107. Что такое Интернационал - V. Лекция Клетчатого по современной истории (№12)

https://www.youtube.com/watch?v=YZRR6kBo_HQ

Други мои! Дорогие ютубопары и ютубопарки!

Мы продолжаем цикл лекций о истории Интернационала. В прошлый раз мы остановились на положении в Германии в 60-е годы 19 века, перед франко-прусской войной. Ну, логично сейчас поговорить о ситуации в это же время во Франции, но немножко докончим затянувшуюся часть, связанную с историей германской социал-демократии.

В начале 20 века в эмиграции сторонники Ленина однажды нарисовали несколько комиксов, в том числе комикс, где Ленин в виде такого кота-мурлыки, которого собрались хоронить мыши, оживает, и всем дает жару. Ну вот, это очень понравилось Ленину, он там смеялся до слез, был человеком вообще смешливым, мыши были похожи конкретно на тех или иных коллег, соратников, но одна мышь, похожая на Павла Борисовича Аксельрода, меньшевика, после того как кот-мурлыка проснулся, упала в обморок, а потом вот очнулась и сказала: «Испить бы мне кефирцу». И вот эта фраза привела Ленина в бешенство. Дело в том, что Аксельрод жил в Швейцарии, тогда и у него была там своя фирма, которая занималась выпуском кефира.

Ну, фирма процветала, он получал довольно много денег, и из этих денег помогал товарищам по партии. И несмотря на то, что Ленин в полемике переходил все границы — вот в этом случае он очень озлился, и сказал, что это надо убрать, это сразу заменили. Вот он сказал, что, ну, «дас ист приватзахе», то есть, это частное дело, и ничего в частное дело соваться. А поскольку мы примерно уже с вами понимаем, что такое социал-демократия, понятно, что там происходило на самом деле. Это была форма дотации социал-демократической эмиграции, эту фирму вскоре у Аксельрода выкупили, но с условием, что отчисления продолжатся, якобы вот от нового хозяина фирмы. Я это говорю к тому, что это, в общем, достаточно типичная такая история, и вот если вы смотрите историю социал-демократии — везде ищите там вот такой «приватзахе», то есть, сидит человек богато одетый, в роскошном ресторане, есть фуа-гра, пьет шампанское, а в окно смотрит рабочий и вдруг узнает одного из лидеров социал-демократии и чо-то он пытается сказать, а швейцар ему на это говорит, что вот «дас ист приватзахе», и нечего соваться в чужой вопрос своим носом. Август Бебель был хозяином столярной мастерской, которая потом занималась по мере своего развития еще выпуском фурнитуры. Это было, ну, такое процветающее предприятие, там работали наемные рабочие, и Бебель, несмотря на то, что у него много сил уходило, конечно, на партийные дела, на работу в парламенте, довольно хорошо руководил этим предприятием, и ему все время какая-то вот «невидимая рука рынка» помогала, например, когда был кризис вот внезапно у него какой-то умер дальний родственник, оставил ему наследство, он вложил наследство в умирающий свой бизнес, и все вот ожило, заработало, завертелось. Ну, если бы здесь был Дим Димыч он, наверное, рассказал бы еще проще, сказал бы, что вот вообще Бебель молодец, получал деньги из тайной полиции за то, что он стучал на своих товарищей, а эти деньги вкладывал в развитие вот производства. То есть, такой вот социал-демократический бизнес. Ну, конечно, это некоторое такое утрирование, но суть именно такая. Кстати, Август Бебель, как мы помним, католический сапожник-подмастерье протестантского происхождения выглядел вот так.

Сейчас на западе принято специально занижать образы социал-демократического пантеона, и вот это хорошо видно на следующей мемориальной доске, которая ему посвящена.

Это вот такой стандарт, делать такие полукарикатуры или просто карикатуры, но раньше все было достаточно серьезно. Вот могила Карла Либкнехта,

можем убрать зелень, станет более ясно.

То есть, видно: все так солидно, и с какими-то даже такими древнеегипетскими нотками. Их, кстати, все время подавали парой,

вот Вильям Либкнет и Август Бебель, мемориальные доски, где они вместе, вот марки, где они вместе изображены, с одной стороны Маркс и Энгельс, с другой стороны Либкнет и Бебель.

Ну вот, почему-то социал-демократы, вообще революционные деятели — они как-то, видимо, от великой любви к людям вот иногда так склещивались и бегали парами, как иногда собаки во время случки. Ну, извините за грубое сравнение, вот Дим Димыч — он… чувствуется, что даже небольшое с ним общение — оно неизбежно влияет на смысловой и образный ряд.

