Cher lecteur:Грядущее искупление

Грядущее искупление ("Неопалимая купина" Д. Галковского) Грядущее искупление

  Новый рассказ Д.Е. Галковского не имеет традиционного подзаголовка "святочный" и порядкового номера, что, при явной склонности автора к упорядочиванию и систематизации окружающей реальности, намекает на некоторую неординарность текста, выбивающую его из колеи привычного порядка вещей.

  В одном из диалогов в старом ЖЖ Галковский как-то заметил, что целью собственного художественного творчества ставит (естественного в числе прочего) провоцирование читателя на выбор, добровольный выбор между принятием неумолимой логики описываемых событий ("взгляд крысы") и возможностью, пусть даже зажатым в угол, сказать "нет" и выйти из навязанного, кажущегося непрошибаемо правильным сценария ("взгляд человека").

  Поэтому, читая Галковского, следует постоянно оглядываться и ловить себя на мысли "все верно, так и должно быть", и, если такая мысль появилась, нужно вернуться на шаг назад и поискать пропущенную там развилку.

  Не будучи водолазом, скользну по поверхности и отмечу некоторые моменты, показавшиеся мне забавными.

 

Ех ungue leonem.

  Самое интересное в рассказе, конечно, догадываться о контурах и содержании прекрасного нового мира, который прямо не показан, но предполагается за декорациями, вне Резервуара N 1 (отсылка к ВП N 1 у Оруэлла), бывшей Америки.

  Динамика внешнего процесса задана четырьмя относительными датами:

  - когда-то ("давно") в анонимной атомной войне погибли США.

  - 40 лет назад на фоне публичных массовых аутодафе состоялась первая глобальная высылка человеческого шлака ("бывших людей").

  - 30 лет назад в Америку на "Феликсе" прибыл Сол.

  - 20 лет назад Резервуар N 1 структурировали Контролёры.

  Информации мало, но попробуем все же разобраться что к чему.

  Со Штатами более или менее понятно - крах выжившего из ума гегемона при содействии и ко всеобщей радости оставшегося человечества под руководством "каменщиков".

  Далее следует кратковременное торжество "каменщиков".

  Затем происходит нечто, что можно назвать Всеобщей Игровизацией.

  Технология впервые отрабатывается на "плотниках". Суть ее - в сведении человека до уровня юнита из компьютерной игрушки, в идеале - само программирующегося NPC, выполняющего определенный порядок действий в определенное время в рамках некоторого игрового процесса, из которого нельзя выйти, так как любое действие или бездействие оценивается в логике игры.

  Психология подобного юнита, входящего в структуру Конгломерата, хорошо описана в "Святочном рассказе N 4".

  "Плотники" - как игровая сеть за короткое время подчиняют себе все.

  Попытка "окончательного решения вопроса" с "бывшими людьми" - это их осознанное действие. Так они пытаются убрать все потенциальные точки кристаллизации новых игровых сообществ (по религии, половым пристрастиям и т.д.), подобных их структуре, так как сама технология возгонки - очень проста и потому опасна. Для них идеальное подвластное общество - однородная масса абсолютно серых людей, где каждый во всем равен каждому.

  На это же этапе идет идеологическая накрутка населения  - прошлые "каменщики" хуже зверей.

  Собственно простота технологии их и губит. Юнит - не человек. Ему все равно и у него нет обязательств ни перед кем, кроме самой игры. Поэтому "плотники" в какой-то момент дробятся на десятки кланов, истребляя материнский.

  Из этого мира воюющих друг с другом Конгломератов по доброй воле ушел Сол. По обе стороны океана царила бесчеловечность, но разного рода. Поступок человека - выбрать более честную сторону. Выбор предоставлялся. Поэтому на "Счастливом" он отправился в новую жизнь.

  Структурирование Резервуара N 1 означало повышение его пищевой ценности. Дела в Старом Свете шли, видимо, так хорошо, что на каком-то этапе отброшенная почти в каменный век Америка, населенная полудикарями, стала представлять угрозу, конечно, не сама по себе, а в контексте взаимной войны кланов. Отсюда - введение  согласованного всеми института Контроллеров, препятствующего излишней концентрации ресурсов и сил.

 

Назад в будущее.

  Как это часто бывает у Галковского, взгляд в будущее на самом деле во многом проясняет прошлое.

  Аналогии очевидны. Америка - это Рим и западная часть империи в результате гражданской войны с подачи восточных друзей пришедшая в полное запустение. Старый Свет - Византия.

