вот фишка этих людей, И если посмотреть упоминания о Фурье в его произведениях и произведениях Энгельса — это всегда в позитивном контексте, они даже в чем-то его оправдывают, например, Энгельс постоянно говорит: «Ну вот там, «лимонад», вы же понимаете, это просто вот мосье шутит», но никаких шуток, конечно, с лимонадом там не было. Но сами позитивные высказывания о коммунистическом обществе Маркса и Энгельса — они поразительно расплывчаты, кратки, и видно, что человек ни во что это не верит. Ну, в одном месте Маркс писал, что — ну как люди будут жить, как они будут работать при коммунизме? Утром они займутся рыбной ловлей, потом они будут пасти скот, а вечером вот, например, писать критические статьи, как я сейчас, и уже не будет таких профессий, ну, например, профессии художника, художников при коммунизме не будет, потому что каждый вот сможет там рисовать, и так далее. На что ему возразили, причем, возразили как раз в момент его посещения, после многих лет отсутствия, Германии, когда была амнистия, он приехал в Германию, и его спросили: «Ну, господин Маркс, вот вы говорите, что каждый будет заниматься чем хочет, ну вот заниматься чисткой обуви — а кто же будет этим заниматься добровольного при коммунизме»? А Маркс ответил: «А вот вы и будете». А когда ему сказали, что, «ну, вообще-то не хотелось бы жить в таком обществе», он сказал: «Да и мне бы не хотелось, но, знаете —это будет еще не скоро, так что на наш век-то вот хватит, а там — это»… (Машет рукой). То есть, это такие вот отговорки, и, не говоря уже о том, что в личных каких-то высказываниях из десяти упоминаний своих товарищей, коммунистов, девять — это какие-то ругательства, пренебрежительные какие-то высказывания, и так далее, и так далее. Этих людей не ставил ни в грош.

Ну, перейдем к следующей части.