Что еще можно сказать по поводу немецкой социал-демократии того периода?.. Важным этапом ее было выступление в 1870 году в парламенте, когда Карл Либкнехт и Август Бебель отказались голосовать за предоставление военных кредитов в период начинающейся франко-прусской войны. Это было неожиданно, это вызвало большое недоумение у членов социал-демократической партии, но последующие события показали, что это было далеко не случайно, и с того времени само понятие социалистического движения, движения именно социал-демократическое — оно неразрывно почему-то связано с понятием государственной измены. Интересно, что вот эта парочка никак не могла аргументировать свой отказ. А отказ от военных кредитов — это вы понимаете что такое, во время войны военные расходы вырастают в десятки раз, срочно производится милитаризации экономики, закупается обмундирование, и за рубежом все что можно скупается, все идет на войну, тем более, если речь идет о войне очень крупной, а война Пруссии и северогерманского союза с Францией — это была максимально крупная война того времени. Речь шла о судьбах Германии, будет ли она существовать как самостоятельное государство или нет, потому что целью Наполеона Третьего было уничтожение северогерманского союза, создание совершенно независимой федерации или просто автономного конгломерата маленьких католических германских государств, и, конечно, в этом случае немцам можно было бы лет на 50 забыть о национальном объединении. В свою очередь, со стороны немцев это была война, у которой была понятная, простая и благородная цель: они считали, что немецкий народ должен жить в одном государстве, должны прекратиться распри внутриплеменные... то есть, они должны дойти до такого состояния, до которого уже давно дошли сами французы, дошли англичане, дошли русские и большинство других народов. Их война была вполне справедливой, в отличие от французов. Но Либкнехт и Бебель заявили, что эта война не имеет никакого отношения к немецкому пролетариату, и вообще к немецкому народу, это военная династическая между Гогенцоллернами и Наполеоном Третьим, и они общее умывают руки. Впоследствии, когда война была выиграна, Либкнехт и Бебель заявили, что они выступают против заключения мирного договора с Францией на тех условиях, на которых он был заключен, то есть, им нужен мир с Францией без аннексий и контрибуций, наверно, вот эти слова «без аннексий и контрибуций» вы хорошо знаете, если интересовались историей России 1917 года, русской февральской революцией и октябрьской. Вот эти все корни — они идут оттуда. После этого их осудили за государственную измену, они отсидели два года, приобрели еще большую популярность, там было все достаточно сложно, это была тонкая игра, а вот в России 17 года никакой тонкой игры не было, было грубое, хамское, кровавое предательство, за которое поплатились все, в том числе и те люди, которые это предательство сделали. Потому что в России не было реальных противовесов. В Германии противовесы были, но как раз в период 17-18 года они тоже не сработали до конца, не произошла мягкая посадка, мягкие выход из войны, но немцам удалось стабилизировать ситуацию с очень большими издержками, и начало всего этого процесса — это очень опасная, коварная игра, которую вели главные государства Европы вокруг всего этого, вокруг социал-демократии: это Англия, это Пруссия, и это Франции. Ну, на этом, наверное, мы завершил разговор о германской социал-демократии этого периода, и перейдем к Франции.

ГЛАВА 7. КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ

Во Франции англичане, стоявшие за плечами Карла Маркса, преследовали те же самые цели. Они должны были отстранить от руководства национальные кадры и насадить через Интернационал эмиссаров из Лондона. Но в отличие от Германии, раздробленной, еще не вполне консолидировавшейся, это было сделать достаточно трудно. Я уже говорил об этом, в частности, потому, что во Франции была своя независимая система национального масонства, и местные масонские лидеры — они, конечно, с большим скепсисом и смешками смотрели за довольно смешными потугами англичан. Вообще, связь социалистического движения с масонством лучше всего изучать на примере Франции. Там все видно вот просто невооруженным глазом. Тогда это была единственная республика, единственное крупное государство Европы с республиканской формой правления, ну, если брать период после 1870 года. Там не было вот такого заселения масонства аристократической мишурой, и сама масонская пропаганда — она велась достаточно открыто, уровень открытости была выше. Ну, для примера можно привести такого человека как Артур Грусье.

Вот фотография, где он с такой окладистой бородой идет по парижской улице, это манифестация, посвященная годовщине парижской коммуны. Это 1914 год, незадолго до начала войны. Артур Грусье был главой французских профсоюзов, и он сыграл огромную роль в создании социалистической партии Франции, в смысле, такой парламентской партии, со своей программой, и так далее, и так далее. Одновременно Артур Грусье был не просто видным деятелем французского масонства, а он был главой французского масонства.

Вот он в парадном облачении, такой патриарх, он прожил очень долгую жизнь, и вот в очень сложный период возглавлял французское масонство после разгрома Франции немцами в сороковом году, это был уже такой слепой старик, ну вот на него все свалили,

типа «дедушке все равно», и он довольно достойно тянул вот этот воз. Поэтому вот здесь видно, достаточно понятно, что социал-демократия и социализм, социалистические партии — это организации масонские. Конечно, не все католики иезуиты, но все иезуиты католики, это очевидно. А целенаправленная очень длительная пропаганда приучила нас прямо и исподволь к тому, что, ну все-таки, ну, может быть, ну не совсем. Да? Может быть, все таки, это разные вещи. Это не разные вещи. И поэтому, когда на трибуне мы видим Никиту Сергеевича Хрущева, который паясничает,

то к нему можно подойти и сказать: «Ну… товарищ Гасвицкий, чо вы?.. микитку-то из себя строите». И если он там будет как-то возvущаться, говорить: «Ну как, я вообще-то человек-то малограмотный, и чего, чо. какие масоны, я и не знаю»... Ну, значит, «малограмотный» — это «emulation”, это послушание в масонстве, где все ритуалы учатся наизусть. Вот.