  Торжество Константинополя на развалинах Рима было не долгим. Там тоже произошла своя Игровизация: партии Ипподрома из императорского прикола стали вдруг силой, их члены - фанатиками, сначала просто, а потом религиозными, ну и понеслось: "синие" стали резать "зеленых", "зеленые" "синих", "синие" позвали "белых", "зеленые" "красных", потом шороху навели "красно-белые".

  Контроллеры в этом контексте - это объединенные в ордена (придуманные на Востоке) рыцари (из местных), держатели замков, контролирующие дороги бывшей империи, будущие феодалы.

  Из рассказа становится понятно, что имеет в виду Галковский, когда говорит о тотальном господстве Востока над Западом в первой половине загадочной Трубы.

 

Сол.

  Сол, конечно же, русский. Игра со словом "купина" (ударение, почему не просто куст) возможна только на русском. А имя - прикол.

  Дело в том, что если приглядеться, то можно заметить, что безалаберные и рисковые пилоты из серебристого вертолета - русские, русскими же составлялись забавные пароли внутренней линии.

  То есть весь внешний мир рассказа - русский, но только отчасти.

  Он оказывается справедливым в античном смысле, как роковая неотвратимость заслуженного наказания, но одновременно бесчеловечным, античеловечным, тесным и душным как свидригайловская закоптелая баня с пауками, и в конечном счете - бессмысленным.

  Ну, хорошо, вломили гадам, а дальше что?

  А дальше ничего. Замкнутая на себя аккуратность Аккуратного.

  Поэтому соловское - "я тогда лучше буду евреем в Америке" - выход из бесконечной баньки на свежий воздух. Поступок.

 

Папа.

  Сцена аутодафе с вдруг узревшим "истину" отцом Битараса безусловно срежиссирована, в ней нет никакой случайности. Только у него во рту не было резинового мяча.

  "Плотникам" она нужны была для того, чтобы с одной стороны показать степень фанатизма "каменщиков" (реально не верующих, 99 из 100 которых произнесли бы формулу отречения сразу и без оговорок даже без угрозы костром) для населения ("старорежимные звери"), а с другой - градус собственной упоротости в религиозных вопросах (а мы, когда захотим - еще хуже).

  Кроме того это был сигнал всем будущим "бывшим" - вовремя отрекитесь и останетесь живы.

  Цифры же 5632 и 216 наводят на мысль, что может это и не папа был вовсе, а кто-то другой, неизвестный, градусом повыше, а Тарасу Тарасовичу просто от ужаса показалось, что это отец его спас, и он всю жизнь в это верил и рассказывал другим какой его папа хороший, почти как бог.

  Впрочем, я не силен в "каменщицкой" математике.

  Но кто бы ни был этот человек, согласиться сыграть роль в дьявольской пьесе, а потом без запинок исполнить ее, вытерпев муку приближающейся смерти и крикнув то, что надо и когда надо, не забежав вперед - признак большой силы и воли.

  Впрочем, и здесь может быть только мираж, ведь мы видели сцену как бы издалека, из крайних рядов, глазами которые заволок ужас, и кричал может быть не человек, а микрофон.

  Режиссер спектакля не может полагаться на чужую волю.

 

Муса.

  То, что Муса становится главой клана после смерти отца, означает отказ от естественного права, потому что вдруг выясняется, что "не в силе бог, а в правде", не в пробойнике и поджигах, а в словах, пусть и косноязычно сказанных.

  И "правда" оказывается у Мусы.

  Здесь интересна сцена у костра с забежавшим вперед Битарасом.

  Битарас все время что-то болтал, но его, сбрендившего старика, никто не слушал. Никто, кроме Мусы, который ухватил и понял суть управления территорией запустения, схему.

  Где, кто, что, как.

  А со схемой можно работать. И подняться. Горящий куст - свидетель. И папа, кричащий из него слова истины.

 

Библейские мотивы.

  Очевидно, что рассказ является пародией на библейскую историю Моисея. Но, как и всегда у Галковского, это не только и не столько пародия.

  В контексте концепции Трубы это еще и попытка рационализации кажущегося сейчас абсолютно бессмысленным мифа: как все могло бы быть, если попробовать убрать глухие телефоны.

  С другой стороны сам этот миф был только почвой, на которой должно было вырасти нечто другое.

  В Православии Неопалимая купина символ не только старозаветной, но и новозаветной истории, прообраз Богородицы.

  Поэтому у мертвого мира рассказа, как подсказывает нам Дмитрий Евгеньевич, есть некоторая надежда, очень  маленькая, но есть.