ГЛАВА 2. КАПИТАЛ

Поговорим о главном произведении Карла Маркса, «Капитале». Я уже говорил, что в конце 50-х годов Карл Маркс пытался написать такую книгу, ничего у него не получилось, потом он много лет над этим работал, изменил концепцию, что-то у него в голове там щелкнуло, и наконец он в 1867 году написал вот первый том «Капитала». Существует несколько интерпретаций этого произведения, все они неверные. Как такое может быть? Получается, что вот сотни тысяч людей что-то про это писали-писали, и все вот они такие глупые и наивные, и тут появился гений величайший всех времен и народов, которого зовут Лаврентий Петрович Клетчатый, и он, значит, вот это... сейчас все тут разрулит. Разрулит. Конечно, так не бывает. Дело в том, что «Капитал» — это религиозное произведение, такое же религиозное, как, например, Библия. И мы видим очень много интерпретаций Библии, про это написаны сотни тысяч и десятки тысяч книг, не говоря уже там о статьях, и так далее, и так далее, но все они совершают некоторую фундаментальную ошибку, они забывают, что Библия — это (шепотом, по секрету) книга. Это книга. Хотя — очевидно., и даже само слово «Библия» означает «книга», да? И как и все книги, эта книга имеет... (оглядывается, шепотом, дврерительно:) автора. И кроме того, все книги имеют не только автора, они имеют еще (опять шепотом) историю издания. А нам говорится, что — ну очень значительная часть, больше 50 процентов — говорят, что эту книгу написал Бог. Либо непосредственно, либо вот это боговдохновенные такие тексты, он каким-то людям, значит вот, транслировал мысли, вот книгу писали, помогали писать, ангелы, волшебники, книга писалась на протяжении огромного промежутка времени, там чуть ли не тысяч лет, и если даже вот абстрагироваться, и сказать — ну ладно, какие-то конкретно авторы — они ж чо-то там писали, водили рукой, вот этих авторов там больше сотни вообще, несколько сотен человек. Ну и, соответственно, это лишает возможности анализировать это произведение, и, честно говоря, даже и не хочется связываться особенно. А подавляющее большинство… ну, возможны, конечно, исключения, может быть, Библия действительно писалась очень долго, ну, может быть, может быть, там было много авторов, ну много мы знаем книг, которые так написаны? Нет. Все книги пишутся достаточно быстро, ну, полгода — это вот оптимальный срок, и их пишет один человек. И если посмотреть на Библию, чо там, вот этот текст? Ну, один человек за полгода все напишет, максимум. Быстрее даже напишет. Потому что никаких ни художественных красот, ни каких-то там особых изысков нету, очень много повторов, и так далее. Но вот эта мысль — она кажется фантастической такой, странной, потому что это сакральный текст, это писание. То же самое касается и «Капитала». Эта книга — это книга церковная, религиозная, она написана священником, и имеет сакральный смысл. Хотя эта религия — она, в отличие от большинства других религий, формально, внешне, для профанов отрицает, что она религия, хотя там очень много ритуалов, и в смысле ритуальной части, я думаю, это самая мощная такая церковная организации, их там тысячи. Ну вот, самые такие ортодоксальные догматики считают, что «Капитал» Маркса — это откровение, гениальный труд гениального гения, который раз и навсегда открыл какие-то фундаментальные законы развития общества, истории, экономики, и вот закрыл тему, и дальше можно, значит, уже успокоиться. Навеки. Выучивать только оттуда фрагменты какие-то, части, цитировать, и так далее. Ну, эта точка зрения — она, конечно, уже в значительной степени устарела, хотя до сих пор ее придерживаются очень многие люди, и какая-то инерция вот этого отношения — она присутствует практически у всех, если вы возьмете кафедры политэкономии самых ведущих университетов всего мара — там традиционно люди достаточно уважительно отзываются о Марксе, и при этом игнорируются явные недостатки этого произведения, которые, в общем-то, бросаются в глаза. Вот за этим есть... за вот этой такой трогательной картины светящийся в темноте книги есть довольно большая лестница таких стадий «Маркс ошибался». Вот ошибался в одном, ошибался в другом, вот здесь он чо-то правильно сказал, а здесь вот неверно, здесь совсем неверно, и в конце концов это доходит до того, что эта книга — вообще она вот вся неверная, потому что это книга, которую нельзя опровергнуть. И нельзя доказать ни ее неправильность, ни ее правильность, ее нельзя верифицировать, вот до этой мысли дошел такой вот человек, которого зовут Карл Поппер, который, вроде бы, является таким вот фундаментальным каким-то выдающимся философом. Но почему-то по своей биографии это сначала недоучившийся музыкант, потом краснодеревщик, потом младший медицинский работник психоаналитической клиники, потом вот работавший учителем физике в школе, купивший себе диссертацию по философии, и вот внезапно так вот, внезапно уехавший из Вены, еще задолго до каких-то там гонений на евреев, уехавший в Новою Зеландию. В Новую Зеландию. И вот этому человеку вот было такое откровение во сне, что вот оказывается «Капитал» Карла Маркса — это вот книга ненаучная. Ненаучная. Что соответствует действительности, но очень странно, почему к этому вот пришел вот какой-то только один человек со странной биографией, и через много-много лет после написания этой книги. На самом деле Карл Маркс не ошибался, и он написал то, что хотел написать, и то, что хотели от него его кураторы. К шестидесятым годам 19 века Фурьеризм в условиях вот развивающегося стимпанка, позднего стимпанка — прокис. Маркс и Энгельс — они сами были фурьеристами вот, но это люди старой закалки. Старой закалки. А студенты 60 годов 19 века над Фурье уже смеялись. Потому что общество из стимпанковского, то есть, общества в значительной степени феодального, еще только использующего достижения науки в конкретной своей социальной экономической деятельности — оно превращалось в общество сциентистское, основанное на науке, где людей, получивших высшее образование уже был целый слой, и среднее образование быстро развивалось, росли города, постепенно возникали общества всеобщего сначала начального образования, а потом уже более квалифицированного образования, и так далее, и так далее. И все эти «океаны лимонада», и так далее — они уже сами по себе были красивы и интересны, но люди хотели услышать не про вечный двигатель вот этих фаланстеров, а как этого можно достичь при помощи каких-то научных технологий. Поэтому марксизм — это наукообразный фурьеризм, то есть, это учение которое придало Фурье внешнюю такую правдоподобность для не совсем подготовленных людей, которые, в принципе, были готовы поверить в это, но чтобы в это верить им нужна была какая-то более-менее приемлемая оболочка, ну вот, совершенно точная аналогия этого — это фэнтези и научная фантастика. Фэнтези — замечательно, но когда ребенок вырастает, он понимает, что это сказка, не имеет никакого отношения к действительности, и он начинает относиться ко всему этому все более и более скептически. А вот научная фантастика — она переносит вот это все действие в далекое будущее, и человек воспринимает, начинает воспринимать это как реалистическое произведение, которое является фантастическим только с нашей точки зрения. А поскольку ее в основном читает молодежь, то она считает, что научная фантастика описывает, реалистически описывает будущий мир, в который попадут со временем сами читатели. Это, естественно, вызывает очень большой прилив энтузиазма и интереса. Поэтому Маркс и Энгельс — они не добавили к фурьеризму ничего нового, в смысле, содержательного, это позднее было расписано уже писателями-фантастами социалистического толка и коммунистического, но они добавили к этому «Капитал». То есть, вот эти истории про лимонад, антильвов и 40 блюд у бедняков — они были снабжены ссылкой: читай «Капитал», там сказано, почему и как это все будет.