И если вы посмотрите биографию Хрущева, то увидите там очень много косвенных указаний, и эти косвенные указания, собранные вместе — они достаточно ясно говорят о самоочевидной вещи.

голос за кадром: С УМА СОШЛИ, КТО ВСТАВИЛ ФОТО БЕЗ РЕТУШИ? УБЕРИТЕ К ЧЕРТУ!!! (слышен звон разбиваемого стекла).

Клетчатый: (спокойно продолжает) Самоочевидные, на самом деле, вещи. То есть, любой человек, который занимает видный пост в социал-демократии, в коммунистических партиях, и так далее — он является франкмасоном. Не обязательно, конечно, он занимает там какие-то выдающиеся посты, но если этот человек занимает роль в правящей партии коммунистической, то, несомненно, и градус у него очень должен быть высокий. И в этой связи следует еще учесть масонское юродство, о котором мы сейчас скажем ниже, когда будем рассматривать еще раз личность Прудона.

Если мы посмотрим развитие основных религиозных систем, громадных мировых религий, то мы увидим, что практически все они делятся на две основных части, ну и достаточно большое количество второ- и третьестепенных направлений. Ну, в христианстве это католицизм и протестантизм. А в ранний период еще православие, но в дальнейшем православие — это было направление, которое внешне гораздо больше напоминало католицизм, но в смысле организации церковной и системы управления она была ближе к протестантской церкви, и в настоящий момент это просто подразделение протестантизма. Если мы возьмем мусульманство, то мы увидим, что там есть более крупная часть, наиболее размытая, это суннизм, который делится на ряд толков, мало отличающихся друг от друга, и шиизм, хотя есть и другие направления, есть исмаилизм, есть вахаббиты вот, но шиизм — это довольно крупное направление, которое в целом составляет такую оппозицию суннитам, и это более жесткая и более государственная система, потому что вот, например, даже сейчас шииты контролируют крупное государство и важное, Иран. Они являются его теократическими правителями, причем, это видно невооруженным глазом. Ну, та же самая картина есть, например, и в буддизме, там есть хинаяна и махаяна, то есть, малая колесница и большая колесница. Почему так происходит? Ну вообще, при развитии религиозной системы — она же ничем не ограничена, вот этот первичный миф, первичная фантазия, связанная с энергичной деятельностью одного человека или очень небольшой группы людей — она в дальнейшем развивается, возникают какие-то толки, направления, школки, и все вот это вот, знаете, такое «бурление органики». И, естественно, вот в этой борьбе, противоборстве происходит консолидация и интеграция, начинают выделяться достаточно крупные течения, секты, которые имеют какие-то финансовые ресурсы, имеет организационные ресурсы, и они начинают вот это все вот месиво под себя подгребать и монополизировать интерпретацию того или иного мифа религиозного. Но там же есть и обратная тенденция, потому что это же не какая-то деятельность, которая в той или иной степени обуславливается объективными законами, ну, скажем, законами экономическими, как при бизнесе, или законами развития научного знания. Там все произвольно, связано с волей человека, и поэтому кроме тенденции вот этой интеграции есть также тенденция разделения, всегда вот эти школки, какие-то религиозные направления — они постоянно находятся в состоянии какого-то вот внутреннего раздрая, оттуда выделяются ренегаты всякого рода, раскольники, и вот, ну, происходит такой сложный процесс. Но при этом следует учитывать, что в процесс деления уже на средней или высокой стадии интеграции — в этот процесс деления вмешиваются другие группы, «конкурирующие фирмы», и чем крупнее такая фирма, тем больше шансов вот этой группе бунтарей-раскольников-протестантов отделиться и сохранить свою какую-то, так сказать, самостоятельность, а иногда и просто жизнь, потому что, когда разделяется крупная вот такая организация — это серьезные угроза, и там просто речь может идти о физическом уничтожении оппонентов. То есть, предположим, вот есть какая-то группа, которая крестится двумя пальцами, а есть группа, которая крестится тремя пальцами. Ну и есть там группы, которые крестятся шестью пальцами, одиннадцатью пальцами там, одним пальцем, и так далее. Ну там — одиннадцатью пальцами особо не перекрестишься, ну, трудновато, да? Так что это отпадает само собой. А вот одним пальцем — почему? — очень удобно креститься. Но больше, конечно, будет вероятность возникновения такой ереси у людей, которые крестятся двумя пальцами. Собственно, и два пальца — они возникли от «трехпалых». А что дальше? Дальше, если речь идет о достаточно развитой структуре, просто их убьют. Поэтому выжить они могут только в том случае, если трехпалые поддержат однопалых, и подведут под это теоретический базис религиозный, скажем, ну, троеперстие — что это такое? Это символ троичности божества и одновременно его целостности. «Три в одном», отец, сын и святой дух, а все это единый Бог. Таким образом однопальцевые — они могут получить такую поддержку, что вот тут три пальца — они символизируют единство, а тут один палец символизирует единство, а духовно вот этих пальцев тоже три. Они могут их поддержать, если они сильно поддержат, по двухпальцы их не уничтожат, но дальше, чтобы выжить, им нужно будет, ну уж, извините, тремя пальцами начать креститься рано или поздно. Просто под угрозой смертной казни. Таким образом возникает такая «двухпартийная система», которая сама по себе, как и политическая двухпартийность — она очень стабильна. вот такие двухпартийные системы — они могут существовать неопределенно долго, они взаимно укрощают какие-то вот тоталитарные тенденции, тенденции к безудержному такому прозелитизму, и одновременно они консолидируют, эта борьба консолидирует и предохраняет от серьезных расколов. Я это все к чему веду? К тому, что я часто беседовал с людьми, и на протяжении длительного времени, и поражался, что люди вот не понимают элементарную структуру социалистического движения 19-20 в. А именно, что она распадается на два таких толка, вот тоже на таких «шиитов и суннитов», на «хинаяну и махаяну». Эти два направления — это социал-демократы и... анархисты. У них есть много названий. Но за всеми этими названиями, там: «социалисты», «коммунисты», синдикалисты, «посибиллисты» — ну чего там только нет — в конечном счете, если покопаться, то ясно видно: либо это анархисты, «шииты», либо социал-демократы, «сунниты». И вот это надо определить сразу. Ну, возьмем, например, Россию начала 20 века, что там были за направления? Социал-демократы, понятно, ясно. А эсеры, а до этого народники? Вот народники, часть народников — это уже такое старое направление, оно еще было не дифференцированное, часть народников, вот тот же Аксельрод там, Плеханов — они стали социал-демократами, а большая часть, кстати — она стала эсерами. А из-за эсеров стали выделяться другие группировки, который открыто уже назовались анархистами, назывались анархокоммунистами, были эсеры-максималисты, левые эсеры, правые эсеры, много было разных направлений, но в конечном счете это два основных направления. И, ну, «третьего не дано». Ну можно придумать, есть, но это какие-то очень маленькие экзотические группы, которые можно не принимать во внимание, и которые в условиях вот этого противостояния идеологического неизбежно становились либо социал-демократами, втягивались в социал-демократическую орбиту, либо в орбиту анархистскую. И вот интересно, если посмотреть настоящую историю революционных партий в России радикальных, то мы увидим, что там очень — естественно — очень большой уровень семейственности, то есть, там вот член ЦК социал-демократической партии, член ЦК эсеровской партии — это все прямо вот родственники. Но родственных связей между социал-демократами и эсерами очень мало. Такое бывает, но это явное исключение. И эти люди — они действовали по-разному. В чем их отличия? В чем отличия этих групп? Да, в общем, ни в чем. Ну, в чем отличия между шиитами и суннитами? Ну, это одно и то же, то есть, это мусульмане, у них есть вот святая книга Коран, они верят в Аллаха, у них есть Магомет, но есть какие-то вот течения там, направления более мелкие, и они, ну, достаточно существенны, но они принципиально не меняют общей картины.

