222. Герберт Уэллс. Что им от нас надо? 3 часть.
Здравствуйте, дорогие друзья!
Усаживайтесь поближе и включайте звук своих компьютеров на полную громкость. Сегодня мы вам расскажем о творчестве замечательного английского писателя Герберта Уэллса.
Другие мои, дорогие ютубо-чада и ютубочадки. В прошлой лекции мы начали скорбную повесть о распаде личности Герберта Уэллса, талантливейшего писателя, человека умного и трудолюбивого, но попавшего в лапы учреждения, интересы которого находились далеко за пределами нравственности и тем более изящной словесности.
В таких случаях естественной защитой подданного Соединенного Королевства могло быть аристократическое происхождение. Это предохраняло от грубой вербовки и защищало жертву счетом корпоративной этики. Ну, на аристократическое происхождение у Уэллса не было даже намека. И с сыном лавочника в Англии поступили так, как следует поступать с сыном лавочника.
Я немного смягчил картину, сказав, что сотрудник английской тайной полиции Хьюберт Блант подкладывал Уэллсу своих дочерей. Сначала он подложил ему свою дочь, несовершеннолетнюю Розамунду. В дальнейшем Розамунда стала сотрудницей интересно, извините, подавился... Стала детской писательницей и секретарем Петра Успенского, ближайшего соратника Гюрджиева, главы влиятельной международной секты. Розамунда первым делом рассказала Уэлсу о том, что ее растлил отец, и затем познакомила ошарашенного писателя со своей подругой Эмбер Ривз. И вот с ней у Уэлса все завертелось.
Речь пошла не о легком флирте, а о серьезном увлечении. Молодой человек потерял голову, Ривс тоже была в него влюблена, но, боюсь, Уэллс до конца жизни так и не понял, что с ним произошло.
Ну, кстати, вы, наверное, обратили внимание, что сегодня у нас скатерть другого цвета, не красная. Ну, вот мы отдали скатерть сейчас в стирку, и я думаю, это, ну, может быть еще следующая будет лекция потерпите вот без такой красивой скатерти придется нам с вами беседовать.
Формально события развивались следующим образом. Сначала Уэллс и Ривз встречались тайно, но потом стали афишировать свои отношения. Уэллс был женатым человеком и отцом двоих детей, а Ривз молоденькой девушкой. Вдобавок она от него забеременела. По нравам того времени это привело к чудовищному скандалу.
Отец Ривз, узнав о произошедшем, метался по кабинету с револьвером и орал, что вышибет негодяю мозги. Скандал удалось кое-как замять. Ривз срочно выдали замуж за подвернувшегося молодого человека, который согласился воспитывать чужого ребенка. Незаконно рожденная дочь Уэлса узнала, кто ее настоящий отец, только после совершеннолетия.
Может быть, но на самом деле все было не совсем так. Не совсем так это девиз многих островных историй.
Помните, я вам рассказывал про сумасшедшую поклонницу Уэллса, шантажировавшую его самоубийством. В дальнейшем оказалось, что история эта мутная, и, скорее всего, все было иначе. Но и в этом случае я сказал не все.
Следует обратить внимание на то, что досадное недоразумение произошло в момент предвыборной кампании. Девушка, по словам Уэллса, ранее методом самореза шантажировала английского посла Вейни. Весьма вероятно, что она просто отрабатывала заказ. Таким образом, кто-то помешал Уэлсу заниматься публичной политикой.
Он сначала участвовал в выборах в парламент, а затем пытался избраться на университетскую административную должность. Победить на выборах сверхпопулярному писателю было несложно, но он почему-то тогда повздорился со своей командой и проиграл более слабым кандидатом.
Именно после случая с поклонницей Уэллс ушел из публичной политики. По странному стечению обстоятельств шумная история с Ривз приходится на предыдущий пик политической активности Уэллса. В момент бурного романа он пытался захватить власть в фабианском обществе.
К этому времени Эмбер Ривз вовсе не была неопытной девушкой. Наоборот, она многому научила наивного фантаста. Еще до начала их романтических отношений Ривз стала одной из основательниц фабианского, а в дальнейшем Лейбористского общества Кембриджского университета.
Звучит респектабельно, но на самом деле это клуб студентов-скандалистов, чтобы не сказать провокаторов. Значительную часть этого общества составляли гомосексуалисты и лесбиянки. Одним из его первых руководителей был поэт Руперт Брук, икона гомосексуального сообщества Великобритании.
Члены клуба проповедовали свободную любовь и занимались ею на практике. В политическом смысле это провокационная организация, фактически филиал Intelligence-Service. В Лейбористское общество Кембриджского университета входил Ким Филби и другие члены Кембриджской пятерки.
А в 70-х годах эта организация стала главным штабом английских маистов. Казалось бы, какая связь между культурной революцией Мао Цзэдуна и Кембриджским университетом? Так видим, самая прямая.
В чем был бюрократический смысл, затеянный Уэллсом самурайской революции? Речь шла о замене в Фабианском обществе конторских на более-менее респектабельную публику. Социалистов в Англии планировали сделать элементом политического истеблишмента. Старые провокаторы должны были уйти в прошлое, то есть остаться на вторых ролях для продолжения подрывной работы на континенте.
А верхушка Лейбористской партии, заседающей в парламенте, должна была состоять из респектабельных людей. Например, таких, как Уэллс, талантливый писатель, патриот своей родины, умница и добропорядочный семейнин.