Ну а теперь поговорим конкретно о «Капитале» что это за книга. Ну, во-первых, шарлатанство — это имманентное свойство любой политэкономии, потому что это разговор о деньгах, никто всерьез о деньгах говорить не будет. Я об этом говорил в лекции, посвященной политэкономии. Экономика это... во-первых — это тайная информация, которая очень важна, критически важна, никто ей делиться не будет, он ее оставит при себе. А во-вторых — политэкономия изучает не природу, она изучает экономическую игру, где действуют субъекты на свой страх и риск, и игру нельзя сводить к каким-то постулатам и каким-то формулам. Там есть правила, то есть, эти правила — они могут меняться, и так далее, правила нужно знать, изучать, но бесполезно анализировать эти правила, как элемент природы. Здесь методы точных наук беспомощны. Понятию труда, стоимости товара или эксплуатации нельзя дать точной дефиниции. Поэтому все споры, например, английских экономистов эпохи Мальтуса, очень ожесточенные споры, где умные люди писали там десятки книг, и были диспуты — они короче сейчас рассматриваются историками экономической мысли как споры ни о чем, схоластические споры, потому что у каждого из участников было свое представление об основных базисных понятиях. Которое не разделялось другими участниками, и это превращало все вот в разновидность схоластики. Что такое труд — интуитивно понятно. Так же, как, например, понятно интуитивно, что такое любовь. Но точно так же, как нельзя вывести формулу любви, нельзя вывести всерьез и формулу труда. Что такое труд? Вот, например, эта лекция — это результат труда, или нет? С одной стороны здесь потрачены очень большие усилия, и Дмитрий Евгеньевич, и я — идем на какие-то жертвы и издержки. Мы в чем-то себе отказываем, мы долго готовимся к этой лекции, мы делать дубли там, монтаж, и так далее, и так далее, но для меня, например, эта лекция — это прежде всего удовольствие. И я не считаю это трудом, не считаю это работой. Хотя, в принципе, даже получаю за это деньги.

Можно сказать, что труд — это монотонная физическая работа, вроде перетаскивания тяжестей, и можно попытаться все виды труда свести вот к этому, и измерять, там, в калориях. Но — опять здесь возникают непреодолимые трудности, вот например альпинист, который тащит огромный рюкзак в гору, высоко там в горах, это вот он считает, что он трудиться, или нет? Я думаю, он не считает это трудом. Можно сказать, что трудятся здесь шерп, это вот проводник где-нибудь в Непале, которые на высокогорье помогает альпинисту. За деньги. Может быть. Но шерп довольно легко выполняет эту работу, хотя сами шерпы — люди достаточно тщедушные, слабосильные, а вот какой-нибудь амбал-грузчик — он на высоте пяти километров просто скорее всего мгновенно умрет от кислородного голодания. Значит, получается, надо учитывать географический фактор, надо учитывать то, надо се… а вот есть люди темпераментные, которые не могут сидеть на одном месте, а есть вот люди очень усидчивые, да? Есть люди тупые, для которых переноска тяжестей — это что-то такое, ну, адекватное, а есть люди вот более развитые, для них это какое-то мучение, они не хотят этим заниматься, и в результате оказывается, что даже вот такое простое явление — его нельзя оценивать в терминах математики физике, и так далее, и так далее. Все это очень индивидуально, и годится в очень-очень узких каких-то прикладных областях, ну, например, можно таким образом высчитать нормы выработки кочегаров на броненосце. Там учитывается температура, сортность угля, давление, которое нужно достичь в котлах паровых, вес человека, рост, размер грудной клетки. И в соответствии с этим там есть какие-то свои нормы выработки, компенсируется, и в целом вот все работают одинаково. Может быть, да. Но с такими критериями подходить к расчету трудовой стоимости, стратегическому планированию, и так далее, можно только в виде такой стилизации, как это делал Спиноза, который этические понятия пытался выражать в терминах математики, это философия, литература и публицистика, но не наука. Научными могут быть статистические исследования в этой области, может быть экономическая история, история политэкономии, или частные математические задачи для расчета производственных циклов, например. Вот. Поэтому — уже по самому предмету научный характер «Капитала» весьма спорен. Кроме того, Маркс исследует вот эти огрубленные, почти ничего не означающее понятия очень фрагментарно, относя их дальнейшее исследование на будущее, к следующим томам гигантского произведения. Он там планировал написать шесть томов, или даже больше. На самом деле за всю свою жизнь Маркс опубликовал только первый том, второй том опубликовал после его смерти Энгельс по каким-то рукописям, которые он переработал, потом он же сделал третий том, и подготавливал четвертый, но не успел, и вот Карл Каутский опубликовал в начале 20 века вот этот четвертый том «Теории прибавочной стоимости». которая на самом деле была фундаментальным понятием для Маркса, и с этого, собственно, «Капитал» и должен был начинаться. И при этом, даже при этих четырех томах очень многие вопросы, связанные с «Капиталом» — они были оставлены за рамками исследований, ну, например, все вопросы, связанные с кредитом, а они очень важны. И каждый следующий том вызывал все большее разочарование, потому что люди чего-то ожидали, ничего этого не было, второй том хуже первого, третий хуже второго, четвертый хуже третьего. Несмотря на то, что туда, конечно, добавляли свое Энгельс и Каутский, они пытались идти в ногу со временем и что-то там исправлять, добавлять.