Вот это знание — она очень важно. Вы его, пожалуйста, запомните. И неслучайно про это ничего не говорится. Представьте себе, что вы изучаете историю рахных направлений христианства, например, 19 века по богословской литературе. Ну, например, есть философия Фомы Аквинского, и вот три человека защитили диссертации в богословских академиях, в протестантской академии, в католической, и в православной. И если вы специалист, у вас есть высшее гуманитарное образование, вы постепенно разберетесь, в чем там отличие в этих трактовках, и как из этого, соответственно, вы можете вывести различия и общее между этими направлениями христианства, но вообще это довольно сложно. А тем не менее разделить католиков, протестантов и православных очень просто. Ну вот, опять же по манере того, как люди крестятся: двумя пальцем или тремя. Как они, например, соблюдают посты: строго, в течение длительного времени, как православные, либо так вот, ну, пунктиром так немножечко намечают, как католики. Элементарные обряды: допустим, в храмах можно сидеть или нужно находиться обязательно стоя? И так далее. И по этим элементарным вещам, меткам, даже ребенок — он легко вот это разделит. И то же самое касается анархистов и социал-демократов. Если исходить из каких то трудов там, посвященных в том числе и каким-то абстрактным философским темам, ну, там все очень сложно и противоречиво. И обязательно вам будут говорить, что между анархистами и социал-демократами ну какие-то прямо вот необыкновенные сложные противоречия, это вообще все очень разное... на самом деле все это одно и то же, никакой, ВООБЩЕ НИКАКОЙ разницы там нет. Но это разные люди, и у них разные обрядность, и немножко разная лексика. И вот здесь мы подходим к загадке Коммунистической Партии Советского Союза. Вам внушили с рождения, практически с пеленок еще, что КПСС произошла от ВКП(б), то есть, Всесоюзной Коммунистической Партии большевиков. Что соответствует действительности. А вот ВКП(б) произошло от РКП(б), то есть, Российской Коммунистической Партии большевиков, что тоже соответствует действительности. А, в свою очередь, Российская Коммунистическая Партия в скобках большевиков произошла от Российской Социал-Демократической Рабочей Партии в скобках большевиков, в 1917 году. И в начале восемнадцатого. А вот это — неверно. Какой смысл был менять принципиально название, еще в такой сложный период, понимаете, на переправе коней не меняют. Никто не будет менять там государственный флаг, например, и так далее, в период каких-то сложных пертурбаций. Это бывает в другом случае — когда к власти приходят другие люди. Дело в том, что Ленин первоначально был социал-демократом, и он вместе с Плехановым возглавил фракцию большевиков. Как вы понимаете, между большевиками и меньшевиками никакой разницы нету, все это ерунда, речь шла просто об элементарной грызне, борьбе за власть. Потом Плеханов из большевиков ушел, потому что с Лениным невозможно было, конечно, двум медведям нельзя было находиться в одной берлоге, и возникли вот эти классические большевики, которые действовали в период первой русской революции, и так далее, но — что было после этого? А после этого Ленина выгнали из большевиков. Он перестал быть большевиком! И сам не употреблял это слово. И выгнали его за оппортунизм, потому что Ленин, при всем том, что в целом он, конечно, был радикальным социалистом — он рвался к диктаторской власти, прекрасно видел, что социалистические течения того времени дают для этого единственную возможность, ну и эту возможность использовал, но внутри он был чрезвычайно беспринципным. На это обращали внимание его друзья еще в конце 19 века. Он действовал в стиле «давайте и веревочку, и веревочка сгодится», это не мои слова, это слова Мартова, который его прекрасно знал и был с ним в близких отношениях первый период. Потом Ленин организовал внутри социал-демократии отдельную фракцию, которая была достаточно беспринципной, и носила название просто ленинистов, не по каким-то даже формальным там соображениям, связанным с разночтениями в уставе партии, и так далее, а просто вот персонально, были вот троцкисты, были ленинисты. Но что произошло дальше?