Конторских перспектива перейти на вторые роли взбесила. Они теряли высокооплачиваемые места, которые занимали по 15-20 лет. Поэтому старая банда фабианцев, а они себя называли так сами, решила Уэллса скомпрометировать. У него были связи наверху, но он действовал на свой страх и риск, лишь уловив тенденцию кулуарных разговоров британских аристократов. В кулуара, как мы помним, он был вхож. Не думаю, что Блант или Бернард Шоу стали бы всерьез компрометировать фаворита короля или премьер-министра. Но когда старая банда выяснила, что Уэллс действует от себя, его решили убрать.
Убрать при помощи Эмбер Ривз. Именно она стала инициатором афиширования их отношений. И она же придала самурайской революции Уэллса провокационный полупорнографический характер. Вот как об этом пишет сам Уэллс.
«Опасные» страницы, выходившие из-под моего пера о групповых браках самураев, идея которых была почерпнута непосредственно у Платона, увлекли самых живых, обладающих богатым воображением студенток, так что они хлынули в фабианское общество, когда моя компания пробудила его ото сна. Кое-кем из них овладела жажда осуществить это на практике. Среди них была Эмбер Ривз, дочь человека, который несколько лет относился ко мне очень по-дружески. Она влюбилась в меня пылко и решительно и вызвала во мне ответную бурю страсти.
Понятно, что публичные декларации свободной любви в начале прошлого века заведомо ставили молодую часть фабианцев за рамки политического мейнстрима. И в довершении всего разразился семейный скандал. Теперь конторские могли сказать Бальфору или Ллойду Джорджу.
Помилуйте, все мы знаем нашего любимого Уэллса, блестящего писателя и талантливого публициста. Мы полностью поддерживаем его идею реформирования фабианского общества. Фактически он выражает наши мысли. Понимаете, вокруг него все время идут какие-то скандалы. И не просто скандалы, а скандалы... с душком. У всех нас есть слабости, но, согласитесь, это уже слишком.
Говорили это прожженные циники и развратники, но так говорить они имели резкие основания. Можно было легко убедиться, что все правда. На самом деле, конечно, не совсем правда, потому что сцена с револьвером была отцом Ривз явно разыгранной. Это был потомственный банкрот, готовый в Лондоне делать все что угодно, лишь бы не возвращаться в страшную Новую Зеландию.
Представьте, что это такое в начале XX века. Жить в стране людоедов, откуда плыть до Австралии, надо было много дней. При этом сама Австралия была вселенским захолустьем. Австралия – это не Канада. И тут Ривз внезапно получил место в метрополии. Более того, синекуру.
Он устроился как бы официальным послом независимой Новой Зеландии в Лондоне. После этого к нему из Новой Зеландии приехала куча близких и дальних родственников. Все они жили под одной крышей и хором молились на Бланта день и ночь. Старина Ривз был чем-то вроде папаши Элизы Дулиттал, торговавшей своей дочерью за десять фунтов.
К этой же театральной труппе принадлежал и очаровательный молодой человек, тут женившейся на обесчищенной девушке. Отец Ривз разыгрывал из себя оскорбленную невинность. Но при этом ее мать занималась сводничеством и подкладывала дочь по Дуэллсу. А когда дело было сделано, и дочкиного ухажера выперли из фабианского общества, невероятный скандал тут же прекратился и, более того, увенчался семейной идиллией.
Принесли его домой, оказался он живой. Все в точности так же, как и в случае срезавшей себя поклонницей. Уэллса и Ривзы стали дружить с семьями, но кошелек Уэллса, правда, немного похудел. Главное, Уэллс исправил свою репутацию, в кавычках исправил. Стало ясно, кто он. Кто? Да Конторский. Свой брат, не инициативник какой-нибудь.
Карты нет. Алкоголь? Нет. Пидоростия? Вы будете смеяться, но тоже нет. А что тогда? Элементарно, Ватсон. Бабы!
При этом Уэллс вовсе не был Дон-Жуаном. Это как раз для вербовки минус. У Дон-Жуана нет ничего личного, он механически спит со всеми женщинами. Они не производят на него никакого впечатления. Это объекты. Если человек пьет как лошадь, но не пьянеет, он не пьет. Уэллс был в личных отношениях тряпкой и подкаблучником, с которым можно было делать что угодно. Его защищала респектабельная внешность и социальный статус.
То есть, иными словами, возможность ответной любви. И первая жена, и вторая Уэлса любили. Ривз уже сочетала приятное с полезным, а далее Уэллс превратился в слиневого развратного старикашку. Правда, очень богатого, и, что еще более важно, легко расстающегося с большими суммами.
Уэллс никогда не умел ухаживать за женщинами, и женское окружение вокруг него формировалось само собой. То есть селекция велась самими женщинами. Протискивался, кто понаглее и побойчее, а главное, кто свой, то есть конторский. Все многочисленные пассии Уэллса жили за его счет, и все были шпионками. Перечислять полный список будет утомительно. Остановимся на двух: Адетти Кюн и Баронессе Будберг.
И о той, и о другой мы уже говорили. Причем о Будберг достаточно подробно, мы фактически посвятили целую лекцию. Но я считаю, надо добавить по двум обстоятельствам. Во-первых, я действительно считаю, что Уэлса убили. Хотя в первом цикле лекции это выглядит смелым предположением. Обоснованным, но смелым.
Я же полагаю, что смелые предположения — это как раз версия естественной смерти. Хотя Уэллс умер в почтенном возрасте. А во-вторых, и это главное, Уэллс — это слабое звено в английской команде. Он проговорился и проговорился сильно. Надо понимать, в каком состоянии он это сделал и почему его проговорка имеет фундаментальное значение.
Собственно, он открыл план XXI века, который запущен в дело 22 февраля 2022 года. Англичане любят красивые даты. Об этом мы поговорим в дальнейшем. А эту главу я закончу датой нравственной смерти Уэллса. Как личность он умер в 1927 году. В этот год умерла его жена.