Само слово «Капитал» — хорошее для главного произведения жизни, «Капитал» — это нечто капитальное, важное... но «Капитал» как экономическое понятие — это тоже очень размытая категория, ну, например, что такое интеллектуальный капитал, например, да? И вот дети, например, это капитал или нет? Собственно, откуда возникло понятие пролетариата? Пролетариат — это термин античной истории, в древнем Риме пролетариями называли низшую часть свободных граждан, у которых ничего не было, кроме своих детей. И когда они писали в графе «имущество», заполняли, какое имущество вот у этих людей? Дети. Дети вот, ну, это там такое сложное было понятие, «prolus» — оно означало «дети», «потомство», оно означало «яйца мужские», ну и так далее. Вот. Поэтому пролетариат — это люди, у которых нет ничего, кроме яиц, или нет ничего, кроме вот своих детей. А потом уже вот в Новом Времени там, в 19 веке, это слово возродилось, стало обозначать наемных рабочих, у которых вроде бы тоже ничего не было, что не соответствовало действительности. На самом деле пролетариат — это была только небольшая часть рабочего класса. У рабочих было какое-то имущество кроме детей, было жилье, и с каждым годом этого становилось все больше и больше.

В капитале существует огромное количество статистических выкладок, и создается впечатление, что это плод умственной деятельности автора, который вот их там собирал на протяжении очень долгого времени, ходил по заводам там, занимался статистическими исследованиями... все это ерунда. Потому что все было взято из открытых английских источников, ежегодников статистических, при этом было взято без достаточного количества отсылок, и эти статистические сведения очень часто бывали излишними, они не нужны для этой книги, они ее раздувают, увеличивают в объеме, и кроме того — они никак не обработаны. То есть, говорится, что такая-то фабрика, такая-то местность в Англии, там 30828 веретен на текстильной фабрике, да? Все это не округляется, и кажется, что человек прямо вот по каждому веретену все это подсчитывает, и так далее, а это, ну, государственная статистика, там чо им дают, то они и печатают, не обрабатывая, но для автора, конечно, надо все это привести в удобочитаемый вид, вот Маркс этого специально намеренно не делает. И там же большое количество вырезок, вырезок в значительной степени тоже из каких-то официальных отчетов, отчасти из газет, и они призваны доказать какие-то очень несложные мысли, ну вот типа вот «рабочих эксплуатируют», «им там плохо». Ну, это все равно что вот человек писал бы, сделал подборку несчастных случаев в метро, и вот написал: «А когда же это метро закроют, вот каждый год умирает по несколько человек в метро, там попадают под колеса, безобразие», там, и так далее. То есть, такое примитивное достаточно морализирование, иногда раскрашенное очень такими яркими провинциальными красками, что вот у рабочих пьют кровь вампиры там, и так далее, и так далее.