В 1917 году Ленин перешел с позиций социал-демократов на позиции анархистов. Он стал анархистом, и переименовал свою партию в коммунистическую, потому что слово «коммунистический» начиная с конца периода стимпанка — это такой характерный штрих именно церкви не социал-демократической, а церкви анархистской. И вы вот можете вспомнить словосочетания, они вам, наверное, встречались, там: «анархокоммунисты». А вот вспомните, допустим, «социал-демократы-коммунисты»? «Эсдеки-коммунисты»? Нет таких сочетаний. Ленин назвал партию коммунистической потому, что это была партия уже анархистская, она связалась с эсерами и просто с анархистскими партиями, и вот именно анархисты и эсеры и составили ее среднее звено, там была небольшая верхушка социал-демократическая, в значительной степени, кстати, состоявшая из социал-демократов, которые раньше входили в другие фракции, и были даже противниками Ленина, причем, такими достаточно убежденными, например, Троцкий. Были там и большевики, ну вот большевиком был, например, Луначарский таким правоверным, большевиком был Красин. Но вот факт остается фактом. И это говорит о некоторых особенностях коммунистической партии, возглавляемой Лениным, потому что, как мы покажем ниже, одной из основных особенностей, отличающей анархистов от социал-демократов была в том, что анархисты — это были люди маргинальные. Они прямо декларировали свою связь с уголовным миром, говорили о необходимости террора, массового террора, террора индивидуального, и говорили об уничтожении государства, всех государственных институтов. Социал-демократы — они, в принципе, все это признавали и участвовали часто довольно серьезно в террористической деятельности, но все-таки у них была вот идея в той или иной степени какой-то конструктивной работы, и вот в этом, собственно, и заключается отличие социализма и коммунизма. Коммунизм — это вот сразу коммунизм, а социализм — да, коммунизм, но сначала будет социализм, будет такое средостение, будет тамбур, и там будут жить может быть даже несколько поколений людей, поэтому так вот с плеча-то рубить не надо, и индивидуально это люди разные, то есть, анархисты в значительной степени — это просто люди с тяжелейшими психическими отклонениями, о чем мы скажем ниже, то есть, это отморозки. И анархическое движение — это движение такой вот Аль-Каиды, шахидов, А движение социал-демократов уже в семидесятые годы, мы про это поговорим отдельно, это в том числе такое было академическое направление в университетах, это «катедер-социализмус», и немцы приложили очень много усилий для того чтобы облагородить это учение и превратить его в элемент современного цивилизованного общества, понимая, что там, конечно, есть какие-то рациональные моменты, связанные, действительно, с развитием рабочего сословия, с необходимостью социальных гарантий, с созданием массовых партий, которые неизбежно должны в своей пропаганде действовать на его таком достаточно вульгарном уровне.

Поэтому в конечном счете что двигало Лениным и людьми, которые стояли за ним? Шульгин в свое время очень правильно сказал, что Ленин — это не человек, Ленин — это фирма. Они понимали, что речь идет о массовом чудовищном терроре, социальном геноциде, и такой геноцид в целом ну, социал-демократическая партия не потянет. А вот анархисты, морская вот эта вся вот шатия-братия, флибустьерская — она потянет. И неслучайно Ленин выбирался в учредительное собрание от кого? От матросов Балтийского флота, где он пользовался непререкаемым авторитетом. Потому что они считали его — совершенно справедливо — анархистом. И точно так же большевики относились, например, к Кропоткину. Они в той или иной степени сотрудничали в период гражданской войны с социал-демократами, с меньшевиками, и так далее, но в целом они их так вот только терпели. И никаких личных контактов там не было, и при первой же возможности от них избавились. А вот, допустим, Кропоткин, он когда приехал из Лондона — его встретили со всеми почестями, и он сразу занял позицию такого вот члена пантеона, и такого почетного как бы члена Совнаркома, и эти позиции были достаточно незыблемыми. И соответственно эсеры — они стали частью коалиции, они вместе с социал-демократами перекрасившимися входили в правительство, и анархисты — они, собственно, были главными ударными отрядами первое время вот большевистской власти. «Краса и гордость русской революции», матросы Балтийского флота. И когда по мере консолидации происходило уничтожение их организационных структур, реально оно означало просто то, что анархисты и эсеры — они сливались с коммунистами, и использовались на средних этажах управления. Вот все вы наверно знаете, хорошо помните знаменитую атаку капелевцев в фильме «Чапаев»,