На кладбище к нему подошел Бернард Шоу и сказал: Слушай, старик, я тебе советую посмотреть, как ее будут сжигать. Там в печи глазок есть. Я смотрел, как жгли мою мамашу, зрелище, незабываемое. На этой истории мы останавливались в лекции о Шоу.
Мне тогда казалось, что его поведение — это поведение масонского шута. Шутом Уэллс не был, но последовал совету Шоу и потом описывал эту сцену в предисловии к своим амурным мемуарам. Это был мудрый совет, и я очень благодарен Шоу.
Я поманил сыновей, и втроем мы прошли к печи. Маленький гроб стоял на тележке перед ее дверцами. Они отворились. За ними видна была прямоугольная камера, ее стены из огнеупорного кирпича рдели тусклым красным жаром. Гроб медленно вдвинули в камеру.
Через минуту-другую пляшущие языки огня охватили его дальние углы. А еще через секунду весь гроб был объят белым пламенем. Дверь цепичи медленно закрылись за этим белым сиянием. Это и вправду было очень красиво.
Как хотелось бы, чтобы она знала о тех первых трепещущих, ярких огнях, такие они были чистые и так походили на нетерпеливые, но доброжелательные живые существа. Возвращение с похорон всегда связано с тяжелыми переживаниями. Ведь неизменно преследует мысль о том злосчастном теле, которое заточено в ящик, и в холодной мокрой земле ждет наступления сумерек. Но я чувствовал, Джейн ушла из жизни вся целиком, не оставив ничего, что стало бы разлагаться и загрязнять землю. Так она пожелала.
Хорошо было думать, что она ушла из жизни, как должно уходить духу. Как и в случае с Шоу, русский ум отказывается верить тому, что тут сказано, и выдумывает какие-то оправдания. Или, на худой конец, русский решает, что чего-то не понял.
Но тут все понятно, и надо быть не пуганным русским дурачком начала прошлого века, чтобы не уяснить смысла сказанного. После трогательного рассказа о бесконечно любимой супруге и ее красивом и очень духовном сожжении в духовке Уэллс приступает к изложению своих сексуальных подвигов. Например, таких я специально подобрал эпизоды, которые были еще при жизни горячо любимой жены.
Ривз, прежде чем вернуться в Кембридж для пересдачи экзамена по этике, уехала якобы для занятий в одиночестве в несуществующий коттедж несуществующей подруги. На самом деле она присоединилась ко мне в снятой квартире. Там мы несколько дней никак не могли насытиться друг другом, что ни в малой мере не помешало ее успеху экзаменаторов. Помню, когда нашу кладью погрузили в поджидавшие такси, мы замешкались на лестничной площадке, недоуменно подняли брови и радостно вернулись в комнату, в которой жили, чтобы в последний раз с готовностью кинуться в объятия друг.
И во время долгих прогулок, когда мы оказывались за городом, мы не упускали случая. Как забавно было взять у церковного сторожа ключ, чтобы осмотреть колокольню и заниматься любовью под самыми колоколами. И опять в лесу по дороге домой. Нам нравилось ощущать легкий привкус греховности, которые нам придавали мерки того времени. И мои воспоминания о тех приключениях по сей день отнюдь не омрачены раскаянием, но освящены приятным возбуждением и радостью.
Или вот... Однажды в номере Times, который Ребекка Уэст прихватила с собой, мы увидели письмо миссис Хемфри Уорд, которая осуждала нравственный климат молодого поколения, а за одной молодой писательницей УЭС. Мы прочитали это вслух, разделись под деревьями и прямо на этом детище миссис Уорд занялись любовью. Потом мы опять оделись, черкнули спичкой и подожгли его. Таймс возмущенно вспыхнул, опал и, сгорая, скорчился, почернел, стал хрупким и распался на обрывки, подхваченные налетевшим ветром. Вот такая кремация Таймс.
Мы много такого вытворяли. Вместе с ее немецкой компаньонкой Теппи мы отправлялись в туристические походы и останавливались в маленьких сельских гостиницах. Дважды мы ломали кровати, и забавно было слушать, как Элизабет, она и сорока килограммов не весила, объясняла на своем превосходном и таком милом немецком, почему ночью ее кровать рухнула.
Это не чудовищное лицемерие, тут что-то другое. Сомневаюсь, что Буэллс написал такое в 1900 году. Нельзя это назвать ипотажем сексуального анархиста. Таковым Уэллс никогда не был. Это вселенская шмась расслабленного слюневого маразматика, не соображающего, что он несет. Маразматика, конечно, английского, это да, тут ничего не скажешь. Но с другой стороны, обратите внимание, маразматика, сохранившего общий интеллект и обладающего цепкой памятью.
Интимные мемуары написаны Уэллсом в возрасте 70 лет. А за год до этого он написал свою главную футурологическую работу «Облика грядущего». И то, что эта вещь написана человеком в таком состоянии, в общем, ребенком, оказавшимся без личного присмотра.
Подобно Шоу, он сжег в крематории не столько жену, сколько мать. Так вот это заставляет в этой забытой и никому неизвестной книге Уэлса отнестись очень внимательно. Информации для вдумчивого чтения там еще больше, чем в личных мемуарах.
А пока остановимся на приключениях писателя, оказавшегося в 1927 году. То есть в возрасте 61 года без попечительного присмотра любящей и все прощающей жены. У Леонида Андреева есть рассказ «Оригинальный человек». Я считаю, его надо экранизировать и показывать по интернету американцам, чтобы они убились об стену.