В этой книге нет какого-то диалога с экономистами. Похоже, что Маркс довольно хорошо знает экономистов Англии, но очень плохо представляет себе экономистов Франции, и совершенно игнорирует экономистов Германии, которых он просто не читал, а там уже были достаточно серьезные экономические исследования в это время. И вообще, он себя выводит за рамки академической науки, и говорит, что пишет эту книгу не для профессоров, а для рабочих. Что очень странно, потому что это огромный томище, наполненный вот этими какими-то формулами, наполненный таблицами, и массой цитат, которые приведены в первых изданиях без перевода, в том числе там, скажем, на древнегреческом языке. И вот здесь мы подходим к главному. И на этом мы, наверное, сегодня завершаем нашу лекцию, которая, может быть, покажется некоторым излишне нудноватой, но она очень важная, и она ложиться в весь этот цикл, никак ее не обойти.

Дело в том, что «Капитал» Карла Маркса — это не просто объективно шарлатанская книга ни о чем, она сознательно шарлатанская книга, и в этом ее успех. Потому что свою первую книгу в конце 50-х годов Маркс пытался писать всерьез, но она оказалась ему не по зубам, потому что он никакой не экономист, он слабо разбирался во всех этих вопросах, у него не было какого-то практического опыта экономического, который был, например, у Энгельса, и к которому он постоянно обращался за разъяснениями каких-то вещей, связанных с бухгалтерским учетом фабрик, и с вопросами, связанными со статистикой, и так далее, и так далее. Он там просто запутался, занялся какой-то схоластикой, ну и ничего не получилось. А здесь он понял, что тема для него terra incognita, и ничего-то особенно стесняться, надо вот лепить, как говорится, от фонаря. И поэтому, если мы посмотрим какие-то рассуждения на экономические темы Маркса, то там есть какие-то трюизмы элементарные, которые понятны, и для этого не нужно каких-то книг писать, либо там идет какая-то вот эквилибристика, я вам прочту один фрагмент, и вы поймёте, о чём я говорил.

Вот Маркс пишет на экономические темы. Приводит какой-то пример, который должен пояснить его мысль экономическую, я вам его прочту, вот послушайте.

Несмотря на то, что сюртук выступает застегнутым на все пуговицы, холст узнает в нем родственную себе прекрасную душу стоимости. Но сюртук не может представлять стоимости в глазах холста без того, чтобы для последнего стоимость не приняла формы сюртука. Так индивидуум «а» не может относиться к индивидууму «б» как к Его Величеству без того, чтобы для «а» величество как таковое не приняло телесного вида «б», потому что присущие Величеству черты лица, волос, и многое другое меняются с каждой сменой властителя страны. Как потребительная стоимость холст есть вещь чувственно отличная от сюртука, как стоимость он сюртукоподобен, выглядит совершенно так же, как сюртук. Таким образом, холст получает форму стоимости, отличной от ее натуральной формы. Его стоимость-бытие проявляется в его подобии сюртуку, как овечья натура христианина в уподоблении себя агнцу божию.

Ну, это безумие. Чо здесь сказа человек, вы поняли? И такой тарабарщины там десятки страниц, это реально тарабарщина, этот троллинг! Причем троллинг, о котором он предупреждает в предисловии, правда, не к первому, а ко второму изданию своего произведения.

«Когда я работал над первым томом «Капитала» безнравственные самонадеянные заурядные эпигоны, которые теперь хвастаются в образованных немецких кругах, стали получать удовольствие в том, чтобы обращаться с Гегелем как с мертвой собакой. Поэтому я открыто назвал себя учеником этого великого мыслителя, даже кое-где в главе по теорию стоимости кокетничал с присущими ему выражениями».