очень важном идеологически фильме, там идут такие лощеные офицеры с папиросками, у них черепа нарисованы там, и так далее, но никаких черепов там не было. Ну, какие-то части другие там использовали это время от времени, но в целом это не была символика белого движения, это была символика коммунистической партии. И вот черепа были у чапаевцев.

Вот, допустим, фотография броневика чапаевской дивизии, они были по именам, вот этот назывался «череп». Ну вот, вот это вот и есть... А против кого воевал Чапаев? Ну там вроде нашли какую-то «роту реалистов», которые воевали на стороне белых, они были одеты в черную школьную форму, ну вот вроде вот это вот они и были. Но на самом деле все еще хуже, потому что в психические атаки, а они действительно были, но в психические атаки против красных ходили рабочие Воткинских заводов. Они шли в атаки с гармошками. В кепках, с гармошкой, распевали песни, частушки, и вот это, ну, производило такое мрачное впечатление. Они очень хорошо воевали, били красных, части Чапаевцев, поэтому Колчак был вынужден их просто распустить и заменить башкирами, которые тут же предали, потому что первая республика была большевистская, после вот «окраин» там, Украин разных, Грузий — это была Башкирия. Причем интересно, как в самый напряженный момент боев этим рабочим пообещали, что вот они сейчас вот выиграют этот бой, и их распустят по домам. Ну вот они выиграли бой, они конечно выиграли не потому что они хотели по домам, а потому что они, естественно, ненавидели большевиков, и первые, кто вообще ненавидел больше всего вот эту всю шушару — это, конечно, рабочие. Люди, которые очень хорошо жили в России, которых враз лишили статуса, денег, вообще выгнали из городов, и, собственно, все рабочие во время гражданской войны, настоящие рабочие, погибли, остались вот люди, которые там придуривались на оборонных заводах, получая бронь, чтобы их не забрали в армию, это люди там других национальностей, других социальных групп... ни одного рабочего настоящего в руководстве социал-демократии не было, это были анархисты. Анархисты. И когда Фурманов написал свою книгу о Чапаеве, он передал слова Чапаева, что Чапаев сказал, что вот он после февральской революции был эсером, потом ему как-то показалось не очень, и вот он стал анархистом, и ему это очень понравилось, потому что там вот настоящее дело, можно делать чего хочешь, нет никакой власти, ну и отлично. И конечно он по своей психологии, и так далее, был анархистом. Но — вопрос: а кем был Фурманов? Во-первых, считается, что у Чапаева был стаж с сентября 17 года, то есть, он еще дооктябрьский был большевик, что очень ценилось, а вот Фурманов был большевиком с лета 18 года. А его направили комиссаром к Чапаеву. Довольно странно. Но при этом можно сказать, конечно, что первый период Чапаев был таким коммунистом номинальным, «со слов», и это была просто такая фраза, а вот Фурманов — он, как человек более образованный более образованый был коммунистом настоящим. Но дело в том, что Фурманов-то никаким коммунистом не был, потому что тоже до лета 18 года он был, как и Чапаев, анархистом. Это анархист. И это многое объясняет. Многое объясняет. Ну, мы немножко с вами углубились уже в гораздо более поздний период, надеюсь, мы рано или поздно до этого дойдем, но было бы неправильно об этом рассказывать, не зная основ, азов предыдущего периода истории развития всего вот этого замечательного коммунизма. То есть, подведем итог сказанному: коммунизм советский — это политическая партия с двойным дном. Она очень коварная, и не понимают сущности этой деятельности, и интересно то, что вот глава этих анархистов Ленин, который говорил, что каждая кухарка там будет управлять государством — его подавали в советской пропаганде с самого раннего периода как такого добряка,

который там ходил с кошечками там, вот он такой был, с детьми там на елке, святочный дедушка, а, естественно, допустим, анархистские лидеры — они старались всегда себя изобразить в максимально таком мрачном виде, ну вот Махно, например, и так далее.

Но, на самом деле, Махно-то изображал сам себя а вот Ленин изображал кого-то другого. Он изображал из себя социал-демократа, которым он, по сути, не являлся.