Маленький чиновник на корпоративе признался, что любит негритянок. Негритянок он не любил, а просто таким образом решил выщелкнуться и обратить на себя внимание. Ему это вполне удалось. Вскоре слух о необыкновенном чиновнике дошел до директора департамента. Ему это очень понравилось.
Теперь он мог хвастаться интересной достопримечательности перед коллегами. Это что, а вот у меня-то какой озорник служит? Говорит, негритянок ему подавай, ей-богу, коллежский регистратор из шестого отдела. Озорняка поощрили, выписали прибавку к жалованию и женили на негритянке из цирка. Пошли дети.
Сообщение о том, что Уэллс большой шелунишка, приятно порадовала начальство. Разврат разрушил его личность потому что развратником Уэллс не был. Но это же обстоятельство способствовало его карьере. Думаю, во многом из-за этого его сделали главы пен-клуба. И дело тут не только в компроматте.
В то время как жена Уэллса умирала от рака, он стал открыто жить с Адетой Кюн. Кюн была голландская еврейка из Стамбула и кадровой сотрудницей Intelligence Service. Кроме того, она была скандалисткой и скандалисткой пишущей, сейчас бы сказали Жижиской. Ну, не сейчас, а лет десять назад. Сейчас ЖЖ благополучно забыли, для молодого поколения это такое же неизвестное слово, как, например, пейджер.
Кюн спала со всеми подряд, лесбиянила, наркоманила, снималась голой и все это описывала в многочисленных романах, повестях, рассказах, эссе и интервью. Разумеется, безбожно приукрашивая. Внешность у нее и в молодости была на любителя, а в момент отношений с Уэллсом она превратилась в вытасканную прошмандовку. Уэллс построил для нее виллу во Франции и жил там по полгода, вполне официально и принимая высоко поставленных гостей.
Как себя вела Кюн? Да вот так. Приходит в гости чопорный английский министр с женой. Прислуга сервирует стол, за столом начинается беседа о погоде. Вдруг Кюн говорит: Слушай, папаша, а как ты относишься к пидорам? Министр заливается краской. Кюн, опрокинув очередную рюмку, продолжает. Ну, что замолчал? А ты часом сам не пидор? Глаза смотреть!
Уэллс толкает ее ногой под столом. И он кричит, хули ты пихаешься, утварь? Уэллс тоже заливается краской и шипит. Ведите себя прилично. Чего? Кончай ссылку из себя строить. Ты же сам меня всем этим словам научил, а за пидоров я ничего не имею. У них детей нет, уже плюс.
Ну, почему это терпело Уэллс, понятно. Почему терпели это измывательство высокопоставленные гости, тоже загадка небольшая. Ну, товарищ майор, немного выпил, бывает. Следует понимать, что цирк — это, кроме всего прочего, коммерческое предприятие, отделенное от государства и государственного бюджета. То есть деньги государством выделяются и очень большие, но что упало, то пропало. А что добыто в поле, идет в общак, который дербанится аристократами.
При этом не львиная, конечно, но существенная доля идет Виндзорам за крышевание. Деятельность КГБ после 1991 года — это такая же пародия на английскую тайную полицию, как и Советский Союз писателей.
У нас существует совершенно неверный образ британских разведслужб. Он тщательно культивируется, и жертвой этого мифа становятся не только, например, жÔуманные украинцы и армяне из ФСБ, но в значительной степени и сами англичане. Английская тайная полиция — это преступная организация, банда уголовников, и нравы там самые простые.
Как Уэллс общался с Адеттой Кюн и как она общалась с ним. Ну, они там занимались сексом на люстре, нюхали кокаин задним проходом и так далее. Это понятно. У Элсу было очень весело, и он до поры до времени не задумывался, а кем его считает Адетта Кюн. Он полагал по умолчанию, что она считает его высокостатусным писателем, да еще богатеем. Однако Кюн считала его фраером.
То есть, конечно, она считала его писателем и богатым человеком, потому что так было на самом деле, но она его считала также фраером, потому что он и был фраером. Он, например, так до конца жизни и не понял, что на него прошмандовки из Intelligence Service, ну, я это так называю, такой организации в Англии нет, это для детей, так вот на него играли в карты, кому доить.
Он был пожилым пиздострадальцем, извините за Дим-Димовщину, сорящим деньгами на своих любовниц. А нужно ему было немного, и водорост уже не тот, да и запросы вполне стандартные. Его хватало на два качка. И Адетта Кюн, конечно, была много лучше Марии Будберг. Кюн никогда бы не исполнила Уэлса, и такое никогда не приходило в голову. Пошутить, налить старику касторки в шампанское или приклеить бумажку на спину — это да. А вот чтобы дать снотворного и затем хладнокровно задушить в спальне подушкой — это вряд ли.
Это сделала Будберг, профессиональная убийца. Кюн дала Уэлсу интимное прозвище «Педукака». Когда Уэллс уезжал в Лондон, они вели бурную переписку, которую Уэллс подписывал «Твой Педукака». В конце концов, Кюнь эти письма опубликовала, на что Уэллс заявил, что письма между любовниками должны быть неприличными, и его мало заботят описание их постельных утех.
Это, конечно, было хорошей миной при плохой игре. Ч. Кюн стала рассылать десятки эпистол по общим друзьям и знакомым с деталями их отношений. Думаю, детали были красочные. Сын Уэлса в 1984 году опубликовал интимные мемуары своего отца без купюр, ну, с одним английским новым. Он выдрал из рукописи 50 страниц, посвященных отношениям с Кюн. Учитывая все, что попало все-таки в издание, можно себе представить, что осталось за кадром. Впрочем, при желании можно восстановить и утерянные детали.