То есть, Гегель любил заниматься такой вот интеллектуальной эквилибристикой. И сначала это производило очень большое впечатление, потом возникли неогегельянцы, которые поняли, что всю эту эквилибристику можно перевернуть с ног на голову, ну, там... «философии нищеты, нищета философии», (болтает языком), и в принципе разговор ни о чем. Где субъект, где предикат? Предикат — это субъект, субъект — это предикат, и вот это можно разглагольствовать до бесконечности, чем, собственно, Гегель и занимался, хотя конечно, трудно сказать, в какой степени с его точки зрения это было сознательное шарлатанство, в какой-то степени несомненно, а в какой-то степени он действительно думал так, потому что у него были такие явные признаки интеллектуальной интоксикации, свойственные шизофрении, и у него в роду было много людей с проблемами. Но потом это все раскусили, поняли, и отринули, и перешли, так сказать, к чему-то новому, хотя, в той или иной степени, это использовалось официальной государственной пропагандой Германии, и до сих пор используются немецкоязычным масонством в качестве, ну, таких религиозных штудий, которые позволяют легко абсорбировать людей по признаку там «свой-чужой». Там, то есть, «знаешь писание — не знаешь писание». И с точки зрения Карла Маркса — вот он, во-первых сказал, что это шутка, а во-вторых, эта шутка — она прикрывала его беспомощность. Создавала впечатление какой-то заумной наукообразности, и очень сложной головоломности вот этого самого «Капитала», содержание которого, на самом деле, тривиально. Надо сказать, что это шарлатанство — оно стало проявляться уже в явном совершенно таком виде в истории публикации «Капитала», потому что Карл Маркс и Энгельс — они написали большое количество рецензии, в основном для германской прессы, от разных лиц выдуманных, в том числе там были негативные рецензии. а еще больше было рецензий патриотических, они выглядели все примерно так: «Ну вот мы, немцы, мы вот такой глупый народ, у нас история экономики и история экономической мысли — она вот находится в зачаточном состоянии, но вот Германия развивается, встает с колен, и вот появляется замечательная работа философа и экономиста Карла Маркса, мы с не совершенно несогласны, но если взять ее уровень, то очень высок там», и так далее. И, естественно, эти публикации, их было очень много — они шли в большинстве случаев за деньги. И, как мы скажем ниже, это деньги, конечно, не Энгельса, а это деньги, которые были даны Энгельсу, но, в значительной степени, вместо того, чтоб просто заказывать каких-то негров, он написал это сам, а деньги, соответственно, присваивал, в части гонораров он присваивал их себе. Но главное — это не шарлатанство само по себе «Капитала», а то, что фурьеризм после этой книги приобрел новые качества. Кока-кола стала ядовитой. И вот об этом мы поговорим в следующей лекции.

А пока — давайте закруглимся. (Достает фляжечку, отвинчивает крышечку). Позволим себе немножко в конце расслабиться, выпить... за что? Наверное, за прибавочную стоимость. Как пел Александр Галич «нет на свете печальнее повести, чем закон о прибавочной стоимости». Что, в свою очередь, было парафразом не совсем приличного уже выражения в народе «нет повести печальнее на свете, чем повесть...» ну, наверное, люди старшего поколения знают, это, скорее, по епархии Дим Димыча. Чо-то я загнул.

Нет, давайте за что нибудь другое. Выпьем, как-то чо-то противно, неприлично. Давайте выпьем за то, чтобы все тайное стало явным. (Пьет из фляжки).

Ну вот. Подписывайтесь на наш канал! У нас тут сегодня привезли очередную партию, нового издания Дмитрия Евгеньевича, «Бесконечного тупика». Ну вот, все раскупили, но вот теперь мы опять во всеоружии, так что можете присылать заказы, и в ближайшее время мы, соответственно, постараемся вам выслать. Ну и заказывайте другие наши книги, у нас еще достаточно много осталось книги вот «Необходимо и достаточно», вот она, и сборник «Лепорелло», Лепорелло. Лучше — если они вам нужны — лучше заказывать их вместе, потому что доставка — она существенно дешевле, если заказывается несколько книг, имейте это ввиду. Вот. Так что, все эти книги есть в наличии, и мы готовы их вам послать. Подписывайтесь на наш канал, подписывайтесь на патреон, в ближайшее время будет лекция Дим Димыча посвящена — я об этом скажу в следующей лекции — истории Интернационала в Америке, это не для людей слабых духом, там все очень так... настолько красочно, что мы, к сожалению, не можем эту лекцию поместить в открытый доступ. Ну вот, Дим Димыч там все нам расскажет.

Что еще сказать? Оставайтесь с нами!

На экране текст:

Если Вам понравился этот ролик, Вы можете

принять участие в проекте, переведя любые

средства на следующие счета:

• Сбербанк: 4276 3801 3665 0335

• Paypal: https://www.paypal.me/galkovsky

• Яндекс.Деньги: 410017215606874

Вы можете также поддержать канал на патреоне:

https://www.patreon.com/galkovsky

Все средства, полученные таким образом,

расходуются на развитие нашего ютуб-канала.

Спасибо за внимание!