Однако, вернемся к Прудону. Прудон придумал сам этот термин «анархизм», и он же является автором формулы «анархия — мать порядка». Но что он при этом имел в виду? «Анархия — мать порядка» в начале двадцатого века — это такой издевательский лозунг, такой же, как «грабь награбленное», тоже, так сказать, Прудон поучаствовала в этом лозунге, но в устах Прудона это означало что-то другое. Другое. Его учение об анархизме рассчитано на маленького человека, озлобленного государственной бюрократией, а вот эта государственная бюрократия во Франции всегда была в товарных количествах. На словах он бюрократию ругает и становится на сторону рабочих и фермеров, но на деле он подменяет борьбу за ломку госаппарата, которая ни к чему не приведет, кроме еще большей степени угнетения хотя бы из-за непрофессионализма новых чиновников, набранных из рабочих из-за их неизбежной враждебности к классу, из которого они выйдут и перейдут в класс иной. Кто больше всего испытывает ненависть к деревне? Горожанин в первом поколении, приехавший в город из деревни, и таким образом предавший своих односельчан. Поэтому Прудон говорит, что и не стоит особенно заморачиваться с государственным аппаратом, он не существенен и отомрет сам собой. Нужно заниматься низовым самоуправлением на уровне жека, и чем больше этим будут заниматься простые люди, тем быстрее исчезнут чиновники, армии, войны, социальное неравенство и тому подобное. Я, рассказывая о Прудоне уже говорил, что вот он таким образом навевал некоторый «сон золотой» человечеству. Это цитата из стихотворения Беранже, которое была переведено на русский язык фурьеристом Курочкиным. я процитирую из него большой отрывок, это важно. Это стихотворение Беранже называется «безумцы».

Сен-Симон всё своё достоянье

Сокровенной мечте посвятил.

Стариком он поддержки просил,

Чтобы общества дряхлое зданье

На основах иных возвести, —

И угас, одинокий, забытый,

Сознавая, что путь, им открытый,

Человечество мог бы спасти.

«Подыми свою голову смело! —

Звал к народу Фурье. — Разделись

На фаланги и дружно трудись

В общем круге для общего дела.

Обновлённая вся, брачный пир

Отпирует земля с небесами, —

И та сила, что движет мирами,

Человечеству даст вечный мир».

Равноправность в общественном строе

Анфантен слабой женщине дал.

Нам смешон и его идеал.

Это были безумцы — все трое!

Господа! Если к правде святой

Мир дороги найти не умеет —

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

По безумным блуждая дорогам,

Нам безумец открыл Новый Свет;

Нам безумец дал Новый завет —

Ибо этот безумец был богом.

Если б завтра земли нашей путь

Осветить наше солнце забыло —

Завтра ж целый бы мир осветила

Мысль безумца какого-нибудь!

Ну, вот это стихотворение — оно очень типичное, и оно пользовалось, в том числе и перевод Курочкина тогда бешеной популярностью. Следует понимать, что в эту эпоху вот, эпоху постепенно развивающегося, а потом завершающегося стимпанка христианства уже не было. Но люди действовали на его фоне и описывали мир его понятиями. Поэтому вот это вот ореол таких вот христосиков каких-то вот — он неизбежно было на челе вот Фурье, Сен-Симона, Ланфонтена, если разобраться, людей подловатых, лживых, а часто просто и шпионов. Но в этом стихотворении видно их оправдание, да, то есть, они лжецы, да, лжецы, и они безумцы, ну а что делать? Как помочь простым людям в этой страшной ужасной жизни? Ну вот такие светочи, безумцы эти — они дают какой-то ориентир, когда солнце погасло. А «погасло солнце» — это понятно что, это погасло христианство. То есть, что говорил Прудон, и говорил достаточно сознательно, повторяю, это был умный человек. Он говорил: «Ну как можно бороться против глобального потепления? Можно взорвать атомную электростанцию, а можно сажать яблони у себя на даче». Вот Прудон — это про яблони. Хотя вот мы словах у него много такой французской боевитости. Делал он это потому, что он, во-первых, как умный человек, естественно, не верил ни в какое глобальное потепление, а во-вторых был патриотом Франции. И жалел своих глупеньких дурачков, которых тогда по неграмотности можно было раскрутить на что угодно с полоборота, что и делали все, кому не лень. Как это ни парадоксально, вот этот первичный анархизм — он был как раз добрым. И там не было какого-то особенного экшена. А когда была Франко-прусская война и возникла парижская коммуна, о которой мы скажем в другой лекции, там было две основных фракции: фракция социал-демократическая и фракция прудонистов. И вот как раз фракция прудонистов была умеренная, они до конца пытались как-то избежать эксцессов, насилия, решить все путем переговоров, а социал-демократы говорили: А чо, надо вот стрелять всех, чо там? Сжечь город, и это...» Почему так получилось, в какой период вот этот анархизм и почему анархизм — он превратился в гораздо более деструктивное течение социализма, чем социал-демократия? Давайте посмотрим.