В перемешку с ориентировками в тайную полицию Кюн писало романы, разоблачающие Уэллса. Уэллс в перемешку с тайными прожектами пакосничества Америки и Германии писал романы, разоблачающие Кюн. А третьи лица писали романы, живописующие взаимоотношения сладкой парочки. Англия — страна писателей, писателей, реалистов. И в этом ее неимоверная слабость. Не только потому, что писатели эти большей частью бездарны, и общий уровень английской литературы ужасающий.
А и потому, что реализм англичан примитивный в силе «все, что вижу, то пою». С фантазией у паразитов большие проблемы. Паразит — это реалист Волленс Ноллинс. Он смотрит не на Луну, а на кожный покров донора. После смерти жены Уэллса товарищ майор планировал выйти за него замуж, тем более, что у знаменитого писателя обнаружили слабую форму диабета, которую Кюн перепутала с диабетом суровым. Убивать она не умела, но подождать у постели умирающего, чего бы не подождать.
Уэллз же оказался здоровеньким, да еще свалил от нее к другому майору Марии Будберг, что и вызвало бурную реакцию. Как известно, англичане общаются сами с собой. Будберг была типичным английским изделием. Уэллс наивно полагал, что общается с родственницей Петра I — его словами русской аристократкой.
А общался он с ирландской хулиганкой, с проломленным носом, способной за вечер выдуть три бутылки джина. Но Мура выросла в России и, конечно, была человеком русской культуры. Поэтому заметки о ее характере в чем-то верны и свидетельствует о наблюдательности Уэллса и как писателя-реалиста, и просто как представителя нации наблюдателей.
наблюдатели за животными и за людьми. Ум у Муры не выдающийся и не оригинальный, но очень живой, широкий и проницательно острый. Гибкий ум, не стальной. Она мыслит чисто по-русски, пространно извилисто и с той философской претенциозностью, что присуща речи русских, которые всегда идут к заранее известному им заключению окольными путями.
Я говорю, что она мыслит чисто по-русски, потому что, как я подозреваю, в самой структуре русского языка и в традиции русской литературы есть известная дефектность, которая сообщается тем, кто изъясняется по-русски. У англичан необходимость контролировать себя находится в крови. У Мура этого и в помине нет.
Такого своевольного и порывистого существа я в жизни не видел. Однако ей присущая и удивительная мудрость. Она может вдруг пролить свет на какой-нибудь вопрос, точно солнечный луч, прорвавшийся сквозь облака в сырой февральский день. В общем, о том же самом в свое время сказал Иван Павлов.
При болезненной нервной системе, при ее парадоксальном состоянии теряется восприимчивость к действительности и остается восприимчивость только к словам. Слово начинает заменять действительность. В таком состоянии находится сейчас все русское население. И вообще я должен высказать свой печальный взгляд на русского человека.
Русский человек имеет такую слабую мозговую систему, что он не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действительностью, а со словами. У Павлова Уэлс был вместе со своим сыном-биологом, знающим русский язык. Но примечательно, что он увидел.
Объективно Павлов был английским агентом влияния в российской академической среде, в своей массе не только германофильской, но и состоящей в значительной степени из немцев. В этом была необыкновенная ценность Павлова для советской власти, из-за чего ему прощали открытые и вызывающие антисоветскую позицию. Ведь в 20-е и 30-е годы в СССР шла подспудная борьба между английской и германской агентурой. Однако весьма характерно, что вместо русского реликта, который до поры до времени оставили в советской криптоколонии.
Наивный Уэлс увидел в Павлове прообраз галактических навиопов, касту экстерриториальных ученых-летчиков, которые будут всем заправлять в конце XX века. У двоих внуков Павлова детская с настоящей гувернанткой. Сомневаюсь, есть ли еще хоть одна гувернантка на всей советской территории Когда мы вышли от него, мой сын сказал, как странно провести целый день вне советской России.
Неплохо замечено, подумал я, но если мы вне советской России, то где же мы были в гостях? Все не так просто. Назвать это прошлым нельзя. Может быть, это маленький островок интеллектуальной свободы. Кусочек мировой республики ученых — мимолетный образ будущего мироустройства. О, да!
Не буду опять углубляться в отношения Уэлса с Мурой, приведу только один пример поразительной слепоты. Будберг была человеком Брюса Локкарта. Это был ее непосредственный начальник и сожитель, с которым она служила рука-об-руку 30 лет. Кто такой Локкарт с точки зрения Уэллса? По его словам, это ничтожество и прохвост. С этой характеристикой можно согласиться.
Локкарт ничтожная мразь с заячьей губой. Человек еще хуже его латышского подельника Петерса, ставшего заместителем Дзержинского. Но чем тогда лучше Мура? Интересно, что Уэллс обращает внимание на ее лживость, но относит это к области женского качества. Одинаково трудно сказать что-либо определенное и об ее уме, и о ее нравственных устоях, хотя я стараюсь изо всех сил. Я поймал ее на мелком вранье и на умении довольно долго утаивать правду, и то и другое, мне кажется, часто никак не мотивировано.
Она обманывает непреднамеренно Просто такая у нее манера, и небрежно обращаться с фактами. Она хочет, чтобы к ней хорошо относились. В каждом случае для каждого человека у нее своя роль, но ей не достает последовательности. Во многих отношениях она еще точно подросток, одаренный богатым воображением.
Узнав, что Мура тайком была в СССР в момент его поездки в США, а затем в Россию, когда он встречался с Рузвельтом и Сталином, он аннулировал завещание на ее имя. К этому времени он считал ее своей женой. Ее поддержка была ему очень важна в Америке, а в России, учитывая ее связи, имела критическое значение.
Впоследствии отношения были восстановлены, хотя Уэлсу не хватило ума понять, что его сожительница действовала вовсе не по прихоти, а по точному расчету, и, более того, по приказу. В бытовом плане Будберг было много умнее у Элса и Горького. Сначала она убила Горького, а затем у Элса. Убийство Горького было важным политическим заданием. А Уэллс был убит по научению Локкорта, сильно нуждающегося в деньгах.
Глубоко внутри Будберг была все же человеком не русской, а английской культуры. Думаю, у нее не было у Уэллса ничего личного, а Горький ей вообще нравился. Просто это бизнес. В тысяче сорок шестом году престарелому фантасту было 79 лет. Но выглядел он бодрячком и мог прожить еще лет десять. Только зачем?
Ум его слабел, здоровье неизбежно ухудшалось, а денег у него было много. Если сделать все чисто, сам на том свете спасибо скажет. 100 тысяч фунтов Муре и Локорту — гораздо большее суммы и права на произведения детям и внукам. Все по-честному. Разумеется, вот это очень важный момент, очень важный момент.
Уэллс относился к Муре точно так же. И, несмотря на все уверения в любви, которыми пронизаны его мемуары, он с удовольствием бы посмотрел, как его подруга корчится в печи крематория. Убивать бы не стал, Уэллс не убийца, ни в коем случае. Но помечтать, как бесконечно любимая Мура откинет коньки, почему бы не помечтать.
Уэллс вспоминает, как в начале 1936 года предрекал в глаза Мурину смерть. Я пророк. Я знаю, каков будет конец наших отношений. Когда я превращусь в сморщенного старика с или слышным голосом, ты расхвораешься у меня на руках и помрешь. Да непременно. А обо мне не подумаешь позаботиться. Будешь есть и пить, когда не велено, и на этом тебе придет конец.
Когда будешь умирать, я постараюсь, чтобы уход из жизни не был для тебя мучителен. На твоих похоронах я, наверное, заработаю двустороннюю пневмонию. Ты не желаешь, чтобы тебя кремировали, как всех порядочных людей. Ты настаиваешь, чтобы тебя закопали в землю, и, разумеется, будет по-твоему.
День будет промозглый, ты уж постараешься, а ведь это так на тебя похоже. Я провожу тебя в последний путь и приду домой подавленной, укутавшись в пальто, с первыми признаками простуды, которая меня доконает.
Последнее предложение отнесем насчет британской корректности. План Уэллса на случай смерти обожаемой Муры. Конечно, были другие. Ну и говорил он с ней, конечно, не вполне серьезно, понимаете, это знаменитый английский юмор. Сначала англичанин шутит, что он вас убьет. А потом как-то случайно вот и вдруг умираете, что является для него огромным горем.
После фантазии лондонского мечтателя о ее смерти Мура Будберг жила еще очень долго и пережила Уэллса на 30 лет. Но когда Мура умерла, полагаю, она встретилась с Уэллсом в своем английском раю. Вероятно, он похож на огромную комфортную печь крематория с глазком. И Уэллс ей сказал: «А ловко ты меня исполнила?» Мура подмигнула и ответила: «А то». И они радостно рассмеялись.
На этой, во всех отношениях камерной и теплой ноте, закончим наше повествование о личных отношениях Уэллса. Поляки очень гордятся своим англоязычным писателем Джозефом Конрадом. По их мнению, это лишний раз свидетельствует, что Польша — це Европа. Сами англичане, однако, придерживаются другого мнения.
Джозеф Конрад в миру Иосиф Корженевский действительно уехал из родного Бердище в Великобританию, женился на англичанке и стал английским писателем. Он опубликовал много произведений и вошел в среду местных литераторов. Англичане сочли его своим. Этому во многом способствовало следующее обстоятельство.
Конрод — это, кстати, не псевдоним, а новая фамилия. С 17 лет плавал на английских судах и прошел все ступени морской карьеры от молодого матроса до капитана. Герберт Уэллс, естественно, общался с Конрадом и посвятил ему несколько страниц своих мемуаров. Об отношении Уэллса к полякам мы скажем в другой лекции.
А пока замечу, что лично к Конраду Уэллс относился с пренебрежением. И это был общий тон со стороны коллег-литераторов. Конрад лебедил и заискивал перед англичанами. При этом язык он знал недостаточно и постоянно допускал грубые ошибки в произношении. Англичане над Конрадом откровенно потешались.
Он этого не понимал, а когда понимал, ему объясняли, что это такая английская фишка, называется юмор, и обижаться тут нечего. Недалекий Конрад чесал затылок, говорил «а понятно», и успокаивался иногда. Человек, он был конфликтный, все время искал повод обидеться, и этот повод обычно находил, как и положено поляку. И, как положено поляку, эта обида часто была не в попад. Людей, которые над ним глумились, он считал друзьями, а тех, кто к нему был равнодушен и относился к заклятым врагам.
В англосаксонской культуре слово «поляк» является синонимом слова «дурак» и служит для оскорбления собеседника. Вряд ли вы об этом знаете, хотя, вероятно, слышали американские анекдоты про поляков. Ко всем иммигрантам в США относятся очень терпимо. Даже к проблемным евреям и ирландцам. Но поляки достали.
Прагматичные американцы очень не любят откровенных дураков. Советую посмотреть по этой теме англоязычную Википедию. Получите большое удовольствие. Там утверждается, что американцев приучили к польским анекдотам немецкие иммигранты. Вот интересно, что они тогда их не приучили к антисемитизму. А кроме немецких иммигрантов, в этом виноват Советский Союз. Страна, где поляки 70 лет изображались утонченными интеллектуалами и благородными рыцарями.