Ну, тактика Маркса во Франции была точно такая же, как в Германии, но действовать ему было гораздо труднее, хотя бы потому что он, тем более Энгельс, имели отношение к Германии, и самими местными социалистами воспринимались как прежде всего немцы, а вот во Франции они видели перед собой тоже немцев, или, если так прищуриться — англичан. Которых, мягко выражаясь, недолюбливали. Кстати, Францию Маркс не любил, а режим Наполеона III его доводил до бешенства, это был главный его враг, он просто человека этого ненавидел. У него не было связей, очевидно не было связей из французской тайной полицией, а вот связь с германской тайной полицией — она была, что тоже облегчало его деятельность в Германии. Маркс с самого начала занялся обструкцией, он написал книгу-памфлет о Прудоне «Нищета философии», и всячески клеймил прудонистов какими-то мелкобуржуазными соглашателями, идиотами, дураками, и пытался насадить агентуру во Франции, что сделать было, конечно, гораздо сложнее, чем в случае там Германии там, Вильгельма Либкнехта, и так далее. Ну вот, тем не менее, Марксу удалось не только отстроить французов от управления Интернационалом из Лондона, что было сделать относительно легко, там просто было принято постановление, что голосования, решения — они за очень редким исключением должны идти вживую, то есть, какое-то количество голосов делегировалось в генеральный совет и рабочие органы, но реально нужно было проживать в Лондоне, или очень часто туда ездить, что по тем временам было, конечно, очень сложно. Таким образом французов отсекали, хотели вообще отсечь таким образом, но они подняли там вой, и пошли на такой компромисс, но реально голосовать им было трудно. Хотя с точки зрения количественного состава французы и контролируемые ими организации — они преобладали. Но Маркса удалось создать фракцию в самой Франции, и он пошел ва-банк и не пожалел своих дочерей, он стал торговать своими дочками, которые были на выданье, чтобы установить контроль вот над Францией. Хотя, повторяю, Францию он очень не любил, не любил французов, но вот одна дочь его вышла за Шарля Лонге, прудониста, который после парижской коммуны эмигрировал в Лондон, а до парижской коммуны другая дочь Лаура — она вышла за Поля Лафарга, сына франкоязычного кубинского плантатора.

Вот этого Лафарга, я уже говорил, его Маркс всяческие третировал и называл его за глаза «негрилла». Вот этот негрилла был полностью уже перевербован, и они оба, и Лафарг, и Лонге, входили в руководство Интернационала и были информаторами Маркса о всякого рода частных интимных вещах, связанных с жизнью членов Интернационала во Франции. И они же приняли самое непосредственное участие в парижской коммуне. Интересно, что вот такая официальная трогательная история возникновения Интернационала... описывается так: два рабочих, французский рабочий и английский — они стали вот переписываться, общаться, и так возник Интернационал. Вот английского рабочего мы уже упоминали, это Джорж Роджер вот, и вы, наверное, помните, что это за рабочий, а вот французский рабочий был Анри Толен.

Разумеется, он тоже не был никаким рабочим, он был сыном учителя танцев, а сам был учеником скульптора и занимался художественным литьем, то есть, ну, той же фурнитурой, как предприятие Бебеля. Ну вот интересно проследить за дальнейшей судьбой этих двух образцово-показательных рабочих. Оджер постепенно ушел в тень, умыл руки после скандала с парижской коммуной, так вот как бы вежливо отстранился от всего того, что там происходило, прохлаждался в тенечке. А вот Анри Толен, убежденный прудонист — он стоял на страже интересов Франции в Интернационале, он осудил резко коммуну, и позднее выступала против амнистии банде международных шпионов и убийц, которые действовали в осажденном Париже, за что подвергся международным остракизму, его имя стало одиозным, а реально он сыграл очень большую позитивную роль в развитии рабочего движения во Франции, рабочего движения, где занимаются не обслуживанием интересов британской короны в Польше, или Венгрии на Кавказе или в Китае, а занимаются своим делом: борются за повышение заработной платы, за социальное страхование и тому подобные скучные вещи. Ну вот, вы видите карикатуру на Толена,

то есть, его просто превратили в Иуду. Надо сказать, что очевидно у этого человека была своя жизненная позиция, она была достаточно твердая, он выступал против парижской коммуны, но когда парижскую коммуну разгромили и устроили овацию Тьеру, единственный человек, который не поднялся и вот в этом рукоплескании не принимал участия — был именно вот он. Но в целом, конечно, Марксу, несмотря даже на это не удалось подчинить французов. Ну, понятно, я уже говорил выше о значении французского масонства и роли французского масонства в рабочем движении...

Ну вот был вот этот вот Грусье, и Максу, конечно, было очень грустно с ним бороться и полемизировать. Там особо не пополемизируешь, с высшим иерархом огромной церкви. Поэтому на сцене появился — джокер, выпущенный англичанами. Михаил Бакунин!

А вот об этом мы поговорим в нашей следующей лекции.

Ну что же... на этом, наверное, мы сегодня завершим. По традиции поднимем тост. (Достает фляжечку, отвинчивает крышечку). За кого?.. Наверное, за безумцев, которые навевают человечеству золотой сон. Спасибо вам! Жизнь без вас была бы ужасна и страшна. Прудон — он был хорошим человеком. И особенно это ясно, когда знаешь, какая была альтернатива ему. (Выпивает, завинчивает крышечку, убирает фляжку).

До новых встреч!

На экране текст:

Если Вам понравился этот ролик, Вы можете

принять участие в проекте, переведя любые

средства на следующие счета:

• Сбербанк: 4276 3801 3665 0335

• Paypal: https://www.paypal.me/galkovsky

• Яндекс.Деньги: 410017215606874

Вы можете также поддержать канал на патреоне:

https://www.patreon.com/galkovsky

Все средства, полученные таким образом,

расходуются на развитие нашего ютуб-канала.

Спасибо за внимание!