Морские романы Конрада по-своему интересны. Среду английских моряков и сленг он знал хорошо. Но прочее его произведение находится по ту сторону добра и зла. Самым известным неморским романом Конрада является «Тайный агент». Сюжет там такой.
В Лондоне начало прошлого века под легендой мелкого торговца живет русский шпион. В своей лавке он продает порнографические открытки и презервативы. Куратором шпиона является сотрудник русского посольства Монголоид Владимир. Владимир приказывает шпиону взорвать Гринвичскую обсерваторию.
Господа, я понимаю, что это очень смешно, но возьмите себя в руки, взорвать Гринвичскую обсерваторию от имени подставной революционной организации. Взрыв должен скомпрометировать русских анархистов перед британским правительством. Тогда их вышлют из страны, а может, и отдадут кровавому царскому режиму на расправу. Однако из-за криворукости в результате взрыва погибает слабоумный брат супруги русского шпиона, и она в отместку закалывает мужа ножом в сердце.
Как водится, запутанное дело хладнокровно распутывает офицер Скотланд-Ярда. На первый взгляд, это бред дернувшегося русофоба. Но на самом деле никакого бреда здесь нет. К началу 20 века анархизм превратился в террористическое крыло интернационала. Анархисты по всему миру убивали министров и глав государств, грабили банки, организовывали взрывы в театрах и музеях. Почему и зачем конкретно это делалось, нам в свое время, надеюсь, расскажет клетчатый, но современникам бросалось в глаза одно странное обстоятельство.
Главной штаб-квартирой террористов являлся Лондон, а деятельность анархистов распространялась на все государства мира. Кроме Великобритании и Доминионов. Вот такой парадокс. С самого начала во главе интернациональной банды террористов стали сажать русских диц-председателей из аристократов. Сначала Бакунина, а затем Кропоткина. Это наводило не по уму пытливых интеллигентиков на ложный след, но все же никак не объясняло отсутствие терроризма на территории Англии.
Вообще-то терроризм там был, но это был терроризм ирландских националистов, в отличие от анархистов, имеющих вполне понятные цели. Не строительство социального вечного двигателя, а создание независимого ирландского государства. В английских средствах массовой информации ирландских патриотов изображали неандертальцами, которые сами не понимают, чего хотят. И параллельно восторгались мужественной борьбой анархистов.
Ребята это чудаковатые, многого не понимают, но очень хорошие и бросают в публику бомбы с рубленными гвоздями исключительно из благих побуждений. Но тогда выходило, что если анархисты взорвут бомбу в лондонском метро или организуют покушение на ее королевское величество, это должно быть воспринято респектабельными английскими газетами как стремление к правде и свободу.
И тогда получается совсем смешно. Убивают короля Италии — это хорошо, а убивают короля Англии — это плохо. Как же так? Очкарики могут начать чесать затылки. Вот решению этого генома Ньютона и посвящена книга Конрада. На самом деле попытка покушения на Гринвичскую обсерваторию была, точнее, ее сфабриковали. Англичане рядом с обсерваторией взорвали какого-то несчастного французского иммигранта и заявили, что он хотел обсерваторию уничтожить, но из-за своей криворукости подорвался сам.
От взрыва не было даже царапины на стене, никаких показаний француз не дал, но беспристрастный английский суд быстро установил истину дедуктивным методом. После этого нанятые тайные полиции хулиганы забросали камнями траурную процессию французских иммигрантов и разгромили их клуб. Дата провокации, 15 февраля 1894 года, была выбрана не случайно.
Годом назад анархисты взорвали бомбу во французском парламенте, а 12 февраля 1994 года анархист взорвал Парижское кафе. Когда его спросили, зачем он это сделал, ведь там обедали невинные люди, он ответил, что они все достойны смерти, потому что довольны существующим положением вещей. И он сожалеет о том, что убил слишком мало этих подонков. Возмущенные французы сделали запрос в Англию, где находилось гнездо французских анархистов.
И через три дня французский иммигрант бросился взрывать Гринвичскую обсерваторию. Англичане сказали французам, что они сами страдают от их континентального терроризма. Вы трудящихся там у себя доводите, а страдают ни в чем не повинные британские ученые. Однако от дела оставался нехороший осадок.
Спору нет. Доказано, что в Англии тоже есть анархический террор. Но с другой стороны, а что здесь плохого? Ведь англичане сами говорят, что анархисты хорошие, и взрывать бомбы штука полезная. Почему же они арестовали несчастного террориста с оторванной рукой и вывороченными кишками, и тут же его задопрашивали насмерть?
Они должны были по логике наградить отважного революционера орденом и организовать в больнице отдельную палату с усиленным питанием и красивыми медсестрами. Роман Конрада решил эту трудность. Француз, несомненно, действовал по наущению царской охранки. Именно эта организация организует террористические атаки против англичан от имени якобы анархистов. Эти анархисты люди, обманутые русскими, или просто русский шпион.
Ну, вы на это можете возразить. Позвольте, ведь российское государство являлось главной мишенью террористов тогда. Ну а Азеф на что? Руские сами себя подрывают. Элементарно, Ватсон.
Вот теперь вы понимаете, кто выдумал русским Азефа, кому могла прийти в голову эта параноидальная идея. Ведь гештория про провокаторство Азефа, так же как распутение ада, это сочинение на заданную тему. В жизни так не бывает. Это сочинил какой-то человек, может быть, даже один и тот же. Я, конечно, не думаю, что это Конрад, но думаю, этот человек Конрада читал.
Несмотря на большую рекламу, книга «Тайный агент», изданная в 1907 году, раскупалась плохо. Но в 30-е годы ее экранизировал Хичкок. И сейчас эта отвратительная стряпня считается классикой детективного жанра. Англичане и американцы сделали по ней 10 экранизаций, в том числе многосерийных, и в добавок поставили оперу.
Пересол привел к тому, что в конце концов какой-то сумасшедший поляк отождествил себя с персонажем книги Конрада, анархистом по имени Профессор, и стал в США рассылать по почте письма с бомбами. Гениальные американские сыщики не могли его поймать двадцать лет. Хотя вычислить его было несложно. Он подписывался в отелях фамилией Конрад. И чтобы совсем никто не догадался, фамилией Корженевский.
В ближайшее время американцам предстоит близко познакомиться, так сказать, с поляками поляков, то есть с украинцами. Думаю, результаты будут еще более впечатляющими. Эпоха гиперинформации выбирает средостения между субъектом и объектом. Если вы инспирируете дурака, дурак имеет все возможности также инспирировать вас. Эта инспирация будет дурацкой и уже поэтому смертоносной. Даже при самых благих намерениях. Что не делает дурак, все он делает не так.
Англичане и их заокеанские коллеги все время строят умные комбинации, где от шара используют дураков. Но в античности ум всегда сочетался с неделанием. Первое, что понимал человек, войдя ум, этот тезис Сиди тихо и не выщелкивайся. Живи тихо и незаметно. Английский ум деятельный, а ум ли это, мы еще вернемся к этой мысли.
Я рассказал вам о Конраде не только для того, чтобы позабавить вас случаем литературного кретинизма, но и с целью более серьезной. Дело в том, что роман «Тайный агент» был посвящен Герберту Уэллсу. Ну, так неожиданно. Еще более неожиданно, что об этом факте Уэллс умалчивает в своих мемуарах.
Хотя, как я уже отметил, о Конраде он рассказывает довольно подробно. Похоже, что Уэллс не хотел акцентировать внимание на этом факте. Потому что в контексте книги это посвящение кому? Очевидно, работнику невидимого фронта.
У Уэллс, кстати, не был куратором Конрада, его куратором был Голсуорси. Посвящение книге Голсуорси можно было бы объяснить вассальными отношениями, но с Уэллсом они были просто коллегами. Наиболее логичное объяснение подобного поступка в том, что Уэллс посоветовал ему написать эту книгу, указав на гринвичский инцидент и желательность его литературной обработки. Ну и, разумеется, гарантировав, что шаг Конрада в правильном направлении будет замечен и поощрен.
А это указывает на то, что уже тогда, в 1907 году, Уэллс активно работал на английские разведслужбы. Хотя сам он сообщает о своих связях с Intelligence Service только после начала Первой мировой войны. Мы об этом факте говорили в недавней лекции.
Точно так же Уэллс очень мало рассказывает о своей первой поездке в Россию, внезапной и никак не мотивированной. Это произошло в начале 1914 года, перед началом Первой мировой войны. Россия, по его словам, до 2017 года его не интересовала. Ну вот выходит, интересовало.
интересовало очень, потому что, например, он надоумел сына учить русский язык. И составил протекцию первой русскоязычной школы в Англии. Это было задолго до революции 2017 года. Подобное поведение было бы понятно, если бы Уэллс был русофилом и всерьез интересовался русской литературой. Но этого не было.
Поразительный факт: во время первой поездки в Россию Уэллс не встречался с русскими писателями, хотя его книги были уже очень популярны. В тогдашней России его интересовало что-то другое. Если суммировать скудную информацию, похоже, что он инсталлировал у нас проанглийские ложи и готовил революцию 1914 года, 2014-го, а не 17-го.
Почему этим занимался не неприметный высокоградусник, а именно Уэллс? Наверное, потому что он имел всемирную славу, а англичанам было нужно подсветить тему. То есть показать немцам, что в России назревают новые революции, опять инспирируемые англичанами. Ситуация еще до сараевского убийства должна была быть в России нестабильной. Она и была нестабильной.
У нас начались массовые забастовки. Немцы были уверены, что в этих условиях русские не проведут быструю мобилизацию. Дума заблокирует военные кредиты. А затем при первых неудачах на фронте, как и в случае русско-японской войны, в стране вспыхнет революция. Ну, так англичане сказали немцам.
Все так и произошло только тремя годами позже, после того как Германия была обречена. И революция в России вспыхнула не после поражения, а накануне военного триумфа. Пришлось пойти на такую херсонскую нескладушку. А тогда, в 1914 году, революционная ситуация в России исчезла сразу после начала войны, как по мгновению волшебной палочки. Причем к ужасу немцев к войне на стороне Франции и России присоединилась Англия. Вот такой сюрприз.
Иными словами, шпионская миссия Уэлса 1914 года, как и миссия Саммерсета Мойма, 1917 года, мы об этом говорили в одной из лекций, изначально задумывалась как фиктивное. О чем ни Уэллс, ни Моем не догадывались. Им и не надо было догадываться. Ни тот, ни другой не были профессионалами. Кого готовили в единственных Великобритании средней школе с преподаванием русского языка, я думаю, вы понимаете. Инициатором этого проекта был английский писатель Уэллс, и он всю жизнь оказывал дирекции школы существенную поддержку.
Напомню, что английские шпионы часто работали в России под легендой писателей, а зачастую и были писателями. В соответствующем разведцентре их учили вести типовые разговоры с русскими, и разговоры эти в силу специфики русской цивилизации должны были идти прежде всего на литературные темы.
Кто учил англичан разговаривать с русскими, точнее, имитировать разговоры с русскими, англичане всерьез разговаривают только сами с собой? Об этом мы расскажем в начале следующей лекции. До новых встреч.
